Одна из многих - Виктория Токарева

Дом был непородистый, блочный, потолки низкие. Но Анжеле показалось: она попала во дворец. Точно такие апартаменты она видела в мексиканском сериале «Просто Мария», когда Мария была еще бедной.

Кира Сергеевна имела профессию киновед и работала на киностудии редактором. Что это за должность и зачем она нужна, Анжела не догадывалась. Главное состояло в том, что Кира Сергеевна знала и ее тоже знали все. А если не все, то очень многие. У нее было прозвище: «вездесущая Кира».

Кира жила вместе со своим мужем Иннокентием, сокращенно Кешей. У Кеши было много общего с Васькой. А именно: ни тот, ни другой ничего не делали, сидели на шее у своих жен. Кеша тоже здоровался с Брежневым, но не за руку, а кивком головы. Он видел его довольно часто, писал для него тексты, которые Брежнев зачитывал по бумажке как свои.

В те времена у Кеши было много привилегий, включая продуктовые пайки с нежной вареной колбасой, не говоря о шпротах.

Сейчас этой колбасы навалом, были бы деньги.

Когда Брежнева не стало, Кеша потерял работу. Какое-то время он сидел, ничего не делая, и вдруг понял: какое это счастье — жить только своими интересами. Зачем сочинять лживые картонные фразы, когда можно не сочинять. Можно читать хорошие книги, ходить в бассейн, гулять по арбатским переулкам и думать, думать, размышлять…

В один из дней Кеша сел за письменный стол и стал писать воспоминания, как летописец Пимен. Кеша трезво понимал, что опубликовать сию летопись в ближайшее время не удастся. Но выплеснуть из себя накопленное очень хотелось. Кеша сидел и писал — и как будто заново проживал свою жизнь. Он мог бы сказать о себе, как Пушкин о Пимене: «Недаром многих лет свидетелем Господь меня поставил и книжному искусству вразумил».

В отличие от Пимена Кеша не молился, ездил на базар за продуктами и мыл посуду после еды.

Анжела обратила внимание на то, что посуда вымыта недобросовестно, только с одной стороны. С внутренней. А внешние поверхности — липкие от жира.

Она вывалила все тарелки и чашки в таз, настрогала хозяйственное мыло, добавила пищевую соду и перечистила тщательно, до блеска.

Посуда стала сиять, как армейские пуговицы. Тарелки и чашки выглядели как новые, только что из магазина.

После посуды Анжела вымыла окна.

Она стояла на высоте четырнадцатого этажа и пела. Привычка такая: работать и петь.

Голос был чистый, сильный, захлестывал как угодно высоко и летел вольно. И вся Анжела, стоящая в окне, молодая и гибкая, с высокой шеей и длинными ногами, будила в людях «воспоминание о мазурке». Есть такое музыкальное произведение. Не сама мазурка, а именно воспоминание. Воспоминание бывает более пронзительным, чем реальность.

Люди останавливались, смотрели, подняв головы. Потом вздыхали и шли дальше.

Иннокентий тоже смотрел и тоже вздыхал. Почему ему не встретилась такая девушка — работящая и бесхитростная, а встретилась интеллектуальная Кира Сергеевна, которая знала все про все и сыпала цитатами. Кому нужны эти бесплодные знания? Лучше бы окна мыла и детей рожала одного за другим. Родила единственного сына, погнала на философский факультет университета. И что теперь? Сын знает всякие мудреные слова, философские течения, а денег зарабатывать не может, и ни одна баба возле него не удерживается.

Двадцать первый век — время не разговоров, а конкретных дел.

Помытые окна сияли в пыльных занавесках. Это было похоже на человека, который после бани надел на чистое тело грязную одежду.

Анжела сорвала занавески и выстирала их руками. Стиральной машине она не доверяла.

Далее развесила занавески на балконе, чтобы набрались естественного солнца и ветра. Для этого пришлось натянуть веревки, а для веревок приспособить крючки. А для крючков пришлось заставить Иннокентия продолбить в бетоне дырки и вбить дюбеля.

Иннокентий состоял на 90 процентов из лени, как человек из воды. Он давно не производил так много движений: встать на стремянку, достать с антресолей дрель, включить в электрическую розетку, долбить стену, забивать дюбеля молотком…

Иннокентий делал все как миленький. Ему нравилось подчиняться чужой созидательной воле и чувствовать себя настоящим мужчиной, пригодным в хозяйстве.

Кира Сергеевна в свое время пустила Иннокентия по воле волн. Как хочешь, так и живи, только не мешай мне жить, как я хочу. А Иннокентий — ведомый. Его надо вести за собой. Тогда он может дойти до любой цели и снять с неба звезду. Он — не лидер, не первый. Он — второй. Но ведь вторые тоже нужны.

