Беседы об архивах (с илл.) - Мариэтта Чудакова

К концу XVIII века образованы были Санкт-Петербургский и Московский архивы старых дел, в которых сосредоточены были архивы центральных учреждений Российской империи — Берг-коллегии, ведавшей рудокопными делами («берг» по-немецки «гора»), Коллегии экономии, Камер-коллегии, Главного магистрата. Когда петровская коллегия иностранных дел стала министерством, при ней учрежден был Государственный архив (в Петербурге). В него перенесены были важнейшие и в большинстве своем секретные бумаги материалы из кабинета Екатерины II, в том числе ее мемуары, которые не разрешалось читать при Николае I даже взрослому наследнику престола; документы, сохранившие для будущих историков сложные обстоятельства вступления на престол Николая I, дела Следственной комиссии и Верховного суда 1825–1826 годов. С упразднением Архива старых дел (в 1834 году) часть весьма важных бумаг XVII и XVIII вв. также попала в этот архив.

В конце XIX века один из авторитетных энциклопедических словарей разъясняет не без торжественности:

«Расположенный в роскошном помещении министерства, этот архив, состоящий в ведении особого управляющего (при коем старшие и младшие архивариусы), допускает посторонних лиц к занятиям только по особому высочайшему разрешению, так как его дела составляют государственную тайну. Много важных исторических работ совершено нашими учеными на основании сокровищ этого архива».

«Роскошное помещение» — это здание Главного штаба, и посейчас огромной подковой огибающее Дворцовую площадь в Ленинграде. (Это о нем написал современный поэт: «О здание Главного штаба! Ты желтой бумаги рулон, Размотанный слева направо И вогнутый, как небосклон»). Сюда в феврале 1832 года из своей квартиры на Морской (ныне ул. Гоголя) ходил А. Пушкин — в это время он начал читать «кабинетные бумаги» Петра, работая над «Историей Петра I» — один из последних и незавершенных трудов. Рукопись его была опубликована только через сто лет после смерти поэта.

Исследователь «Истории Петра» И. Фейнберг путем многолетних разысканий (план которых обдуман был еще в годы войны, когда историк литературы нес службу в качестве военного корреспондента на Северном флоте) установил, что А. Пушкину удалось получить доступ даже к документам, хранившимся в Секретном отделении Государственного архива, наиболее «закрытым» из которых было дело царевича Алексея, лежавшее вплоть до 1827 года в запечатанном сундуке.

Напомним кстати, что учреждение, расположенное в здании Главного штаба, было местом первой службы Пушкина — в 1817 году, по выходе из лицея, он был определен в Коллегию иностранных дел (туда подбирали молодых людей с. наилучшим образованием; среди сослуживцев Пушкина был, например, А. Грибоедов), где и числился до 1824 года — во все время южной своей ссылки, имевшей форму перевода по службе.

В июле 1831 года Пушкин обратился с официальной запиской к А. Бенкендорфу, выразив желание вновь вернуться на государственную службу. Одной из основных причин было желание получить доступ к архивам.

Пушкин вплотную подошел тогда к мысли о занятиях историей. Он пишет Бенкендорфу (а следовательно, царю): «Более соответствовало бы моим занятиям и склонностям дозволение заняться историческими разысканиями в наших государственных архивах и библиотеках.

Не смею и не желаю взять на себя звание Историографа после незабвенного Карамзина; но могу со временем исполнить давнишнее мое желание написать Историю Петра Великого и его наследников до государя Петра III». На официальном этом письме Бенкендорф наложил резолюцию: «…государь велел принять его в Иностранную коллегию с позволением рыться в старых архивах для написания Истории Петра Первого». В эти же дни Пушкин воодушевленно пишет П. Нащокину, одному из своих самых коротких друзей, почти теми же словами: «Нынче осенью займусь литературой, а зимой зароюсь в архивы, куда вход дозволен мне царем». Слова эти витают с тех пор в переписке Пушкина и его родных. Сестра поэта сообщает мужу 6 декабря 1835 года, что Пушкин собирается в Москву: «Он уверяет, что должен туда поехать, чтобы рыться в архивах». В незаконченной поэме «Езерский» — эти же слова, как видим, основательно «обеспеченные» биографией поэта.

…Вот почему, архивы роя,Я разобрал в досужий часВсю биографию героя,О ком затеял свой рассказ.

