Ярослав Мудрый. Князь Ростовский, Новгородский и Киевский - Валерий Есенков

Военная мощь восточных славян оказывается сломленной в самое неподходящее время. Не успевают отступающие отряды возвратиться к родным очагам по Днестру и Днепру, как в приимчивые причерноморские степи вступают авары, более злые, жестокие, сильные, чем кочующие здесь осколки рассеянных гуннских племен. В русской традиции эти авары именуются обрами. О них Повесть временных лет рассказывает жуткие, почти неправдоподобные вещи:

«В те времена существовали и обры, воевавшие против царя Ираклия и чуть было его не захватившие. Эти обры воевали и против славян и примучили дулебов – также славян, и творили насилие над женами дулебскими: если поедет куда обрин, то не позволял запрячь коня или вола, но приказывал впрячь в телегу, трех, четырех или пятерых жен и везти его – обрина, – и так мучили дулебов. Были же эти обры велики телом, а умом горды, и Бог истребил их, умерли все, и не осталось ни одного обрина. И есть поговорка на Руси и доныне: “Погибли как обры”, – их же нет ни племени, ни потомства…»

Не успевают авары передвинуться в придунайские степи и по этой причине бесследно и бесславно исчезнуть из легендарной русской истории, причерноморские степи занимают кочевые булгары, тоже тюркское племя, в стародавние времена увлеченное завоевательным движением гуннов и надолго остановившееся на пастбищах нижнего течения Волги, на западе известное как болгары. Теснимые с востока хазарами, приблизительно половина булгар передвигается глубже на север и заселяет среднее течение Волги, другие, попавши в зависимость к более агрессивным аварам, какое-то время кочуют в ковыльных степях от устья Днепра до устья Дуная, ещё дальше, подобно аварам, оттесняя земледельцев-славян в лесистые пространства между средним течением Днепра и Днестра. Несмотря на отступление восточных славян, Восточная Римская империя не успевает свободно вздохнуть и привести в порядок истощенные, не выходящие из боя войска. В Малой Азии, далеко на востоке, пределы громадной империи тревожат хищные толпы иранцев, в таком количестве и так агрессивно, что все военные силы империи приходится бросить на крайний восточный рубеж. В крепостях по Дунаю и в горных проходах Балкан остается слишком мало защитников, чтобы отражать тысячи и тысячи воинов, что ни год нападающих с севера. Западные славян вновь жестоко грабят Иллирию и Фракию, доходят до так называемых длинных стен, возведенных для безопасности Константинополя императором Анастасием и приносят в чужую, чуждую их представлениям и нравам страну те навыки жизни, которые столетиями приобретались в лесных, разрезанных реками, речками и ручьями чащобах и в непрестанных столкновениях с бессчетными племенами хищных кочевников. Они с легкость преодолевают Дунай и любые другие речные преграды, так что Маврикий Стратег утверждает, будто равных им в этом искусстве он не встречал. Они предпочитают биться в лесах, теснинах, на обрывистых берегах, избегая открытых пространств, ловко пользуются засадами, внезапными натисками, военными хитростями, превосходя византийцев. К такого рода полупартизанской войне отлично приспособлено их ручное оружие: по два коротких копья на каждого воина, поскольку с длинными копьями невозможно развернуться в лесу, деревянные луки с небольшими юркими стрелами, наконечник которых пропитан растительным ядом быстрого действия, лишь немногие имеют щиты, прочные, большие, громоздкие, трудно переносимые с места на место, может быть, оттого, что им удобнее прятаться за деревьями, не прибегая к щитам. К удивлению просвещенного византийца, они оказываются сметливыми и переимчивыми, очень скоро осваивают оружие своих высокомерных противников и пользуются их оружием даже лучше своих невольных учителей, при осаде крепостей применяют машины, берут города.

Что хуже всего для безопасности северных рубежей Восточной Римской империи, к славянам сбегаются посаженные на землю рабы и колоны, недовольные высокими данями, тоскующие по свободе, насильно отнятой греками. Ещё не растеряв в постоянных передвижениях и походах первобытного представления о высоких достоинствах справедливого равенства, они всюду разоряют и грабят богатые виллы византийских рабовладельцев, уже сами затронутые неравенством, они отягощают свои обозы добычей и вовсе не прочь поживиться плодами чужого труда, впрочем, тоже с некоторым проблеском справедливости, так что арендаторам и свободным крестьянам они говорят:

– Выходите, сейте и жните, мы возьмем с вас только половину того, что с вас берет император.

