Моммзен Т. История Рима. - Теодор Моммзен

Между тем в Риме обсуждался вопрос о мире с ареваками. Показательно для внутреннего положения Испании, что мирные предложения ареваков были отвергнуты в Риме, главным образом, по настоянию посланцев от существовавшей у ареваков римской партии. Они заявили, что, если Рим не хочет обречь на гибель преданную ему часть населения Испании, остается либо ежегодно отправлять в Испанию консула с соответствующей армией, либо же теперь показать решительный пример и наказать виновных. Поэтому послы ареваков были отпущены без окончательного ответа, и решено было энергично продолжать войну. Итак, весной следующего года (603) [151 г.] Марцеллу приходилось возобновить войну против ареваков. Однако, как утверждают, он не желал уступить славу окончания войны своему преемнику, прибытия которого он ожидал в скором времени; или же, что, пожалуй, правдоподобнее, он, подобно Гракху, считал, что мягкое обхождение с испанцами — первое условие длительного мира. Так или иначе, после тайного совещания римского полководца с самыми влиятельными представителями ареваков, под стенами Нумантии был заключен мирный договор. Ареваки сдались на милость победителя, но, приняв обязательство уплатить контрибуцию и выдать заложников, были восстановлены в своих прежних договорных правах.

Когда новый главнокомандующий, консул Луций Лукулл, прибыл в армию, он нашел, что война, для ведения которой он был прислан, уже закончена формальным мирным договором. Итак, рушилась, казалось, его надежда вернуться из Испании со славой, а главное — с деньгами. Впрочем, выход из положения был найден. По собственному почину Лукулл напал на западных соседей ареваков, в то время еще независимое кельтиберийское племя ваккеев, которое сохраняло самые дружественные отношения с римлянами. На вопрос испанцев, в чем они провинились, Лукулл ответил нападением на город Кауку (Кока, в 8 испанских милях на запад от Сеговии). Испуганные жители думали купить условия капитуляции ценой тяжелых денежных жертв; но римские войска вступили в город и без всякого повода перебили часть жителей, другую — обратили в рабство. После этого геройского подвига, стоившего жизни около 20 000 безоружных людей, поход римских войск продолжался. На их пути жители селений и городов или совершенно покидали их, или же запирали перед римлянами ворота, как, например, жители укрепленной Интеркатии и главного города ваккеев Паллантии (теперь Паленсия). Алчность попалась в свои собственные сети: ни одна община не хотела капитулировать перед вероломным полководцем; поголовное бегство жителей не только сокращало добычу римлян, но также делало почти невозможным долгое пребывание их в этих негостеприимных краях. Под стенами Интеркатии уважаемому военному трибуну Сципиону Эмилиану, побочному сыну победителя при Пидне и приемному внуку победителя при Заме, удалось убедить жителей заключись договор; он поручился за его выполнение своим честным словом, так как слову главнокомандующего никто уже не верил. Согласно этому договору, римская армия, получив скот и одежду, отступила. Но осаду Паллантии пришлось снять из-за недостатка в съестных припасах; римляне ушли, и ваккеи преследовали их до реки Дуэро. После этого Лукулл отправился в южную провинцию, где претор Сервий Сульпиций Гальба в этом году потерпел поражение от лузитан. Оба полководца провели зиму недалеко друг от друга: Лукулл в области турдетанов, а Гальба под Конисторгом. В следующем году (604) [150 г.] они совместно напали на лузитан. На берегах Гадитанского пролива Лукулл добился некоторых успехов в борьбе с лузитанами. Гальба достиг больших результатов. Он заключил договор с тремя лузитанскими племенами на правом берегу Тахо и обещал переселить их на лучшие места; но когда варвары в количестве 7 000 человек явились к нему за обещанными землями, римляне разделили их на три отряда, разоружили их, часть увели в рабство, часть перебили. Вряд ли кто-либо вел войну с такой жестокостью, алчностью и вероломством, как оба эти полководца. Однако, благодаря богатству, приобретенному таким преступным способом, один из них избежал обвинительного приговора, а другой даже не был привлечен к суду. Катон Старший еще на 85 году своей жизни, за несколько месяцев до смерти, пытался привлечь Гальбу к ответственности перед гражданами. Но слезы детей Гальбы и привезенное им золото доказали римскому народу его невиновность.

