Паук приглашает на танец - Варя Медная

Спохватившись, что времени до ужина осталось совсем мало, я принялась за свой внешний вид: переоделась в положенное нам по статусу тёмно-малиновое платье со скромным воротничком, ополоснула лицо из кувшина с водой, распустила и смочила волосы — по-другому с ними никак. Следующие четверть часа я отчаянно боролась с колтунами, рискуя остаться вовсе без волос. Промелькнула даже мысль воспользоваться служебным положением. Совсем чуть-чуть, и волосок ляжет к волоску. Я почувствовала, как налились и зазудели кончики пальцев, но всё-таки сдержалась: если светящуюся ковровую дорожку ещё можно списать на услугу дому и хозяевам, то шикарная вечерняя прическа в этот перечень, увы, никак не вписывается.

Обидно обладать даром, который можно использовать лишь во благо другим. Но таково положение сословия, к которому я принадлежу. И это, говоря начистоту, не самый худший вариант. Я подумала о таких, как Ярик, для которых магия навсегда останется под запретом, и содрогнулась. Оглядев себя напоследок в зеркало, я осталась не то чтобы довольна, но, скажем так, удовлетворена и, глубоко вздохнув, отправилась на встречу с новыми хозяевами.

ГЛАВА 2

Пока я была в комнате, кто-то зажег настенные светильники, и теперь крошечные язычки пламени танцевали по обе стороны от меня, отчего казалось, что я иду по пылающему тоннелю. Я получила возможность хорошенько рассмотреть роскошную обстановку Ашеррадена. Тут, наверное, одна картинная рама стоит больше, чем моё годовое жалованье. Ярик был прав: заблудиться, ступая по освещенному пути, довольно трудно.

Я была на месте за пять минут до назначенного времени. В обеденной зале помещался стол длиною метров десять, в центре которого стояла ваза с цветами, а рядом — затейливое хрустальное блюдо с фруктами. Откуда-то сверху неслись звуки музыки. Подняв голову, я обнаружила в галерее над входом нескольких музыкантов. Они самозабвенно выводили что-то протяжно-лиричное.

Хозяева, как то и положено важным господам, заставили себя ждать. И я терпеливо дожидалась, наблюдая, как слуги накрывают на стол, и развлекаясь тем, что представляла себе нового работодателя. Я настолько увлеклась этим процессом, что чуть было не пропустила момент его появления.

Граф Ашеррадена, Кенрик Мортленд, оказался высоким худощавым мужчиной лет тридцати с небольшим. Бледное лицо обрамляли черные витые сосульки, а немного крючковатый нос и простой тёмный сюртук делали его похожим на ворона. К тому же его сиятельство хромал, уродливо выкидывая в сторону правую ногу и тем самым окончательно развенчивая миф о том, что благородная кровь может помещаться лишь в утонченном сосуде.

Увиденное меня удивило, если учитывать скандальную историю его женитьбы, некогда наделавшую столько шума при дворе.

— Милорд, позвольте представиться. Меня зовут Аэнора Кармель, и я прибыла сюда, чтобы учить ваших детей основам придворной магии и этикета.

Граф дернулся и изумленно воззрился на меня, как если бы с ним только что заговорило кресло, и не просто заговорило: оскорбило. Его лицо пересекла судорога, черные глаза под лохматыми бровями-гусеницами злобно вспыхнули.

— Какая приятная и неожиданная новость, Равен! — раздался позади меня холодный язвительный голос. — Оказывается, ты втайне от нас обзавелся миссис Фарроуч, да ещё и целым выводком в придачу. Мои поздравления, но даже не рассчитывай, что отпишу тебе Ашерраден в качестве свадебного подарка.

Я резко развернулась и увидела в дверях высокого ладного джентльмена, чуть помоложе первого, который только что произнёс эту фразу. Его рот был изогнут в полуулыбке, но вот невыносимо пронзительные голубые глаза — будто кто-то сунул ему в глазницы по топазу — оставались холодными. Холеное лицо, ленивые движения, небрежный тон, а главное, перекошенное от ужаса лицо мистера Берниса за его плечом (у старика разве что пена изо рта не шла. Надеюсь, его не хватит удар) явно свидетельствовали о моей ошибке.

— Мисс Карррмель, — прорычал старик, — позвольте представить вам будущего хозяина, графа Ашеррадена.

Вот теперь всё встало на свои места. Саркастичный граф был не просто хорош собой, а убийственно хорош. И дело даже не в правильности лица (широкие скулы и слишком полные для мужчины губы помешали ему попасть в ряды канонических красавцев), а в каком-то сочетании ленивой холодности и сдерживаемого напряжения. Отчего-то я сразу поняла значение слова «порочный», которым пестрели страницы романа, что я сейчас читала.

— Простите мою ошибку, милорд, — присела я в учтивом поклоне.

— Надеюсь, моих детей вы научите отличать графа от камердинера.

При этих словах бледное лицо слуги, которого я поначалу приняла за графа, пошло бурыми пятнами. Всего-то час на новом месте, а уже успела обзавестись недоброжелателем. Делаю успехи.

— Да, милорд.

Граф прошёл мимо меня и уселся с правого конца стола, закинув ногу на ногу. Мне он присесть не предложил.

— Подойдите ближе.

Я сделала, как он велел.

— Сколько вам лет?

— Двадцать, милорд.

Он вскинул брови.

— И уже определены в дом графа. Будем надеяться, вы продержитесь дольше, чем ваши предшественницы.

При этих словах мои пальцы непроизвольно сжались, но он, кажется, не заметил.

— Я привезла с собой рекомендательные письма.

Я протянула ему документы. Граф, даже не взглянув, передал их через плечо мистеру Фарроучу.

— Проверишь, всё ли на месте.

Тот хмуро вскрыл конверт ножом для фруктов и внимательно пробежал глазами написанное. Пока он вчитывался, граф бесцеремонно меня разглядывал.

— Вам придётся сменить платье.

— Простите, милорд? — щеки у меня против воли вспыхнули, затмив своей расцветкой платье.

— Фабиана не любит, когда слуги одеваются в кричащие тона. А у вас к тому же ещё и волосы неудобного цвета. Остригать вас не станут, но вот рыжий с малиновым — это уже перебор.

— Благодарю за заботу, любовь моя, — раздался за моей спиной глубокий завораживающий голос, заставивший сердце трепетать.

В залу вошла высокая стройная женщина лет двадцати шести. И если совсем недавно мне показалось, что граф хорош собой, то на её фоне он показался жалким уродцем (пусть это и не принято — сравнивать мужчин и женщин). Две толстые черные косы, перевитые золотыми лентами, спускались по точеным плечам и в районе лопаток сливались в одну. Казалось, именно их тяжесть заставляла красавицу держать спину так прямо, а подбородок — высоко поднятым. Шелковое платье глубокого синего цвета — под стать глазам супруга — выгодно подчеркивало все изгибы её фигуры, похожей на дивный музыкальный инструмент. Руки были по локоть закрыты перчатками, а в ложбинке между высокими грудями мерцала подвеска в виде сиреневой капельки.