Белый конь - Арчил Сулакаури

— Погиб на войне.

— Леван?

— И он тоже.

— А та маленькая девочка?..

— Нана?

— Да, Нана.

— Вышла замуж… Кажется, у нее трое детей…

— Гурам?

— Строитель… Рустави строит.

Дядя Ладо замолчал. Потом внезапно обернулся ко мне:

— А ты что делаешь?

— Я?

— Почему поднялся чуть свет?

Я воспользовался случаем и объяснил, почему я оказался здесь в такую рань. Дядя Ладо встал, положил мне на плечо грубую, тяжелую, как чугун, руку:

— Нетрудное дело затеяли… Разрушать легко… Вот я много рушил… В один день разрушил то, что годами строилось. — Он махнул рукой и пошел прочь, но снова обернулся ко мне, глаза его наполнились грустью. — Ты это разрушишь… Но то, что я разрушил… больше построить не смог…

Настроение у меня испортилось. Пропало радостное волнение, которое еще до свету подняло меня с постели. Я стоял и бессмысленно смотрел вслед удалявшемуся Ладо. Он поговорил с рабочими и снова подошел ко мне. Мы собираемся, сказал он, так-то и так-то приступить к делу.

У меня был выработан свой план, я даже открыл рот, чтобы возразить, но старый рыбак опередил меня:

— Не начинай свою жизнь с разрушения… Как бы потом все не пошло наперекосяк…

Я понял, что дядя Ладо придавал мелочам такого рода большое значение…

Рабочие окружили дом.

Дядя Ладо поднялся по лестнице. Его широкие плечи замаячили на втором этаже.

Я стоял, как сторонний наблюдатель, и только следил за действиями рабочих, словно происходящее вовсе меня не касалось.

Взгляд мой скользнул по крыше нашего дома. На крыше стоял дядя Ладо и смотрел на Куру. Смотрел долго и пристально, потом повернул голову, обвел глазами двор, покосившиеся, с обломанными перилами балконы, грязные галереи, щербатые ступеньки, разрисованные сыростью стены…

Рушили старый дом, гнездо моего детства… Вместе с его стенами скоро канут в небытие беспечно, беззаботно проведенные здесь дни. Сердце мое горько сжималось, во мне самом что-то рушилось… Это был мир, прочувствованный и пережитый сердцем ребенка, увиденный глазами ребенка. Вместо него в моей памяти воскресала другая жизнь, мимо которой я тогда прошел, которую не мог увидеть, не мог прочувствовать и которую я сейчас вижу другими глазами и переживаю совсем по-другому.

Разлившаяся Кура не умещалась в берегах. Она с ревом катила свои мутные волны, с силой вращая колеса мельницы, которые шлепали по воде, поднимая мутные брызги. Во дворе стоял запах сена и навоза. Борчалинские татары, поставив своих верблюдов на колени, грузили на них мешки с мукой. Там же стоя дремал оседланный мул. Выпряженные быки лениво щипали траву.

Степанэ и владелец дома сидели в тени под липой и играли в нарды. Вокруг липы роились пчелы, и дерево гудело, как огромный улей.

На нижнем этаже бабушка Мако развешивала белье.

Ленивую полуденную дрему нарушил протяжный свист. Такой свист означал, что на Куре что-то происходит — или человек тонет, или река несет нечто такое, что стоило спасать.

Соседи высыпали на балкон, одни спустились во двор, другие предпочли с мельницы наблюдать за происходящим.

Вдали мелькнула черная точка.

— Человек! — крикнул кто-то.

Откуда-то появился рыбак Ладо. Он тоже подошел к реке, явно взволнованный, и стал прохаживаться взад-вперед по берегу. Его лодка валялась на песке — он ее позавчера выволок из воды для починки.

— Не человек это, а собака! — закричали со второго этажа.

Кура действительно несла собаку. Теперь легко можно было различить удлиненную морду и торчащие уши.

Люди развеселились. А Степанэ, махнув рукой, вернулся в тень липы.

В мутных волнах то выступали, то исчезали навостренные уши. Собака плыла, быстро приближаясь к берегу, чуть пониже моста течение меняло направление, и волны сами должны были выбросить собаку на берег.

Но ее затянуло в водоворот, образованный нашей кирпичной стеной, врезавшейся в реку. Здесь мутная, цвета глины вода так и кипела. Волна вплеталась в волну, образуя большие воронки, вода в которых крутилась, как веретено. Такие воронки даже хорошего пловца в мгновение ока разлучат с жизнью.

Поток два-три раза сильно закрутил собаку, потянул ее на дно и снова вынес на поверхность.

Ладо сбегал за веревкой, один конец дал самым сильным парням, держась за второй, стал осторожно спускаться по стене.

