Жирафка - Славка Поберова

Надо заметить, однако, что для жителей Праги спартакиада — довольно серьезное испытание. В дни праздника население столицы чуть ли не удваивается. Трамваи меняют маршруты — большинство их направляется на стадион, автобусы переполнены, в магазине не протолкнешься к прилавку. Подобных неудобств можно найти значительно больше, но все они сразу становятся несущественными, как только вы попадаете наконец на стадион, где собралось уже не менее двухсот тысяч человек, и тогда уже неважно, сидячее или стоячее у вас место. Время течет незаметно, а перед вашими глазами развертывается фантастически-прекрасная картина.

А если вы участник спектакля, который разыгрывается на этой необыкновенной сценической площадке? Если ваш городской, районный или сельский коллектив по конкурсу прошел для участия в торжествах в Праге, на Страговском стадионе? Это непередаваемо прекрасно, это незабываемо! Чтобы вы получили более точное представление о том, что я вам сейчас рассказываю, приведу пример. Вот что случилось у нас в 1980 году. Целый год перед этим мы с четырехлетней тогда дочкой занимались в тренировочной группе родителей с детьми — репетировали спортивные композиции для участия в спартакиаде. Упражнения были рассчитаны по возрастным категориям. Нам обещали, что для самых маленьких, если пойдет дождь, будут приготовлены плащи. А когда дождь собрался на самом деле, родители отказались от плащей — подумаешь, малыши сделают свою пирамиду за каких-то несколько минут, не размокнут же дети за это время, не сахарные! А если будет особо горячее солнце, детям дадут шляпы… Итак, мы тренировались, репетировали. Конечно, репетиции эти были для детей скорее игрой: в соответствии с замыслами дети на руках пап и мам превращались то в самолеты, то в рюкзаки, мало того — они пытались даже делать стойки! Дочка моя была в восторге, и стойку, которая вызывала у нее серьезнейшие опасения, она освоила в совершенстве, только чтобы ее не отстранили от репетиций. Конкурс на городской спартакиаде мы выдержали и прошли на общегосударственную, на Страговский стадион! Дочери исполнилось пять лет, и она очутилась в гигантском котле стадиона, она слышала аплодисменты, напоминающие порывы бури, и так разволновалась, что вечером у нее поднялась температура. Почти весь следующий день девочка горько плакала — она снова хотела на стадион, а ее не пускали…

На Спартакиаде-80 ваши ровесницы, подростки, выступали в фиолетовых купальниках с белыми помпонами, а музыкальное сопровождение номеров немедленно сделалось хитом всех дискотек. В 1985 году самый большой успех на спартакиаде выпал на долю девочек еще моложе, а песня о распускающихся цветах, которую исполнял во время выступления наш известный певец Михал Давид, благодаря удачнейшему выступлению девочек стала еще популярнее, чем была до тех пор. Какая песня станет самой популярной во время Спартакиады 1990 года, еще неизвестно, но дело не в этом, а в том, что наряду с конкурсом гимнасток происходит и неофициальный конкурс песен, и это тоже входит в программу спартакиады.

Похоже, я достаточно уже рассказала вам о наших спортивных праздниках, но, скорее всего, вы узнали о них не очень много. Все же надеюсь, что и эти незначительные сведения помогут вам лучше понять историю моей Жирафки. И это самое большое мое желание. Правда, есть еще одно, еще большее: мне хочется, чтобы вам интересно было читать об этой девочке — Гелене, она же — Жирафка.

Глава 1

— Ну, мама, ты совсем свихнулась!

Признаю, что я перебрала. Но папа не обратил внимания.

— Как будто ты ее не знаешь, — заметил он мне, не отрываясь от каталога.

— Оставил бы в покое эти розы, тем более они у тебя еще не посажены, — сказала мама. — Тебе рукопись сдавать.

— Пан Частек дал мне каталог только до завтра; уж не знаю, где он все это достает, но к осени он мне обещал выписать такой же. Нет, вы только посмотрите, как прекрасна эта «Несравненная Бьюти»! Она меняет цвет, когда распускается. «Красная звезда» у нас, конечно, есть, они очень похожи, но мне хотелось бы и ту…

— Главное, что ты прекрасно воспитываешь дочь! Разве это нормально, чтобы пятнадцатилетняя девочка так вела себя с собственной матерью?

Так я и знала, что тут не обойдется без нашей прекрасной Милуш. В левой руке кастрюля, в правой полотенце — выглядит, как настоящая кухонная скандалистка. Озабоченная, занятая делами, ничего не успевающая. И, как обычно, она всюду сует свой нос. Неужели она никогда не перестанет воспитывать? И стоит мне подумать, что я навсегда останусь ее младшей сестрой, у меня в глазах становится темно.

