Кубанский хмель. Мюзикл - Виктор Дрожжин

Русоволосая Тома, согласно кивнула головой и попросила:

– Дед, спой что – нибудь, вроде «Ой, ты, степь широ – о – о —ка – я» – пропела она, голосом красиво окрашенного тембра и точно интонируя.

– Хэ, – выдохнул дед одобрительно – Тебя, в пору саму просить, чтобы спела. Вона какой голосок. Что у Фары Марии.-

– А, кто такая Фара Мария? – с удивлением спросила внучка.

– О! – вздохнул дед Костя – В семидесятых эта кубинская певица своим пением наповал сразила всех мужиков Советского Союза. Мало того, что красавица каких редко встретишь, да и то только у нас на Кубани, так ещё и голос такой обворожительной силы, что куда там каким то пугачихам с кобзонами. «Бэссаме мучо» так пела, что мы просто немели когда слушали. Да —а, – мечтательно протянул дед Костя, – певица была, я те дам. —

– Почему была? – возразил дед Гена, – Может она и по сю пору жива. Просто наши российские «сивучи» оккупировали телеэкраны и не дают возможности увидеть и услышать настоящих эстрадных певцов и певиц. Потому, мы и решили, что окромя наших простуженных – «заслуженных» никто в мире и не поёт больше. Так, дед Костя? – обратился он к другу.

– Любо говоришь. Именно так, – согласно кивнул тот.

– Ну, спой дедуля. Какую – нибудь казачью, – умоляюще перебила его внучка. Мы, всё – таки, в родные края приехали, чтоб местный фольклор собирать. Ну, и самим спеть. На фестивале молодёжной песни и танца в Сочи. А, для начала хотим вас дедов и бабулек послушать. Может, что и напоёте нам на карандаш. Доселе неизвестное русской народной песенной культуре. —

– Неизвестное? – встрепенулся дед Константин, – Эт, мы могём. Эт, мы порадуем, – он задумчиво посидел секунд несколько, а потом так же задумчиво произнёс: – Есть у меня одна старая казачья песня. Её мне дед втихую напевал и велел запомнить на всю жизнь. А, почему втихую, поймёшь сама когда прослушаешь. Ну, так и слушай, и запоминай, – с некоторой заминкой произнёс он и, тут же тихо, сочным баритоном, «акапельно» запел:

Расстелилось полюшко скатертью,

Словно было выткана матерью

Невообразимая волюшка,

Только пала горькая долюшка.

Подобравшись тихою сапою,

Всей своей звериною лапою,

Навалился змей – сила тёмная,

Застонала Русь подъярёмная.

Эй, эй… поле,

Эй, эй… воля.

Эй, эй… доля,

Эй, эй… неволя.

Прослушав запев и припев, дед Гена взял из – за спинки заднего сиденья гитару, которую везли с собой девчонки, и тихими аккордами всё больше налегая на басовые струны стал неуверенно аккомпанировать другу. Чувствовалось, что песни он не знал заранее и потому в аккомпанементе проявлял поначалу некоторую неуверенность. Но, от куплета к куплету гитара звучала всё смелее.

Рвёт когтями, зверь, груди белые

Песнь свою поёт, оголтелую.

Будто бы вино очень спелое

Кровь сосёт взахлёб, по умелому.

А, во лбу звезда рдеет красная,

Словно пильный диск, дну, клыкастая,

Режет всею силой зубастою

Города и веси несчастные.

И, пока над нами глумится он

Не видать нам чистой криницы,

Не дышать нам воздухом утренним,

Не стоять в покое заутреню.

Но, доколе всё это терпится?

Ведь без нас ничто не изменится.

Разве ж мы настолечко пьяные,

Чтобы ждать свободу желанную?

Ты ж, пойди во поле кручинушка

И, своей могучей дубинушкой

Сокруши хребет, окаянному,

Нет ему вовек покаяния.

Ты, взойди, взойди солнце ясное,

Разгони погоду ненастную,

Обогрей лучами искристыми

И, верни нам души, пречистыми.

Эй, эй… поле.

Эй, эй… воля.

Эй, эй доля,

Эй, эй… неволя.

Дед Константин умолк закончив песню. И, некоторое время они ехали по федеральной трассе, проложенной среди широко раскинувшейся кубанской степи, в некотором, раздумьи. А, потом его внучка сказала:

– Песня очень грустная и ритм, какой – то не вполне понятный. – На что дед ей ответил: —

– Песня, видать времён расказачивания, а то и с гражданской. Не знаю. Дед мой ничего про это не сказывал. А, вот что касаемо сложностей ритма, то я и сам долго не мог разобраться. И, только когда уже немало поиграл, понял, в чём тут хитрушка: – И, он тут же объяснил.

Понимаешь. Песня в ритме на восемь четвертей. То есть музыкальный такт не четыре четверти, а в каждом такте восемь четвертей, —

– Дак, это ж два такта по четыре четверти – перебила его внучка, —

– Э…э… н…е…т, – протяжно и с ухмылкой ответил дед. Так, да не так.

