Последний месяц года - Лидия Либединская

Как возникла эта дружба?

Сергей Муравьев-Апостол был старше Бестужева-Рюмина на семь лет — вроде бы и немного, но в его отношении к этому юноше присутствовало что-то отеческое, заботливое. Может быть, потому, что он знал его еще совсем мальчиком. Мачеха Сергея Ивановича была урожденная Грушецкая и приходилась родственницей матери Бестужева-Рюмина.

Сергей Иванович привык видеть Мишеля на семейных торжествах среди детей, а дети даже обедали за отдельным столом. И какое было дело ему, офицеру, окончившему французский коллеж, до восторженного громкоголосого мальчишки? Потом служба в одном полку. Сергей Иванович стал приглядываться к Бестужеву-Рюмину и скоро понял, что за восторженными, порой по-юношески выспренними фразами крылась глубокая мысль и желание посвятить себя борьбе за свободу народа русского. Сергею Ивановичу все вспоминались пушкинские строки:

Пока свободою горим,Пока сердца для чести живы,Мой друг, отчизне посвятимДуши прекрасные порывы!

«Не случайно написал Пушкин это „пока“, — мысленно рассуждал Сергей Муравьев. — Наша обязанность, именно пока он молод, указать путь, как посвятить отчизне прекрасные порывы души. Нельзя дать остынуть жару щедрого сердца…»

С каждым разом разговоры их становились все продолжительнее и задушевнее. Михаил Павлович, сам того не замечая, становился все смелее и откровеннее в суждениях и уже сам искал встреч с Сергеем Муравьевым-Апостолом. Ведь до сих пор с ним никто никогда не разговаривал так серьезно и уважительно. Поняв и поверив этому, Михаил Павлович со всей щедростью юности полюбил этого красивого, мечтательного человека, за внешней мягкостью которого сквозила душевная несгибаемость и отвага. И не было у него теперь друга дороже и ближе. Они стали неразлучны.

А в нынешнем, 1823 году Сергей Иванович Муравьев-Апостол оказал высшее доверие Бестужеву-Рюмину, приняв его в тайное общество, одним из основателей которого являлся.

С тех пор общее дело еще крепче спаяло их дружбу…

…Тоненькие деревца, которыми была обсажена дорога, бросали четкие черные тени, и дорога казалась разлинованной, словно страницы в нотной тетрадке.

— Что, ваше благородье, обедать в этом трактире будете или дальше поедем? — оборачиваясь, спросил ямщик и добавил просительно: — К постоялому двору подъезжаем… Жара-то какая, может, передохнем, а?

— Сворачивай! — коротко, стараясь быть строгим, приказал Михаил Павлович.

Пока обедали, меняли лошадей, набежала легкая тучка и окатила землю звонким, веселым дождем. Сразу погас зной, осела пыль — полегчало. Не полегчало только на душе у Михаила Павловича.

Летом нынешнего, 1823 года девятая дивизия, в которой служили Сергей Муравьев-Апостол и Михаил Бестужев-Рюмин, находилась на крепостных работах в Бобруйске. Император Александр I должен был делать смотр войскам, и Сергей Муравьев-Апостол предполагал с помощью членов Южного общества арестовать царя, брата его великого князя Николая Павловича и генерала Дибича. Затем намечено было организовать возмущение в лагере и, оставив в Бобруйске гарнизон, двинуться на Москву, увлекая по дороге другие войска.

С этой целью и отправил Муравьев-Апостол друга своего Бестужева-Рюмина в Москву, послав с ним письмо члену Северного общества Сергею Волконскому с призывом поддержать намечавшиеся действия. Волконский прислал ответ, в котором умолял отказаться от «безумного и несозревшего плана». Якушкин же вообще отказался разговаривать.

Михаил Павлович понимал: неудача поездки вызвана нерешительностью членов Московского общества. И все же ему казалось, что, не будь он таким неказистым и маленьким, не будь у него этих рыжих веснушек, с ним разговаривали бы по-иному. Ведь в свое время именно небольшой рост и неказистость сыграли роковую роль в его судьбе…

Бестужев-Рюмин откинулся на кожаные подушки, подставляя лицо влажному ветерку, и задумался. Мерное покачивание возка и перестук копыт по мягкой дороге успокаивали, придавали мыслям спокойную медлительность.