Привыкшие к земледелию, сорванные с насиженных мест только на время поразившего их племенного распада, они сами охотно садятся на землю как свободные землепашцы, но уже отделившись от рода, большими семьями, объединяясь для защиты своих интересов в соседские общины, а потому очень скоро жажда добычи отодвигается на второй план, из заурядных грабителей, какими были и орды кочевников, они превращаются в завоевателей, которые при первой возможности оседают на захваченных землях и все свои силы отдают производительному труду.

Императоры Восточной Римской империи далеко не сразу и с большим опозданием оценивают по достоинству эту извечную тягу славян к мирному земледельческому труду. Византийские дипломаты вновь плетут свои хитрые сети и склоняют авар к наступательному союзу, не озабочиваясь последствиями в том критическом положении, в какое попала империя, лишь бы остановить всё более настойчивые, далеко заходящие набеги славян. Авары, потешившись вволю над мирными земледельцами, живущими на Днепре и Днестре, проникают в Паннонию, создают, видимо, не без помощи или при попустительстве византийцев, кочевую империю, так называемый Аварский каганат, и требуют даней с расселившихся по левобережью Дуная славян. Вчерашние воины, эти новые землепашцы вновь берут в руки оружие и на требование авар отвечают приблизительно так:

– Родился ли на свет и согревается ли лучами солнца тот человек, который подчинил бы себе нашу силу? Не другие нашей землей, а мы чужой землей привыкли владеть. И мы уверены в этом, пока будут на свете мечи и война.

Затем следует кровавая схватка, в которой были разбиты авары. Расчет византийских дипломатов проваливается. Союз с аварами оборачивается новой напастью. Побитые славянами, авары ведут войны с Восточной Римской империей, время от времени продолжают беспокоить победоносных славян и ввязываются в войну с империей Каролингов. Нерасчетливо распылив свои военные силы, авары в один несчастный день отваживаются осадить Константинополь, терпят под его мощными стенами жестокое поражение, и Аварский каганат внезапно и бесследно исчезает с лица земли, как прежде бесследно исчезла эфемерная империя гунна Аттилы.

Освободившись таким образом от авар, славяне вторгаются на Балканы, вновь опустошают Фракию, Македонию и Фессалию и теперь уже в этих краях, отложив в дальний угол оружие, беспрепятственно расселяются на захваченных землях, как на своих собственных, по свидетельству Иоанна Эфесского. Они стремительно богатеют, разводят табуны лошадей, имеют золото и серебро, на всякий случай держат много оружия.

Однако не успевают боевые дружины возвратиться к благородному и привычному земледельческому труду, не успевают обжиться на плодородных равнинах, как с менее благодатного севера скатывается новая волна воинственных переселенцев, которые вновь подступают под длинные стены Константинополя. Император спешно собирает все наличные силы, и один из его полководцев наносит поражение отрядам пришельцев на реке Эргинии и под Адрианополем, на тех же выжженных солнцем холмах, где были истреблены легионы Валента, и вытесняет разрозненные шайки из Аттики, тем не менее Балканы по-прежнему остаются под контролем славян.

Как ни редеют дружины в боях с более искусными, более организованными византийцами, они с такой быстротой пополняются новыми пришельцами с севера, что всего четыре года спустя славяне вновь подступают к Константинополю, а ещё год спустя достигают Пелопоннеса. Только после того, как удается приостановить нашествие персов, Восточная Римская империя получает возможность бросить против славян испытанные войска под командованием лучшего полководца своего времени Приска. Тем не менее война затягивается на девять лет. Армия Приска переправляется на левый берег Дуная, захватывает большую добычу и множество пленных и всё-таки удержаться не может и возвращается за Дунай, а славяне как ни в чем не бывало продолжают грабительские набеги на полуостров. Собравшись с духом, византийская армия решается ещё раз переправиться на левый берег Дуная, но уже во время переправы теряет один из отрядов и возвращается вспять. Воспользовавшись замешательством византийских стратегов, не ожидавших такого конфуза от диких племен, славяне проникают в глубинные районы Балкан и берут в осаду крупнейший из городов Фессалоники. Правда, крепость им не дается, несмотря на умелое применение осадных машин, таранов и катапульт, и все-таки византийской армии приходится отказаться от наступления на левый берег Дуная. К тому же подкочевавшие из причерноморских степей новые орды авар наносят поражение одному из виднейших византийских стратегов, и византийской армии приходится вовсе отойти от Дуная.