Испанские дела были снова предоставлены обычным наместникам. Причиной этого были не столько позорные успехи Лукулла и Гальбы в Испании, сколько вспыхнувшие в 605 г. [149 г.] четвертая македонская и третья карфагенская войны. Лузитаны, не усмиренные, а напротив, ожесточенные вероломством Лукулла, непрестанно опустошали богатую Турдетанскую область. Против них выступил римский наместник Гай Ветилий (607—608) [147—146 гг.] 2 . Он разбил лузитан и загнал все их войско на холм, где их, казалось, ждала неизбежная гибель. Договор о капитуляции уже был почти заключен, когда выступил Вириат. Это был человек незнатного происхождения; в юности он храбро защищал свои стада от диких зверей и разбойников, а теперь, в более тяжелых боях, он стал грозным вождем партизан. Он был в числе немногих, случайно спасшихся от вероломного нападения Гальбы; он предупреждал своих соотечественников не полагаться на честное слово римлян и обещал выручить их, если они будут ему повиноваться. Его слова и пример подействовали; войско объявило его своим начальником. Вириат приказал своим воинам отправиться отдельными отрядами и разными дорогами к назначенному сборному пункту. Сам же организовал из искуснейших всадников и самых надежных воинов отряд в 1 000 человек и с их помощью прикрывал отступление. Римляне, не имея легкой кавалерии, не осмелились на глазах неприятельской конницы дробить свои силы для преследования лузитан. В течение целых двух дней Вириат во главе своего небольшого отряда удерживал все римское войско. Затем ночью он внезапно исчез и поспешил к общему сборному пункту. Римский полководец отправился вслед за ним, но попал в искусно устроенную засаду. Потеряв половину своей армии, он был взят в плен и убит. Остатки его армии с трудом спаслись, укрывшись в колонии Картее на берегу пролива. На помощь разбитым римлянам спешно было отправлено с берегов Эбро испанское ополчение в количестве 5 000 человек. Но Вириат уничтожил этот отряд еще в пути. Во всей Карпетанской области он властвовал столь неограниченно, что римляне даже не осмелились вызвать его здесь на бой. Вириат, признанный теперь повелителем и царем всех лузитанских племен, умел при всем этом сохранить простой облик бывшего пастуха. Он не носил никаких внешних знаков своего сана, по которым можно было бы отличить его от простого солдата. Когда тесть его Астольпа, царек в римской Испании, устроил роскошный свадебный пир, Вириат не притронулся к золотой посуде и к прекрасному угощению и, посадив невесту на коня, ускакал с нею в свои горы. Из добычи он никогда не брал себе больше того, что уделял каждому из своих соратников. Только по высокому росту и меткой остроумной речи солдаты узнавали своего полководца. А больше всего его отличали необычайно умеренный образ жизни и энергия. Он всегда спал в полном вооружении, в битве сражался впереди всех. Казалось, что в эту глубоко прозаическую эпоху возродился один из героев Гомера. Далеко по всей Испании разнеслась слава Вириата; отважный испанский народ уже видел в нем героя, которому суждено разбить, наконец, оковы чужеземного владычества.

Следующие годы командования Вириата ознаменовались необычайными успехами в южной и северной Испании. Уничтожив авангард претора Гая Плавтия (608/609) [146 г.], Вириат заманил претора на правый берег Тахо и там нанес ему такое тяжелое поражение, что римскому полководцу пришлось в середине лета удалиться на зимние квартиры. Впоследствии Гай Плавтий был обвинен перед римским народом в том, что он навлек этим на римскую республику бесчестие; он вынужден был остаться на чужбине. Вириат уничтожил также войско наместника (по-видимому, Ближней провинции) Клавдия Унимана, разбил войско Гая Негидия и опустошил всю равнину на большом протяжении. На горах Испании водружены были победные трофеи, украшенные значками римских наместников и оружием римских легионеров. В Риме с изумлением и стыдом узнали о победах варварского царя.