Он думал о том, что в жизни каждого человека наступает такое время, когда необходимо остановиться и оглядеться, подумать о том, как жить дальше. Видно, и у него в жизни наступил такой момент…

Родители долго держали Мишу при себе — младший ведь! Сначала в родовом имении Горбатовском, потом в Москве, где он учился в университетском пансионе. А когда пришло время служить, отправили в Петербург и определили в кавалергарды. Но командир лейб-гвардии Кавалергардскою полка, недовольный посадкой Бестужева-Рюмина и его малым ростом, попросил перевести Мишеля в другой полк. Его перевели в Семеновский полк. Малый рост и плохая посадка определили его судьбу.

Поначалу все шло хорошо. Семеновским полком командовал мягкий и гуманный человек генерал Потемкин. Но его сменил полковник Шварц — немец, педант, сухой и бессердечный. Отныне целые дни проходили в муштре и учениях. Даже праздники были отменены. За малейшую провинность Шварц ругал солдат площадной бранью, плевал в лицо, дергал за усы. Пороли даже тех, кто имел знаки отличия военного ордена, хотя по закону эти солдаты от телесных наказаний освобождались. Шварц строил солдат шеренгами друг против друга и заставлял одну шеренгу бить другую по щекам. Он требовал, чтобы амуниция всегда блестела, как на параде, и от постоянной чистки она скоро приходила в негодность. Многие вещи солдатам приходилось покупать на свои деньги. Между тем, занятые беспрерывными учениями и чисткой амуниции, они не имели времени ходить на вольные работы, чтобы заработать.

Шварц учил солдат не столько военному искусству, сколько цирковым номерам: ставил на кивер стакан с водой и заставлял маршировать, требуя, чтобы вода в стакане не расплескалась. Ну, а уж если расплещется, пеняй на себя!

Офицеры ненавидели Шварца, не стесняясь присутствием солдат, на все лады ругали его. И вот терпению их пришел конец, и было решено потребовать от Шварца объяснений. Но начальник штаба гвардейского корпуса Бенкендорф, прослышав об этом, вызвал батальонных командиров и уговорил их не подвергать себя государеву гневу.

Солдаты тоже были недовольны и ждали приезда царя, чтобы ему в собственные руки передать жалобу на Шварца.

Александр I находился в это время в Троппау, где был созван конгресс, на который съехались представители Священного союза от пяти держав — Англии, Австрии, России, Пруссии и Франции.

Священный союз возник после победы над Наполеоном по инициативе трех правителей — русского царя, австрийского императора и прусского короля. Связанные узами «истинного и нерасторжимого братства», императоры обязались оказывать друг другу поддержку «по всякому случаю и при всяких обстоятельствах».

Случай не замедлил явиться. В 1820 году в Испании вспыхнуло восстание, которое возглавил полковник Риего. Восставшие требовали восстановить конституцию, отмененную королем. Священный союз направил в Испанию французские войска. Они подавили восстание. Риего был схвачен и казнен.

Следом за Испанией итальянские карбонарии потребовали введения конституции в Неаполитанском королевстве. Священный союз снова вмешался. Австрийские войска подавили неаполитанскую революцию. Но искры ее перекинулись на север Италии, в Пьемонт. Австрийские войска восстановили там абсолютистский режим.

Занятый наведением «порядка» в Европе, Александр I долго не возвращался в Россию. И терпению семеновцев пришел конец.

На всю жизнь запомнил Михаил Павлович Бестужев-Рюмин хмурый день 16 октября 1820 года. Дождь, перемешанный со снегом, бился в окна казармы, в трубах завывал гнусавый октябрьский ветер. В этот день, серый и слякотный, рота его величества заявила «жалобу» своему ротному командиру.

Корпусной командир распорядился привести роту сначала в штаб, а оттуда отправил ее под конвоем прямо в Петропавловскую крепость.

Узнав о судьбе своих товарищей, взбунтовались солдаты других рот.

— Государева рота погибает! Не отстанем от своих братьев!

Командиры метались, пытаясь успокоить солдат. Сергей Муравьев-Апостол понимал, что стихийный бунт ничего не даст. Он предвидел его гибельные последствия и старался сделать все, чтобы сберечь солдат.

Он был бледен, губы его дрожали, но в голосе слышалась твердость и непреклонность.

— Четыре года я командую вами, — говорил он солдатам. — Я знаю, что заслужил ваше доверие и любовь. Так послушайте меня и не губите себя!

Слух о бунте в Семеновском полку разнесся по городу. Несколько дней волновался Петербург. Казалось, город находился на осадном положении. По ночам к генерал-губернатору каждые полчаса являлись частные приставы с донесениями о том, что происходило на их участках. Курьеры и жандармы то и дело проносились на лихачах по опустелым петербургским улицам.