Быть на-чеку! - Лев Зильвер

В этот памятный день Горнецкий тоже решил после службы работать дома.

Срочные бумаги, письма, планы заводов — все это нужно было разобрать, прочесть, ответить.

Был хороший весенний вечер. Медленно идя по улице, Горнецкий подумал, что недурно бы немного «зарядиться» перед работой.

Маленькая пивная, в которую он часто заглядывал, возвращаясь домой, гостеприимно раскрыла свои двери.

Вскоре он уже сидел за одним из столиков, с удовольствием попивая холодное пиво.

Дальнейшие события развертывались быстро.

Предоставим слово самому Горнецкому.

— Пива я выпил довольно много. Рядом два незнакомых мне лица завели разговор о войне. Вы понимаете, я же все-таки старый военный. Не утерпел, включился в разговор. Шел спор о военной технике. Я говорил, что наша техника значительно лучше и выше, чем в других государствах, и что спорить со мной нечего, так как я работаю в данной области и достаточно хорошо ее знаю…

Рассказывая все это на следствии, Горнецкий, однако, несколько скромничал. Он более хвастливо говорил о себе в пивной и, горделиво хлопая по портфелю, заявлял о вверенных ему больших тайнах.

В пивной было мало народу. В пылу спора Горнецкий не обратил внимания на то, что к его полупьяным рассуждениям внимательно прислушивается сидящий за соседним столом хорошо одетый мужчина лет сорока — сорока пяти.

Знакомство с соседом завязалось просто. Подсев к столу Горнецкого, незнакомец вмешался в разговор, горячо приняв сторону Горнецкого.

Два часа в пивной прошли скоро и незаметно. Горнецкий и незнакомец, отрекомендовавшийся бухгалтером Жириным, были уже друзьями.

Нежно поддерживая за талию своего нового друга при выходе из пивной, Жирин говорил:

— Так ты заходи ко мне. Компания у меня собирается неплохая: коммунисты, ответработники… Кстати, почему так рано домой? Было бы замечательно подъехать к ресторану «Ливорно» — посидеть часок.

Горнецкий пытался отказаться: у него сегодня еще масса работы.

— Ерунда, ерунда, — уговаривал Жирин. — Какой из тебя сегодня работник. Едем, завтра поработаешь побольше.

Уговорить было нетрудно. «Друзья» оказались в «Ливорно».

Горнецкий вначале чувствовал себя неважно. Мысленно ругал себя за то, что согласился ехать, но вскоре угрызения совести исчезли.

На эстраде оркестр доигрывал какой-то старенький вальс, сменившийся вскоре тягучей цыганской песней.

Приятели пили уже не пиво, а крепкое вино.

Бухгалтер Жирин по счастливой случайности только сегодня получил деньги и мог, как он говорил, позволить себе роскошь израсходовать с приятелем сорок-пятьдесят рублей.

Незаметно летели часы. Жирин усиленно подливал в рюмку Горнецкого. У последнего все сильнее кружилась голова.

Оркестр заиграл плясовую, Жирин стал просить Горнецкого, чтобы он сплясал.

— Кому как не тебе плясать, ты же военный, небось, лихо пляшешь…

Горнецкий был сильно пьян. Жирин казался ему простым, бесхитростным парнем.

— Эх, куда ни шло!

Положив портфель, спотыкаясь, вышел он из-за стола. Пять-десять минут лихо отплясывал, вызывая аплодисменты и смех пьяных посетителей ресторана.

Раскрасневшийся и довольный, он вернулся обратно к столику. Жирина не было. Решив, что приятель сейчас придет, Горнецкий спокойно уселся и стал ждать.

В отуманенное вином сознание не закрадывалось никакого подозрения. Кружилась голова. Чувствовалась небольшая, приятная усталость.

Только через несколько минут он вспомнил о портфеле. Портфеля не было. Чудовищность случившегося ошеломила Горнецкого. Лоб его покрылся испариной.

Он вскочил, оглянулся. Нет, Жирина не видно.

Бросился в раздевальню. Швейцар учтиво сказал, что приятель, с которым пришел Горнецкий, вышел минут пятнадцать назад.

Остаток ночи был кошмарным. Не говоря ничего жене, Горнецкий ждал с нетерпением утра, хоть и не представлял себе, что делать, что предпринять.

В 7 часов утра прозвучал звонок. Он лихорадочно сорвал трубку.

— Да, да, я — Горнецкий!

Голос Жирина:

— Ты, брат, извини меня. Просто сам не знаю, как это произошло. Был сильно пьян. Спьяну и портфель твой захватил. Извини, вынужден был посмотреть твой адрес и телефон. К счастью, обнаружил в портфеле записную книжку. Вот и позвонил…

Горнецкий был счастлив. Встретив Жирина по дороге на работу, он искренно тряс ему руку. Оба посмеялись над случившимся. Договорились встретиться.