— Выражайся точнее, потому что несобственных матерей не бывает. Тем более Гелча, в конце концов, права, — так мама старается остановить Милины сетования. — Она ведь говорит вслух то, о чем ты молчишь. Что ж, наказывать за смелость?

Чем больше мама смеялась над ней, тем больше Милуш негодовала.

— Ну конечно, опять я виновата! Даже если Гелена нахалка. Конечно, это ваши заботы. Пусть так. Но меня приводит в ужас, что Бара и Катка с самого младенчества слушают ее и точно так же будут относиться ко мне.

А это уже мои заботы.

— Гелена всегда стояла за правду с самого раннего возраста. В каком это классе она обозвала учительницу поросенком? По-моему, учительница, измазавшись чернилами, и правда напоминала животное.

Отец в наши дебаты вмешивается не часто, зато по делу. Мы оба расхохотались и тем самым подлили масла в огонь бешенства Милуш. Пока я не выйду из игры, она не успокоится.

— Неужели вы не понимаете, что речь идет не о правдолюбии? — заверещала она.

Вот это на нее похоже: если больше нечего сказать, остается только включить сирену.

— Как вы не можете понять, что Гелена растет заносчивой. А когда вы соблаговолите это заметить, будет поздно. Я этого выдержать не могу. И зачем только я здесь живу?

— А где бы ты хотела жить? — закричал отец и стукнул каталогом по столу. — Дом огромный, сад точно парк. Чего тебе еще надо? Отделиться, иметь свою квартиру, когда столько людей нуждаются в жилье?

Вообще-то отец — человек мирный, но наша Милуш кого хочешь выведет из себя.

— Насколько я помню, тебе предлагали аспирантуру, и у Любоша хорошее место в Праге. — Мама хотела потушить разгорающийся пожар.

— Однако кончилось тем, что ты пошла в лаборантки. Где же твое хваленое теоретическое мышление? — заметил папа.

Тогда отец уступил, но не простил ей, что она не пошла по его пути: не поступила в аспирантуру, не стала кандидатом, потом доктором, закрыла себе дорогу к ученым званиям, а главное — к науке.

— Ну ладно уж, чего тут кричать! — Мама весело подмигивает мне, убежденная, что погасила готовую разгореться ссору. — Что зря воду в ступе толочь! У вас все хорошо, наверху совершенно отдельная квартира, все у вас там свое; не хочешь — вообще не ходи сюда.

Мила выглядела очень смешно: она держала кастрюлю, точно щит, — настоящий боец кухонного фронта! Я не выдержала и расхохоталась. Это была ошибка. Мила снова обратила на меня внимание.

— Мала еще надо мной смеяться! — набросилась она на меня.

— Так уж и мала, милая сестричка? Сама все время говоришь: без пяти минут два метра!

Тут уж я попала в точку. Даже наша Милуш не нашлась с ответом. Теперь и папа, и мама посмотрели на нее с упреком. Так тебе и надо! Я тебе еще добавлю!

— Могу с тобой поделиться ростом, а то ты скоро станешь поперек себя шире!

Я попала в самое больное место. Милуш все время переживала из-за своей полноты. Она меняла диеты, пыталась лечиться голоданием, а кончалось это неумеренным обжорством. Лучше бы она побольше двигалась!

— Вы слышали? Я сейчас разорву эту Жирафку!! — завопила она.

Куда пропало ее теоретическое мышление? И что у меня общего с этим животным? Если Мила и окончила биологический факультет, ума это ей не прибавило.

— Удивляюсь я вам; вечно грызетесь. Сестры, а как неродные, — вмешался отец. Милуш поняла эти слова как сигнал к примирению и пожала плечами.

Теперь отец смог полностью погрузиться в чудеса из мира роз. Он собирается осенью заложить розарий и теперь только об этом и думает и не может заниматься ничем другим. Мамины попытки вернуть его к научной деятельности заведомо обречены на неудачу, и мы это хорошо знаем.

— «Девушку с обложки»[1] я, пожалуй, не посажу: она цветет рано, но со временем становится некрасивой и разлапистой.

— Ох, мне бы твои заботы! — Милуш, оказывается, еще не успокоилась: она уже шла на кухню, но остановилась. — А все-таки мне хотелось бы знать, как ты в одиночку справишься со всеми этими розами. Ты пропадаешь на факультете с утра до вечера, Любош постоянно на работе, мама совсем помешалась на своей спартакиаде, а у меня хозяйство! — решительно закончила она.