Вот в запеве такт на восемь четвертей разбивается на теоретический такт в две четверти и последующие два такта в три четверти. А, в припеве, наоборот первые два теоретических, или воображаемых такта идут на три четверти и последующий на две четверти. Понятно объяснил? – спросил он.

– Э… э… э, – пробасил дед Геннадий, – Две четверти, три четверти. Так бы сразу и сказал, пять чекушек. А, то первая четверть, последующая…

Девчонки расхохотались, а дед Костя хмыкнул, – У голодной куме одно на уме. —

– И, что? – отпарировал дед Гена. – Щас заскочим на придорожный рынок в Адыгейске. Возьмём сушёной тараньки. Пивко ещё, мал – мал, имеется с собой. Там у рынка и осушим его под рыбку. А, в Горячем ключе возьмём нашего Хадыженского пивка и поблаженствуем на славу. Прямо не отходя от кассы. Кстати, Костик ты как хочешь, а я – то чекушечку, всяко разно, приговорю к истреблению. День сегодня такой. Обязывает – вдохновенно закончил он свою речь. И, тут же добавил. – А, вот и рынок на горизонте объявился. Обязательно тормозни у рынка Томуся. —

– Тормозну, тормозну, – согласилась та. – Куда ж от вас денешься.

Через несколько минут она действительно остановила машину проехав немного далее того места, где над прилавком висели на выбор снитки сушёной рыбы. Сделала она это потому, что у самого прилавка стояла «жигули» четвёртой модели и в неё трое молодых, явно выраженной «кавказской наружности» ребят, загружали в небольшой ящик сушёную тараньку, чехонь, щуку и другую сухоту. Дары кубанского моря.

Дед Гена кряхтя вылез из «лады» и пообещав тут же вернуться, пошёл к рыбному прилавку. Заметив молодых ребят, подошёл к ним.

– Ну, как рыбка, джигиты? – приветливо обратился он.

– О! дядя Гена. Добрый день. Доброго вам здоровья, – столь же приветливо, отозвались они в ответ.

– И, вам доброго здравия. —

Он сердечно пожал руку каждому и по ходу поинтересовался, – для кафе своего набрали рыбки? —

– Да, – охотно отозвались те, и, в свою очередь тоже поинтересовались:

– И, вы за рыбкой?

– И, я. А, в какую цену таранька? —

– Двадцать пять рублей штучка, – удручённо проинформировали деда молодые бизнесмены.

– Однако, – недовольно пробурчал дед в усы, – Совсем оборзели торгаши. —

– Что поделаешь. Торговать то надо. А, то бизнесу капут, – нравоучительно произнёс один из «джигитов».

– Так, вы что же, аж в Адыгейск за рыбой поехали? До Туапсе то от нас гораздо ближе, а там этого добра хоть захлебнись, – вдруг удивился дед.

– Нет, дядя Гена. Мы вначале в Краснодар съездили. Кавказский барабанчик купили. Будем «лезгинку» танцевать, – проинформировали ребята деда.

– Ну, да, – улыбнулся тот, – вам черкесам без «лезгинки, – что без скакуна.-

– Правду говоришь, дядя Гена. Мы, черкесы без «лезгинки», не черкесы. Как и вы русские без «барыни», не русские. Всё правильно. —

– Ну, ладно хлопцы. Доброго вам пути. В Хадыженске свидимся, – сказал дед, пожимая руку на прощание каждому.

– И, вам доброго пути. Заходите к нам в кафе. —

– Обязательно буду. И, не раз, и не два, а много – много раз зайду пивка хадыженского треснуть. —

– Будем очень рады. —

Ребята сели в машину и укатили.

Под ярким южным солнцем, среди, казалось, бесконечной степи по широкой федеральной трассе едва не сплошным потоком, несмотря на ограничивающие скорость дорожные знаки, торопливо обгоняя друг друга двигались легковые автомобили. По большей части на юг, к морю. И, в этом потоке бордовенькая слегка запылённая «жигули» если и не сверкала, то уж во всяком случае, светилась словно спелая майская вишня. Монотон движения в общем потоке машин навевал легкий сон и молодой «кавказец» сидящий за рулём вдруг обратился к сидящему сзади.

– Дорогой, постучи «лезгинку», а то я усну за рулём. Сам знаешь. Совсем рано встал. Спать хочу. Не дай уснуть. —

Тот, что сидел сзади, взял под мышку утром купленный маленький кавказский барабанчик и лихо защёлкал пальцами по его туго натянутой коже. В салоне вмиг стало, по домашнему, уютно и весело. Тогда и тот, что сидел, справа от водителя, протянул руку и нажал пальцем кнопку автомагнитолы. Из динамиков полилась песня.

Вон, в полынном поле кони

В беге бьют копытами.

На ветру полощут вволю

Гривы златом мытые.

Слышь, удачливый цыган