Погрузившись зимою 1832 года в архивные занятия, А. Пушкин уже не оставляет их до конца своей жизни, обнаружив черты проницательного источниковеда.

Переселившись весною 1833 года на дачу на Черную речку, он ежедневно отправлялся в архивы пешком и пешком же возвращался к вечеру. А через несколько лет в Москве Пушкин ходил в Московский Главный архив Министерства иностранных дел — тот самый, где служили знаменитые «архивны юноши», разглядывавшие «чопорно» Татьяну на балу в седьмой главе «Евгения Онегина». В среде этой были в 20-е годы прошлого века литераторы В. Одоевский и Д. Веневитинов, братья Киреевские (а задолго до того — рано умерший поэт Андрей Тургенев, брат декабриста Николая Тургенева и известного деятеля культуры пушкинского времени Александра Тургенева того самого, кому единственному было позволено впоследствии сопровождать до могилы тело Пушкина).

Устроенный еще при Петре I, архив этот принял дела бывшего Посольского приказа. Сначала он размещался в кремлевских палатах, а в пушкинское время — в купленном для него доме князя Голицына, у Покровских ворот. Сюда-то и стремился Пушкин, отправляясь 28 апреля 1836 года в Москву — в последний раз в своей жизни; о нем писал жене в каждом из писем:

«Вот уже три дня я в Москве, и все еще ничего не сделал: Архива не видал, с книгопродавцами не сторговался…» Попасть в архив было непросто. Управлял им А. Малиновский, историк и археограф, получивший репутацию человека, «который думает, что архив… тогда только важен, пока неизвестен…».

«Жизнь моя пребеспутная, — писал Пушкин жене 11 мая. — Дома не сижу — в Архиве не роюсь. Сегодня еду во второй раз к Малиновскому»; на этот раз визит был, видимо, удачен, и через три дня Пушкин пишет:

«В Архивах я был и принужден буду опять в них зарыться месяцев на 6…».

… Приведенное в порядок собрание документов, образовавшихся в процессе деятельности организаций или отдельных лиц

— Так что же это такое — архивы, архивные материалы?

— Слова эти употребляются в разных значениях, да к тому же значения эти менялись во времени. В конце века под архивным материалом понимали совокупность всех тех рукописных, изобразительных и печатных документов, которые в официальном порядке оказывались в стенах государственного учреждения, — приказы, циркуляры, отношения, официальная переписка словом, все бумаги, отражающие деятельность учреждения и попавшие на государственное хранение. Архивы же частных лиц примерно до двадцатых годов нынешнего века вообще не причислялись к архивным материалам.

Одним из первых определений архива, близким к нынешнему пониманию, было такое: приведенное в порядок собрание документов, образовавшихся в процессе деятельности организаций или отдельных лиц…

В 1919 году выпущена была специальная брошюра с пространным названием: «Почему необходимо бережно хранить собрания документов и чем всякий из нас может помочь в этом деле». Сама брошюра составляла семь страниц небольшого формата, зато издана была большим тиражом и взывала ко всему населению страны (такого рода издания назывались тогда листовками). Начиналась она с объяснений — что такое архив:

«Собрание хранимых в порядке документов и бумаг, иногда совсем недавних, а иногда старинных, называется архивом. Каждый архив является драгоценным народным достоянием, подлежащим самой бережной охране… Какими бы малоинтересными и неважными ни казались на первый взгляд документы некоторых архивов должностных лиц и казенных учреждений, как упраздненных (например, прежних земских начальников и волостных правлений), так и действующих (например, казенных палат, акцизных и почтово-телеграфных установлений), точно так же, как и архивы с бумагами общественных учреждений (например, земских, городских, монастырских, церковных) и частных лиц (например, «бумаги, оставшиеся в прежних помещичьих усадьбах), — все эти бумаги очень ценны и сейчас, и особенно в будущем. В руках знающих людей они явятся очень важным материалом для ознакомления не только с великими событиями нашего времени, вроде мировой войны 1914–1918 гг. или февральской и Октябрьской революций, которые, естественно, всегда будут возбуждать живой интерес будущих поколений, но и с самой обстановкой нашей повседневной общественной и частной жизни с ее особым, резко изменившимся по сравнению с недавним прошлым укладом».

Автор этой брошюры-листовки обладал не только высоким историческим сознанием, но и пафосом практического деятеля, стремившегося научить каждого правильному обращению с попавшими в его руки бумагами.