Но в сознание Горнецкого вкралось сомнение. Ему все явственнее казалось, что Жирин в тот вечер не был пьян. Он восстанавливал в памяти эпизод за эпизодом, и подозрения крепли. Наконец, не выдержал. Встал, резко захлопнул дверь комнаты и быстрыми шагами, как бы боясь передумать, вышел.

Вскоре он сидел в кабинете следователя НКВД и подробно рассказывал о случившемся.

Дня через два произошла беседа и с «бухгалтером» Жириным, оказавшимся агентом иностранной разведки. По его собственному признанию, он успел снять копии с нужных ему документов.

Но шпион рискнул на большую игру: он вернул портфель, рассчитывая этим окончательно завоевать доверие Горнецкого и в дальнейшем еще полнее использовать его.

Игра оказалась сорванной. Совершив ошибку, граничащую с преступлением, Горнецкий все же нашел в себе мужество честно рассказать о случившемся и этим самым помог поймать и разоблачить шпиона.

Рассказ молодого инженера

Я окончил институт отличником. По разверстке наркомата был направлен на один из новых оборонных заводов.

Когда брал направление на завод, меня предупредили, что там не все благополучно. Аварии, простои, порча оборудования, систематическое невыполнение плана — все это было частым явлением на заводе.

Директор завода встретил меня приветливо. Ему, оказывается, давно обещали прислать инженера.

— Заждался, — признавался он.

Поговорив с ним немного о заводских делах, я убедился, что директор слабо в них разбирается.

Направились мы с ним к техническому директору.

Немолодой самоуверенный технический директор с самого начала предупредил:

— Имейте в виду, у нас не завод, а огромная экспериментальная лаборатория. Работа новая. Естественны некоторые недочеты, ошибки…

Уже на следующий день я включился в работу цеха. Шли дни. Рабочие, с которыми я сталкивался ежедневно, помогли мне разобраться в положении вещей.

Я начал отчетливо понимать, что необходима коренная перестройка работы. Нужно было изменить режим печей, которые при существующей эксплоатации разрушались и угрожали аварией. В цехе, а следовательно и на заводе, была постоянная угроза взрыва. Неправильно была также расставлена рабочая сила.

Я тщательно продумал эти вопросы и, наконец, решил поговорить с техническим директором.

Взял свои расчеты, выкладки и отправился к нему в кабинет: так-то, мол, и так, Василий Христофорович, необходимо многое менять. Только тогда будет сдвиг в работе. А иначе на воздух взлетим.

Но Василий Христофорович как-то криво улыбнулся и заметил:

— Молодо-зелено. Чересчур быстро сложные дела решаете. Ну, да ладно, оставьте мне эти материалы, я посмотрю, а вы зайдите ко мне через парочку дней домой, побеседуем.

Оставил я ему все свои материалы и ушел.

Не понравились мне тон его разговора, улыбка. Думаю: зайду в наркомат, поговорю, посоветуюсь. В тот же день я туда зашел, высказал свои подозрения. Из наркомата позвонили куда следует, и я направился туда и поделился своими соображениями.

Через пару дней пришел я к техническому директору. Он был не один. Сидел у него какой-то иностранец. Познакомились. Иностранец оказался представителем фирмы, у которой мы покупаем кое-какое оборудование. Посидели немного, поговорили о разных второстепенных делах. Иностранец усиленно приглашал закончить деловой день в ресторане.

Василий Христофорович толкает меня в бок: отказываться, мол, неудобно, нужный человек… Поехали. По дороге тот и говорит:

— Может, не в ресторан поедем, а ко мне в отель! Посидим у меня, поболтаем.

Поехали к нему. Из ресторана принесли вина, закуски. Пили крепко. Вижу, усиленно подливают мне мои приятели. Иностранец все хлопает меня по плечу: «Восхищаюсь, — говорит, — вашими молодыми специалистами, скоро вы стариков обгоните».

А Василий Христофорович вскоре достал «лейку» иностранца и предлагает:

— Давайте, я вас фотографировать буду.

Иностранец придвинулся ко мне поближе, и Василий Христофорович нас снял.

Возвращались мы очень поздно. По дороге я у Василия Христофоровича как бы невзначай спрашиваю:

— А когда о делах говорить будем?

— О каких долах? — изумился тот.

— Ну, о работе завода, цеха. По тем материалам, которые я вам передал.

И тут Василий Христофорович вначале намеками, а затем прямо заявил мне следующее: