Anamnesis mali (История беды). Книга 3 - Александр Мишкин

– Доктора, вы в состоянии говорить о чём-либо, кроме работы? – поинтересовалась Кларочка, – Хочу заметить, что вы вот уже почти час находитесь в кафе в обществе весьма привлекательной молодой особы. И, вместо того, чтобы наперебой эту самую особу развлекать, утомляете её слух хоровым плачем об удручающем состоянии отечественного здравоохранения. На примере отдельно взятого кардиореанимационного отделения, в котором имеете несчастье работать…

Девушка демонстративно надула губки и отвернулась к стене.

– Смею заметить, что молодая привлекательная особа до последнего времени сама принимала живейшее участие в вышеупомянутом хоровом плаче, – улыбнулся я и подлил в её бокал вина, – Но ты права, малыш, давай тяпнем и прекратим разговоры о работе. В конце концов, у нас выходной. Петрович, ты с нами?

– Всегда! – отозвался тот и поднял свой бокал, – За сбычу мечт?

– За сбычу мечт! – хором подтвердили мы с Кларочкой и со звоном сдвинули бокалы.

Вино оказалось молодым и забористым. Уже через пару минут мы напрочь позабыли о насущных проблемах нашего отделения и оживлённо болтали ни о чём. Ужин перешёл в новую фазу.

Откинувшись на спинку кресла, я лениво рассматривал остальных посетителей небольшого летнего кафе в самом центре Нерограда. Свободных столиков не было: кухня здесь была отменная и кафе пользовалось заслуженной популярностью.

За соседним столиком собралась весьма колоритная компания. Четверо молодых парней лет двадцати, одетых почему-то в военную форму времён Великой Отечественной войны. Причём, если трое из них были облачены в гимнастёрки советского образца, то на четвёртом красовалась полевая форма вермахта – характерного мышиного цвета и даже с погонами. В чинах германской армии я не разбирался, поэтому звание «фрица» определить не мог.

Вся грудь «фашиста» была увешана какими-то медалями, орденами и значками. В-основном, преобладали всякого рода железные кресты и орлы. Однако, присмотревшись, я с изумлением отметил в центре этой экспозиции значки ГТО, «Почётного Донора СССР» и «Ворошиловского стрелка». Я хмыкнул.

– Ты чего, Палыч? – поинтересовался Ванька, с сожалением рассматривая свою опустевшую тарелку.

– Да вот, любуюсь яркими представителями неформальных молодёжных движений, – пояснил я, указав глазами на «фашиста» с приятелями, – Вот скажи, Петрович, ты бы смог в пору своей ранней юности вот так, запросто, пройтись по центральным улицам города в немецкой военной форме времён Второй Мировой?

– Ну-у… – начал было Ванька, но я прервал его:

– Впрочем, ты бы, наверное, смог: твоя ранняя юность пришлась уже на смутное постсоветское время. А вот я бы – точно нет. Мигом бы ласты за спину завернули – и в «серый дом». А там товарищи с ласковым прищуром объяснили бы, что к чему. В лучшем случае, отделался бы исключением из комсомола и института. В худшем – поехал бы по дрова. Куда-нибудь на Север.

– Не пойму я, Палыч, ты что – завидуешь ему? – ехидно осведомился Петрович, кивнув на носителя вражеской формы.

– Да Боже упаси! – я даже поперхнулся от возмущения, – Чему тут завидовать-то? Я говорю о том, что за какие-то пятнадцать-двадцать лет всё изменилось до неузнаваемости!

– Темпора мутантус! – мудро заметил Ванька.

– Эт нос мутамур ин иллис! – продолжил я древнеримскую истину и поднял бокал, – Вот за это и выпьем!

– А перевод? – потребовала Кларочка, – Что-то там про время, насколько я поняла?

– Времена меняются – и мы меняемся вместе с ними! – торжественно провозгласил Петрович. Уже по-русски.

– Хороший тост, – одобрила Кларочка, – Виват?

– Виват! – хором подтвердили мы с Ванькой и вновь сдвинули бокалы.

Их слабый звон был перекрыт грохотом со стороны соседнего столика. Мы вздрогнули и, не успев выпить, обернулись на шум.

Там творилось что-то странное. «Фашист» с выпученными глазами вскочил, зачем-то содрал со столика скатерть, обрушив наземь всё, что на ней было, и теперь вертелся на одном месте. Скрючившись и схватившись обеими руками за тощую шею, сиротливо выглядывающую из явно большого для неё ворота вражеского мундира. Рот нашего странного соседа был широко раскрыт и издавал жутковатые хрипящие звуки. А лицо – синело.

– Подавился фриц! – первым сообразил Петрович и рванул к бедняге. Я – за ним.

Ванька подбежал к «фашисту», обнял его сзади и обеими ручищами принялся толчками давить на живот, пытаясь заставить застрявший где-то в гортани кусок вылететь наружу и дать проход воздуху.

Вокруг мигом образовалось плотное кольцо зевак. Слава Богу, никто не пытался давать советы: просто молча стояли в ожидании дальнейшего развития событий.

– Без паники, мы врачи! – на всякий случай сообщил я почтеннейшей публике.

Та приняла это известие с одобрительным мычанием. Из толпы к нам вывинтился толстенький маленький человечек с характерной формой носа и небритостью:

– Дарагой, «Скорую» нада вызват? – озабоченно поинтересовался он. Акцент тоже был характерным.

Я посмотрел на Петровича. Тот старался изо всех сил, но тщетно: несчастный «фриц» в его объятьях синел всё больше, уже почти не трепыхался и закатывал глазки.

– Вызывайте, – подтвердил я и, поколебавшись пару секунд, добавил, – Вы хозяин кафе? Срочно нужен нож с острым концом. Очень острым. Ещё – широкая трубочка для коктейля. И водка.

Толстяк недоумевающе взглянул на меня.

– Рэзать будэм! – максимально доходчиво пояснил я.

Перевод помог. Горец радостно закивал и скрылся в подсобке. Через несколько секунд вернулся, размахивая над головой, словно шашкой, огромным разделочным ножом. Из другой его руки торчал пучок разноцветных коктейльных соломинок. Как раз нужного диаметра.

Следом за хозяином тяжело топал крупный официант с подносом, на котором красовалась запотевшая бутылка водки и несколько рюмок.

– Вот, – запыхавшись, толстяк протянул мне нож и соломинки, – А там – водка.

– Рюмки-то зачем? – рассеянно спросил я, пробуя ногтем острие ножа.

– Как – зачэм? Водка пить как будэш? – удивился хозяин.

Я вздохнул и, не тратя времени на разъяснение основ асептики и антисептики, распорядился:

– Составьте в ряд три стола. Быстро.

Всё было исполнено молниеносно.

– Петрович, клади фрица. Всё, больше времени нет на попытки.

Ванька понимающе кивнул, схватил полумёртвого парня в охапку и уложил на столы. Рванул ворот вражеского мундира, оголяя шею и грудь.

Я выхватил бутылку у застывшего в ожидании официанта и щедро полил водкой будущее операционное поле. Из толпы донеслись сокрушённые вздохи.

Закончив с подготовкой пациента, я сунул бутылку в руки официанту:

– Лей! – и подставил под холодную струю руки, нож и соломинку, – Петрович, мойся тоже. Ассистировать будешь!

Ванька пристроился рядом. Обработав руки и инструмент так тщательно, насколько это было возможно, мы вернулись к бренному, слабо хрипящему телу «фашиста».

– Держи пока! – я сунул Петровичу соломинку и нащупал пальцем на тощей шее нужную точку.

– Ага, тут. Давай! – подтвердил Ванька.

Я кивнул и ткнул кончиком огромного ножа в горло «фрица». Толпа дружно ахнула. Кто-то взвизгнул.

– Тыхо всэ! – грозно проревел толстяк за моей спиной.

Мигом воцарилась тишина. Я мысленно поблагодарил маленького горца и посильнее надавил на нож. Острие вдруг провалилось и я едва успел остановить его движение. В глубине раны кровь запузырилась. Есть! Трахея вскрыта.

– Петрович, давай!

Ванька ловко ввинтил в дырку на шее нашего невольного пациента коктейльную трубочку. Из неё тут же вместе с воздухом вырвался небольшой фонтанчик кровавых брызг. И «фриц» задышал: часто, жадно и глубоко. Через соломинку.

Толпа шумно выдохнула и зааплодировала. Подавив в себе желание раскланяться, я похлопал пациента ладонью по щеке:

– Эй, фриц! Глаза открой! Слышишь меня?

– Колькой его зовут! – подсказал мне один из «красноармейцев».

– Николай, открой глаза! – приказал я.

«Фриц» послушался. Глаза распахнулись и с неподдельным изумлением уставились на меня. Рот открылся…

– Говорить не пытайся: всё равно не выйдет! – предупредил я его, – Объясняю: ты подавился, потерял сознание, мы вставили тебе в трахею трубку, дышишь пока через неё. Моргни два раза, если понял.

Веки старательно опустились и поднялись два раза.

– Молодец. Сейчас приедет «Скорая», отвезёт тебя в больницу. Там из твоей гортани вынут еду и заштопают дырку в шее. Будешь как новенький. Понятно?

«Фриц» опять два раза моргнул.

– Отлично. А вот и «Скорая», кстати! – обрадовался я, услышав приближающуюся сирену. И почувствовал, как кто-то дёргает меня за штанину. Опустив глаза, я с удивлением обнаружил, что рука, вцепившаяся в брюки, растёт из моего неожиданного пациента.

– Ты чего?

Рука отпустила штаны и залезла в карман немецкого мундира. Через миг показалась оттуда с каким-то предметом. И ткнулась в мою руку.