Первый — один. Как Жанна д'Арк или Михаил Кутузов. А все остальное войско — вторые. Один, даже если он первый, — ничего не сделает. Мир наполнен вторыми.

В конце концов занавески были постираны и поглажены. Висели торжественно и независимо. Ясные окна в гипюровых занавесках выглядели как невеста перед свадьбой.

Кира Сергеевна заметила перемену в доме, но не могла понять, в чем она. В комнате было светло и солнечно. Иннокентий улыбался. На столе стояли горячие пирожки с капустой. Пахло ванилью и промытыми углами. На кухне из крана не капала вода. Исчезли ритмичные удары тяжелых капель.

— А что случилось? — спросила Кира Сергеевна.

— Генеральная уборка, — ответила Анжела. — Надо же убираться когда-нибудь.

— Раз в тридцать лет, — уточнил Иннокентий.

— А вообще у тебя какие планы? — поинтересовалась Кира Сергеевна.

— Устроить свою жизнь.

— Каким образом?

— Стать звездой. Петь на сцене. Как Кристина Орбакайте. Денег заработать. Матери помочь.

— Немало, — отметил Иннокентий.

— Нормально, — сказала Анжела. — Не боги горшки обжигают. Что, разве Кристина лучше меня?

— У нее мама другая, — заметила Кира Сергеевна.

Иннокентий подумал и спросил:

— А когда набор в следующую «Фабрику звезд»?

— Я больше не пойду на «Фабрику звезд», — мрачно проговорила Анжела.

— Почему?

— Там несправедливость. Я пела лучше, чем Люба Юкина. Но взяли ее, а не меня. Потому что я из Мартыновки. За меня некому хлопотать.

— Там хлопочут не имена, а деньги, — сказала Кира Сергеевна.

— Существуют продюсеры, я узнавала. Они берут талант и раскручивают, — сообщила Анжела.

— Может, вмешаешься? — Иннокентий посмотрел на жену. — Ты же всех знаешь.

Кира Сергеевна позвонила своей секретарше Людочке и попросила достать телефон главного раскрутчика молодых талантов. Его звали Марк Тамаркин.

Людочка достала не просто телефон, а мобильный телефон.

Кира набрала. Отозвался высоковатый и хамоватый мужской голос. Видимо, ему звонили каждые три секунды, и он приспособился отталкивать голосом ненужного телефонного посетителя.

— Да, — с отвращением отозвался маэстро Марк Тамаркин.

— С вами говорит заслуженный работник культуры Кира Дегтярева.

— Не знаю такого, — перебил маэстро.

— Очень плохо, — осудила Кира Сергеевна. — Если возле вас есть люди, спросите у них. Меня знают все, кроме вас.

— Щас… — неожиданно согласился маэстро.

Он отвел трубку от уха и громко о чем-то спросил. Кира разобрала слово «засрак» — так сокращенно называли заслуженных работников культуры.

Потом в трубке зашуршало, и маэстро сказал:

— Ну…

Это значило, что он готов слушать.

Кира Сергеевна поняла, что окружение подтвердило ее имя, вполне известное, но не очень авторитетное.

— Вы не могли бы прослушать одну девушку… Это займет у вас пять минут, а для нее… Вы можете составить счастье целой жизни…

Кира Сергеевна нервничала. Она привыкла к подобострастию в свой адрес и не умела противостоять хамству.

— Прописка есть? — спросил маэстро.

— У кого? — не поняла Кира Сергеевна.

— У вашей протеже.

— Есть, — легко соврала Кира Сергеевна.

— Деньги есть?

— Да, да… У нее отец работает на «Кампомосе». Мясоперерабатывающий завод. Колбаса.

— Так… — Маэстро думал. — Сегодня в шесть. По адресу…

Он продиктовал адрес. Кира записала.

В трубке раздались короткие гудки. Кира откинулась на стуле, облегченно выдохнула. Дело сделано.

Она отключила телефон. Потом снова включила и набрала телефон своей подруги, светской сплетницы Регины. Передала содержание и суть разговора с Марком Тамаркиным.

— И чего? — спросила Регина. — Что тебя удивляет?

— При чем здесь деньги и прописка?

— У него драма, — объяснила Регина. — Он взял девчонку из провинции, придумал ей псевдоним. Раскрутил. Вложил бешеные бабки в пиар-кампанию, а она его кинула. Вышла замуж за стриптизера. Он теперь боится.

— Кто? Стриптизер? — не поняла Кира.

— Марк. Знаешь, сколько стоит раскрутка? Пол-лимона.

— Рублей?

— На рубли уже давно никто не считает.

— Долларов? — ужаснулась Кира.

— Доллар — вчерашний день. Евро. Доллар падает, а евро стоит.