Война на Кавказе. Перелом. Мемуары командира артиллерийского дивизиона горных егерей. 1942–1943 - Адольф Эрнстхаузен

Мы днями и ночами сидели или лежали на жестких деревянных полках вагонов третьего класса. Поезд с отпускниками, возвращающимися на фронт, медленно тянулся через всю Украину. Но гораздо больше, чем возвращающихся отпускников, в поезде ехало личного состава пополнений, которые должны были восполнить потери на фронте после кровопролитной зимней кампании и в ходе еще продолжающихся боев в районе окружения советских войск под Харьковом. Вместе со мной ехал на фронт также и мой будущий коллега Циммерман, высокий капитан с севера Германии, по многомудрому указанию вершителей судеб из управления личного состава переведенный из береговой артиллерии в артиллерию горную.

Погрузившись каждый в свои думы, мы с ним молча смотрели в сгущающиеся за вагонным окном майские сумерки. Подобно мрачно волнующемуся морю, за стеклом вагона до самого горизонта меланхолично тянулись широко раскинувшиеся черноземные степи – темная однотонная местность. Лишь кое-где иногда появлялись и тут же исчезали тусклые огни человеческих поселений, обычно скрытых в низинах.

На следующее утро наш поезд остановился в небольшом городке, который скорее был похож на большое село. Неподалеку от привокзальной станции были видны купола церкви. Поскольку поезд должен был стоять здесь более часа, мы с Циммерманом вышли из вагона, чтобы осмотреть эту церковь. Дверь в нее оказалась закрытой. Бедно одетый человек, по-видимому церковный служка, стал возиться с громадным ключом, открывая нам дверь. Внутренний вид церкви нас буквально ошеломил. Она была полностью обновлена. У стен еще стояли леса для реставраторов. Они проделали аккуратную и отличного вкуса работу. В новых окладах на стенах висели иконы тонкой работы.

Вскоре появился священник, старый, оставшийся, вероятно, еще с царских времен поп, высокорослый, с ястребиным носом, выдающимся между худыми аскетическими щеками, длинноволосый и с ниспадающей волнами внушительной бородой. Воздев длинную худую руку, он благословил нас и в немногих словах выразил свою признательность германским солдатам, которые возродили деградировавшую при большевиках до магазина церковь, а теперь еще и помогли прекрасно расписать ее.

Наш поезд сделал двухчасовую остановку в Кировограде. Здесь мы с капитаном Циммерманом должны были отметиться в местной комендатуре – чистейшая формальность; после чего нам предстояло следовать к месту расквартирования нашей дивизии. Времени для этого было, как мы посчитали, вполне достаточно. Однако это оказалось нашей ошибкой…

Писарь объяснил нам, что уже 12.30, поверка личного состава закончилась; так что нам надо дожидаться завтрашней поверки, которая состоится в 12.00, и тогда доложиться господину полковнику.

– Ну а где сейчас господин полковник? – спросил я писаря.

– Здесь, в соседней комнате.

– Тогда ступайте к нему и доложите, что майор фон Эрнстхаузен и капитан Циммерман находятся здесь по пути на фронт, просят немедленно ему доложиться, поскольку их поезд должен отправиться в четырнадцать часов.

Писарь удалился и вскоре вернулся со словами, что господин полковник сегодня больше рапортов не принимает. Нам придется задержаться до завтрашней поверки.

– Тоже мне транзитный полубог! – сказал я Циммерману. – Все точно как в Первую мировую!

Пылая от ярости, мы забрали наш багаж с поезда и понесли его в офицерскую гостиницу, «самый фешенебельный отель города», если только этот хлев вообще можно было назвать отелем: совершенно запущенное помещение, несмотря на следы попыток очистить его от грязи и пыли. В комнатах стояли только грубые столы и лавки, кровати с постельными принадлежностями и набитыми соломой матрацами, разумеется, все покрытое слоем пыли. В туалетах стульчаки были разбиты, смыв не действовал. Примитивные отхожие места во дворе, которые проживающие в «гостинице» также могли использовать, оказались неимоверно загаженными.

Сам город больше всего напоминал этот «отель». (До 1924 г. назывался Елизаветградом. Возник в 1754 г. как крепость в царствование Елизаветы Петровны – для защиты от набегов крымских татар и поддерживавших их турок. – Ред.) Облупившиеся фасады немногих домов еще помнили времена царей, на них можно было различить померкший блеск давно прошедших эпох. Но в течение десятилетий здесь явно ничего не делалось для их поддержания в былом состоянии. На того, кто, как мы, приехал сюда из тогда еще не разрушенной Германии, вид такого русского города действовал угнетающе.

Через несколько месяцев подобные города стали мне казаться даже приятными по сравнению с еще более примитивными русскими селами.

На базарной площади мы обнаружили маленькую, но на удивление чистую столовую, в которой готовили хорошие русские блюда по весьма низким ценам. Нас обслуживала пожилая, усталая и согбенная женщина в старом и поношенном платье. Я удивился, когда она бегло заговорила с нами на хорошем немецком языке. Оказалось, что она происходила из немецкой крестьянской семьи переселенцев на Украину, где они некогда благодаря своему трудолюбию приобрели значительное поместье и состояние, сохранив при этом свой немецкий и крестьянский образ жизни. Ее муж пропал четырнадцать лет назад (т. е. в 1928 г.) в ходе кампании по ликвидации крупных крестьянских хозяйств (т. н. раскулачивание. – Ред.). С тех пор она больше не получала от него никаких вестей. Эта женщина явно была много моложе, чем выглядела. Но она вела себя так, как будто ее жизнь уже прожита. Она рассказала нам все, что мы хотели у нее узнать, но каким-то безучастным голосом и с погасшим взглядом, словно дела этого мира ее уже нисколько не интересовали.

– Когда началась война с Германией, мы здесь думали: теперь Германия пропала. Мы думали, что никто не может противостоять громадной Красной армии. Ведь русские целых двадцать лет готовились к войне.

(До начала 1930-х гг. Красная армия была бледным подобием царской армии мирного времени (в первой половине 1914 г. численность русской армии достигла 1 млн 423 тыс. чел., а в Красной армии в 1928 г. было 586 тыс. чел., включая авиацию, флот, войска ОГПУ и конвойную стражу). Только в 1930-х гг. она стала превращаться в современную армию. Невероятными усилиями советское руководство сумело в десятки раз увеличить боевую мощь вооруженных сил к 1941 г., а их численность довести до более 5 млн чел. – Ред.)

– А что теперь здесь думают о нас?

– Поговаривают, что германские солдаты лучшие в мире, поскольку они могут побеждать Красную армию. Люди здесь радовались было тому, что немцы говорили, будто они хотят нас освободить. Народ верил, что они снова принесут независимость Украине. Надеялись, что они снова сделают нас свободными, что не надо будет работать в колхозах, что можно будет снова торговать. Но потом стали понимать, что Гитлер хочет сделать нашу землю германской колонией, и тогда хорошее мнение о немцах изменилось. Теперь говорят: «Германская армия – это хорошо, но те, кто следует за ней, очень плохие, немногим лучше русских комиссаров. Пусть уж лучше нас притесняли те, прежние. Они все-таки наши земляки, а не чужаки, как немцы».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});