Страна снов - Роберт Л. Андерсон

Иногда, сидя на крыльце, она представляла себе иную Одеа, живущую на другой ферме – или жившую много лет назад, когда здесь действительно была ферма. Та Деа тоже сиживала на качелях, отталкиваясь одной ногой. Занимательно представлять себе разные судьбы, стиснутые вместе или налипшие поверх друг друга, как шарики пенополистирола в коробке, но при этом отдельные, и каждая в своей реальности.

Интересно, альтернативная Одеа тоже любит маринованные огурцы?

Она вздрогнула от внезапного шелеста крыльев. На перила слетела черная птица, пропрыгала несколько дюймов и наклонила голову, глядя на Деа. На животе птицы красовалась большая ярко-красная клякса, будто она побывала в банке с краской.

– Привет, – Одеа извлекла из банки огурец. Вряд ли птицы любят огурцы, но попытка не пытка. – Будешь?

Птица отскочила. Ее глаза напоминали два темных камушка.

Деа любила птиц. Птицы – вестники; это слово она тоже узнала от матери. В словаре «вестник» определялся как «человек, который идет впереди и оповещает о приближении другого; герольд. Производное от в. “предвестник” означает предзнаменование, предостерегающее о грядущем событии».

Во снах птицы играли очень важную роль. Деа часто на них полагалась – птицы показывали дорогу назад. Сны путаные, изменчивые: иногда обернешься – и видишь, что коридор за спиной уже блокирован неизвестно откуда взявшейся стеной или резкой переменой пейзажа. Но птицы знали путь обратно – надо просто идти за ними.

– Голодный? – Деа снова попробовала поднести огурец незваной гостье.

Слева метнулся темный пушистый ком, и птица с криком вспорхнула с перил, увернувшись от неуклюжего прыжка Тоби. Кот плашмя грохнулся на ступеньки и кинулся в сад, словно надеясь, что птица передумает и влетит ему прямо в пасть.

– Тоби! – Деа вскочила, но кот уже скрылся из виду. Она пошла за ним, отводя тяжелые цветущие ветви, огибая кусты хризантем и пучки цинний, росших прямо на дорожке. Сад напоминал ей сны: нереально яркие краски и дурманящие ароматы, убаюкивающие, как колыбельная.

Тоби пролез под низеньким сгнившим штакетником, отделявшим сад от дороги. Деа уже давно не ходила в сны – может, целую неделю – и ощущала слабость. По лицу катился пот, сердце болезненно колотилось, хотя шла она не очень быстро.

Тоби прыгнул, как пружина, едва хозяйка подошла поближе, и битых десять минут Деа ловила кота у самого пруда Бернетт, где, строго говоря, начинался участок Уорренби (Голлум говорила, что они используют лишь четвертую часть своей земли).

– Попался, негодник, – сказала Деа, подхватывая Тоби. Кот был тяжелый, как толстый теплый коврик. – Твое счастье, что ты красавец, а то утопила бы тебя в пруду!

Кот лизнул Деа в подбородок.

Минуту она постояла, чтобы отдышаться, держась подальше от воды. От солнца пруд прикрывали густые кроны сосен и сикамор – редкое исключение в краю пожухших, сожженных солнцем бескрайних полей, тянувшихся насколько хватал глаз. В пруду отражались темно-пурпурные и зеленые тени.

Деа уже хотела вернуться, когда заметила красные шорты и шлепанцы, аккуратно сложенные на берегу. Она огляделась и заметила на дальнем конце пруда рябь и темный силуэт, который сперва приняла за животное. Но из воды вертикально поднялась рука, очертила полукруг, затем другая.

Она засмотрелась, как всегда, когда кто-то плыл. Парень не спеша пересекал пруд, создавая маленькую волну. И вдруг – Деа не успела отвернуться – он встал на дно и выпрямился.

У него было хорошее лицо – красивое, но не слащавое. Мокрые волосы слиплись колючками, нос кривой, будто сломанный. Волевой, чуть великоватый подбородок придавал лицу упрямое выражение.

– М-да, неловко, – сказал он без предисловий.

– Извини, – заторопилась Деа, сообразив, что ее можно принять за любительницу подглядывать или навязываться парням. – Я за котом… Я на тебя не смотрела.

– Да я не о том, – поморщился он. – Я… ну, об одежде.

Только тут до Деа дошло, что парень купался голым. То есть она ведет разговор с обнаженным молодым человеком.

– Я уже ухожу, – поспешно сообщила она.

– Подожди! Минуту подожди. Просто отвернись и глаза закрой, ладно?

Она услышала плеск шагов по воде, затем шорох одежды. Деа пыталась думать о чем угодно, только не о том, что меньше чем в трех футах от нее одевается парень. Она представила себе большой зал со статуями, прохладный и гулкий, который однажды видела в чужом сне.

– Все, можешь смотреть, – разрешил он.