Тем временем подоспел и хозяин собаки. Растолкал зевак и склонился над рекой.

Ладо ухитрился поставить ногу на какой-то выступ в размытой водой стене. Перегнувшись, левой рукой он почти касался воды. Собаку пронесло совсем близко, но Ладо не удалось ее схватить.

Собака уцепилась передними лапами за стену, о которую то и дело шумно разбивались волны. Ладо звал ее к себе, чмокал губами, протягивал к ней руку, перебирая большим и указательным пальцами. Но собака не обращала внимания на все его ухищрения, умными глазами смотрела она на хозяина, от него ждала помощи.

Хозяин метался по берегу, подбадривал собаку издалека, уговаривал ее оторваться от стены. Но овчарка никак не могла расстаться со стеной. В конце концов силы ее иссякли, ее подхватило течением, но, к счастью, не затянуло в водоворот.

Овчарка жалобно смотрела на хозяина, тот схватился за голову, что для собаки должно было служить весьма слабым утешением.

Парни на берегу только собрались подтянуть канат, как вдруг почувствовали, что он стал легким, и они непременно повалились бы на землю, не поддержи их вовремя толпа. Ладо прямо в одежде бросился в воду, вплавь догнал собаку как раз возле мельницы. Колесо, вращаясь, потопило обоих, и они долго не показывались на поверхности.

Зрители, издав дружный вопль, ринулись поближе к мельнице — новое зрелище ожидало их именно там.

Под платаном показалась Юлия в своем черном облегающем платье. Она подошла к берегу и спросила:

— Что случилось?

— Ничего, собака тонула, — ответил Степанэ.

— И что же?

— Кажется, утонула.

— А где Ладо?

— Кинулся за собакой.

Юлия не любила, когда ее муж привлекал к себе внимание… Жена рыбака молча вернулась в дом.

Она была самой тихой женщиной во всем дворе. Никогда не вмешивалась в распри между соседями. Из дома выходила редко. Поэтому все относились к ней с невольной робостью и почтением.

Степанэ до самых дверей проводил жену рыбака пристальным взглядом. Конечно, это не могло укрыться от любопытной Мако. Она ухмыльнулась, но так, чтобы заметил Степанэ.

— Ты что зубы скалишь, старая перечница! — сказал он.

Мако подмигнула ему и дала знак, чтобы он подошел поближе.

Степанэ подошел к перилам. Старуха огляделась по сторонам и негромко проговорила:

— Я поймала одну птичку, Степанэ.

— Откуда она?

— Издалека.

— А все-таки?

— Издалека, говорю.

— И какая же она?

— Еще летать не умеет.

— Когда я ее увижу?

Беседующих заглушил шум толпы. Во дворе появился мокрый с головы до ног, вымазанный грязью Ладо. Овчарка жалась к его ногам, сзади толпились зеваки.

Хозяин собаки совал скомканные деньги Ладо в карман, но Ладо отталкивал его руку, повторяя со смехом: пропади ты пропадом со своей собакой и своими деньгами.

Люди были довольны — зрелище закончилось благополучно. Все смеялись, шутили. Ладо тоже смеялся, отшучивался как умел.

На низеньком балконе показалась Юлия. Она сначала опешила, увидев своего мужа в таком виде, потом улыбнулась, вернее, не улыбнулась, а бледная, едва заметная тень улыбки мелькнула в ее больших глазах.

Только Ладо знал, что означала эта улыбка. Он оглядел свою выпачканную одежду, убрал прилипшие ко лбу мокрые волосы и развел руками — дескать, что поделаешь, бывает и такое! Кое-как отделавшись от хозяина собаки, он направился к балкону. Но овчарка, покинув хозяина, по пятам следовала за своим спасителем, не отставая ни на шаг. Удивленный хозяин попытался увести ее силой, но тщетно! Овчарку невозможно было оторвать от рыбака…

К вечеру похолодало, и соседи поспешили убраться с балкона, укрылись в комнатах.

Во дворе было темно.

В темноте копошилась какая-то тень. Кто-то несколько раз пытался перебраться на мельницу, но, как видно, не решался. В конце концов осторожно перешел через висячий мостик и исчез во мраке. Через некоторое время появился снова, торопливо ковыляя по хлипкому мостику. Когда тень ступила на берег, зычный мужской голос заставил ее вздрогнуть.

— Мако, что ты бродишь среди ночи?!

— Это ты, Ладо? Ну и напугал меня!

— Тебя напугаешь, чертову бабку!

— У чертовой бабки и внуки черти! — не растерялась старуха, да тут вдруг так подскочила и завопила, что теперь настала очередь Ладо пугаться и вздрагивать.