Командование в испанской войне было теперь передано испытанному полководцу, второму сыну победителя при Пидне, консулу Квинту Фабию Максиму Эмилиану (609) [145 г.]. Однако Рим не решался уже послать на ненавистную войну опытных в военном деле ветеранов, только что вернувшихся из Македонии и Африки. Оба легиона, приведенные Максимом, состояли из новобранцев и были не намного надежнее, чем старая, совершенно деморализованная испанская армия. В первых стычках успех по-прежнему оставался на стороне лузитан. Тогда осторожный полководец Максим продержал свою армию весь остаток года в лагере близ Урсона (Осуна, к юго-востоку от Севильи), уклоняясь от сражения. Лишь в следующем году (610) [144 г.], когда его войско в мелких стычках приобрело боеспособность, он вступает в сражения с врагом, одерживает победы и после удачных боев отправляется на зимние квартиры в Кордубу. Но когда Максима сменил новый главнокомандующий — трусливый и бездарный претор Квинктий, римляне снова начали терпеть поражение за поражением. Квинктий тоже среди лета заперся в Кордубе, а отряды Вириата наводнили южную провинцию (611) [143 г.]. Преемник Квинктия, приемный брат Максима Эмилиана, Квинт Фабий Максим Сервилиан, посланный на полуостров с двумя свежими легионами и 10 слонами, пытался вторгнуться в Лузитанскую область. Однако после ряда сражений, не имевших решающего значения, и после штурма римского лагеря, который лишь с трудом удалось отразить, Сервилиан вынужден был отступить на римскую территорию. Вириат последовал за ним в провинцию. Но так как его войска, по обыкновению испанских инсургентов, внезапно разбежались, ему тоже пришлось вернуться в Лузитанию (612) [142 г.]. В следующем году (613) [141 г.] Сервилиан снова перешел в наступление. Пройдя местности, лежащие по берегам Бетиса и Анаса, он проник в Лузитанию и завладел многими поселениями. Много инсургентов попало в плен. Вожди — числом около 500 — были казнены. Тем из пленников, которые перебежали к неприятелю с римской территории, отрубили руки, остальных продали в рабство. Но и на этот раз испанская война сохранила свой характер коварства и непостоянства. После всех этих успехов римского оружия Вириат напал на римлян в то время, когда они осаждали Эризану. Он разбил их и загнал на скалу, где они оказались всецело во власти неприятеля. Вириат здесь поступил так же, как некогда самнитский вождь в Кавдинском ущелье: он ограничился заключением мирного договора с Сервилианом. Римляне признали лузитанское государство суверенным, а Вириата его царем. Этот договор не увеличивал могущества римлян и унижал их национальную честь. Но в Риме были рады отделаться от тягостной войны, и договор был ратифицирован сенатом и народом. Однако сводный брат и преемник Сервилиана, Квинт Сервилий Цепион, был недоволен такой уступчивостью, и сенат по своей слабости сначала уполномочил консула на тайную интригу против Вириата, а затем оставил без внимания открытое и неприкрашенное нарушение данного слова. Цепион вторгся в Лузитанию и прошел по всей стране до области веттонов и галлеков. Вириат уклонялся от столкновения с превосходными силами римлян и ловким маневрированием избежал встречи с неприятелем (614) [140 г.]. Но в следующем году (615) [139 г.] нападение возобновил не только Цепион, — в Лузитанию прибыло также войско Марка Попилия, освободившееся в северной провинции. Тогда Вириат стал просить мира на любых условиях. От него потребовали выдачи римлянам всех тех, кто перешел к нему с римской территории, в том числе и его тестя. Вириат повиновался. Часть выданных римляне казнили, другим отрубили руки. Этим дело не ограничилось. Римляне обычно не сразу объявляли побежденным их участь. Они предъявляли лузитанам одно требование за другим, — одно невыносимее другого. Наконец, от лузитан потребовали даже сдачи всего оружия. Тогда Вириат еще раз вспомнил об участи тех своих соотечественников, которых разоружил Гальба. Он снова взялся за меч, но было уже поздно. Его колебания посеяли семена измены в его ближайшем окружении. Трое из его приближенных — Аудас, Диталькон и Минуций из Урсона, — отчаявшись в возможности победы, добились у царя разрешения снова вступить в мирные переговоры с Цепионом; они воспользовались этим случаем, чтобы обеспечить себе личную амнистию и вознаграждение и продать врагам жизнь лузитанского героя. Возвратившись в лагерь, они уверили царя в самом благоприятном исходе своих переговоров, а ночью закололи его, когда он спал в своем шатре. Лузитаны почтили память своего вождя неслыханно торжественным погребением; двести пар борцов сражались на погребальных играх. Еще большую честь они оказали ему тем, что не прекратили борьбы, а на место погибшего героя избрали своим вождем Тавтама. Новый полководец набросал смелый план — отнять у римлян Сагунт, но он не обладал ни мудрой выдержкой, ни военными способностями своего предшественника. Поход на Сагунт окончился полной неудачей; на обратном пути во время переправы через Бетис лузитанское войско было атаковано, разбито и вынуждено сдаться на милость победителя. Таким образом, Лузитания была покорена не столько в честном бою, сколько изменой и убийствами, в которых участвовали и свои и чужие.