Деа с удивлением увидела, что парень выше и стройнее, чем показалось в воде, – наверное, все сто восемьдесят пять сантиметров. Сложен он был как пловец – длинные руки, широкие плечи и тонкая талия.

– Ты не подумай, что я какой-нибудь нудист, – сказал он. – Я не знал, что сюда кто-то ходит.

– Никто и не ходит, кроме этого обормота. – Деа приподняла Тоби, радуясь, что руки заняты и не нужно придумывать, куда их деть. – За забор выскочил.

Парень почесал Тоби под подбородком. Тоби вытянул шею и замурлыкал, буквально вибрируя на руках Деа.

– Как его зовут? – поинтересовался парень.

– Тоби.

– А тебя как зовут? – спросил он, не отрывая взгляда от Тоби.

– Одеа, – поколебавшись, ответила девочка. – Но все зовут меня Деа.

Это было не совсем правдой – большинство филдингцев ее в упор не замечали и вообще никак не называли, но мать и Голлум звали ее Деа.

– Коннор, – представился парень. Возникла неловкая пауза, и тут же они заговорили одновременно.

– Ты живешь поблизости? – осведомился он.

– Вы новые жильцы? – спросила Деа.

Коннор засмеялся. Смех у него был хороший, и зубы белые.

– Ты первая отвечай.

– Да, вон, в фермерском доме. – Деа кивком показала, откуда пришла.

Коннор улыбнулся, и его лицо вдруг изменилось: великоватый подбородок, крючковатый нос и слишком широко расставленные глаза вдруг стали идеальными, симметричными. Красивыми. Деа, отчего-то смутившись, отвела взгляд.

– Соседями будем, – сказал Коннор. – Мы въехали в дом напротив вашего.

– Я так и поняла, – ответила Деа. Коннор приподнял бровь, и она объяснила: – Тут все друг друга знают. Я так и поняла, что ты новенький, я видела фургон.

– Неожиданно, – заметил он. – В Филдинге учишься? Я тоже туда перевелся. Может, ты моего двоюродного брата знаешь, Уилла Бригса?

При этом имени Деа почувствовала во рту противный вкус, будто бы от разбавленного пива. Уилл Бригс был тупым злобным верзилой. Ходили слухи, что папаша-полицейский однажды врезал ему по голове гитарой, и с тех пор парень стал придурком. Уилла Бригса в школе недолюбливали, но он хорошо играл в футбол, и папаша у него коп, поэтому с ним не связывались.

Единственный проблеск воображения у Уилла Бригса случился в третьем классе – именно он дал Голлум это прозвище.

– Нет, – солгала Деа. Уилл Бригс был сродни радиоактивным отходам: все, связанное с ним, автоматически попадало в разряд зараженного.

Коннор по-прежнему улыбался.

– Здесь же вроде все друг друга знают.

– Как видишь, нет, – Деа прижала к себе Тоби, зарывшись носом в мягкую кошачью шерсть. В понедельник Коннор пойдет в школу и узнает от своего кузена, что она – Вонючка Донахью, странная дура без друзей. Новый сосед сразу растеряет все свое дружелюбие и под разными предлогами начнет сторониться ее в школьных коридорах.

Так уже было в Аризоне: прошлым летом Деа два месяца дружила с Родой, жившей в соседнем квартале. Они часами рассматривали школьный альбом старшей сестры Роды, хихикая над красивыми старшеклассниками, и вместе покупали наряды для первого сентября. А потом разошлась сплетня о странной коллекции часов в доме Деа, о том, что они с матерью чокнутые, и уже на третий день учебы Рода не села рядом в столовой и начала креститься при виде Деа, будто завидев вампира.

Голлум была единственной полуподругой, которая появилась у Деа за много лет. И только потому, что Голлум тоже была странной. В хорошем смысле, но безусловно странной. Да и нельзя было особо полагаться на дружбу Голлум – узнай она, кто Деа на самом деле, убежала бы со всех ног.

– Мне пора, – произнесла она, не глядя на Коннора.

– До понедельника, – сказал он ей вслед.

Деа даже не ответила. К чему? Она заранее знала, чем все закончится.

Глава 2

Деа было шесть лет, когда она начала ходить в сны.

Произошло это случайно.

Они с матерью жили тогда недалеко от Диснейуорлда, в большом многоквартирном доме, похожем на замок, с башенками на крыше и флагами, свисавшими над дверью. Правда, на этом сходство с замком заканчивалось: в подъездах от зеленого ковролина разило кошачьей мочой, лифты вечно не работали.

Там был мощеный внутренний дворик с бассейном в форме фасолины, обставленный продавленными складными стульями и беспорядочно разросшимися растениями, не помещавшимися в своих вазонах. У бассейна, возле шеста для тетербола, стоял маленький домик, где хранились заплесневелые зонты, старый набор мячей для бочче и настольный футбол с отполированными множеством ладоней ручками.