Ветер северо-южный, от слабого до уверенного - Александр Чуманов

Да, кстати, вот небольшая загадка для бывалых: что означают буквы на больничных тапках, в которые обуты местные стационарные больные? А пока бывалые расшифровывают загадочные буквы. Все просто - "ХО" - хирургическое отделение, а "ТО" - терапевтическое.

И вот разглядывая всего лишь шлепанцы стационарных больных, располагая некоторыми сведениями по истории вопроса, можно сделать интересное умозаключение, основанное на том, что никаких других литер, кроме "ТО" и "ХО", на казенных тапках просто-напросто нет. А еще сравнительно недавно были и "РО", и "ИО", и "НО"...

Впрочем, можно и другим каким-нибудь способом узнать, что в кивакинской райбольнице давным-давно осталось лишь два отделения. А родильное, инфекционное и наркологическое - расформированы.

Не потому, естественно, что кивакинцы перестали рожать. Рожают, так усердно рожают, что все чаще не знают - от кого, хотя это, конечно, всеобщая особенность современной жизни, а не только кивакинская.

Не потому, естественно, что кивакинцы вняли совету санпросвета и никогда не садятся кушать с невымытыми руками, еще как садятся, еще как после этого страдают дизентерией.

Не потому, что кивакинцы совсем перестали злоупотреблять спиртными напитками.

А просто теперь данные больные получают нужную помощь в других окрестных городах и селениях. Там, где их соглашаются пользовать. Бывает, возит-возит болезного кивакинца санитарный фургон, да где-нибудь и пристроит. Мир все еще не без добрых людей, хотя все трудней их становится разыскивать, особенно добрых людей при исполнении служебных обязанностей. Потому каждый раз в конце квартала больничные фургончики по нескольку дней томятся без бензина. То есть без всякого количества движения.

И при желании вполне можно убедиться, что кивакинская райбольница стала тесна, перестала удовлетворять современным требованиям. Причем так: вчера еще вполне удовлетворяла, а сегодня чуточку не удовлетворяет. Иная формулировка почему-то категорически не устраивает некоторых деятелей, а мы не можем пока еще совсем не прислушиваться к мнениям деятелей. Вот какая штука. А впрочем, самого факта неудовлетворения никто не отрицает.

Но зато, возвращаясь после излечения домой, кивакинец удовлетворенно подсчитывает прибыток. Подняв глаза к потолку, он производит в уме довольно сложные вычисления, загибает пальцы и кусает губы, рассуждая про себя, а то и вслух примерно так: "Питание да обслуга, лекарство да белье, процедуры всякие, то-се. В общем, не меньше червонца за день, нет, пожалуй, рублей двенадцать..."

Бывший больной умножает эту сбалансированную цифру на количество проведенных на казенных харчах дней и полученную сумму, точнее, произведение несет сдавать в сберкассу.

Кивакинец полагает, что таков полученный им доход от болезни благодаря бесплатному медицинскому обслуживанию.

Ух, и зажиточно стали в последнее время жить кивакинцы, особено те, что послабже здоровьем!

Безусловно, этот взнос на черный день или же, наоборот, на счастливый день бывшему больному удается сделать лишь в том благоприятном случае, если он не попал в известную бревенчатую "баньку", что посреди больничного двора. А если попал, так что ж, значит, сбереженные денежки сникали, значит, придется потратить их на торжество, требующее год от года все больших расходов. То есть этот вариант убыточен, хотя, конечно, рано или поздно расходы неизбежны, и выходит, что раньше - дешевле...

Короче говоря, в смысле перспектив, все для кивакинских граждан в руках всевышнего. Есть он в природе, или же он отсутствует - не влияет. Ведь в кивакинской земской, простите, районной больнице не Боги горшки обжигают. А если бы и Боги, то где бы они достали божьи препараты и аппараты?..

Но если все-таки гражданину еще рано в бревенчатую "баньку", если судьба велит ему идти из больницы прямиком в сберкассу, то мигом забывает он про унылые дни, про кормежку из расчета "рубель в сутки", про хитросплетение трещин над бедной головушкой, про вредный персонал, начисто забывший русское слово "милосердие", про захламленный парк за окнами, про красный транспарант на гараже, намозоливший глаза так, что уже до самой смерти не позабыть о том, какой наш сегодняшний всеобщий курс.

То есть про транспарант бывший больной мигом забывает, а про то, что "ускорение - наш курс", - нет. Более того, ему почему-то вечно помнится, как через правильные эти слова на транспаранте проглядывали другие, не менее правильные с виду: "Экономика должна быть экономной", а также и совсем древние, почти неразличимые: "Болтун - находка для врага!" Тоже как будто справедливые. Вот ведь загадка избирательности человеческой памяти.

Между прочим, все эти крылатые и летучие фразы при желании можно очень игриво толковать, учитывая специфику учреждения, которое они украшают, но мы воздержимся от игривости. Воздержимся и от сопоставления бесспорных истин, предлагаемых нам в качестве основных, выглядывающих друг из-под друга по иронии судьбы. А просто осознаем, как все-таки много материала требуется для оформления злободневных транспарантов, осознаем, как важно экономить дефицитный материал, пока еще нет опасности разлагающего изобилия.

Бывший общественный деятель районного масштаба, а теперь, стало быть, рядовой человеческий фактор и даже менее того, поскольку пенсионер Владлен Сергеевич Самосейкин прихворнул. С вечера чего-то пучило живот, пучило, бурчало в нем солидным и протяжным басом, а потом начались довольно болезненные колики.

- Вот и все, - твердо и почти весело сообщил Владлен Сергеевич жене Кате, домохозяйке по складу души и призванию, что, однако, не мешало ей во все времена оны представительствовать при муже в качестве достойной супруги на различных мероприятиях. Какой-то женский талант позволял ей очень убедительно не выпячивать свое восьмилетнее общее образование, подкрепленное курсами младших продавцов, а более ничем не подкрепленное. Имелся, знать, особый талант у женщины, или что там бывает у женщин взамен таланта.

- Вот и все, - так твердо и почти весело сообщил Владлен Сергеевич жене Кате, - теперь каюк, отпрыгался Владлен Самосейкин по белу светику, вся жизнь отдана людям. Рак у меня.

Он, надо заметить, вообще был максималист, никаких компромиссов и полутонов не признавал, за что и поплатился на самой заре Великой Перестройки своим немалым постом, а в масштабах заштатного Кивакина постом головокружительным.

М-м-да, не признавал, стало быть, старик полутонов, подчиненных, случалось, распекал так, что стекла во вверенном ему учреждении дрожали и люстры позвякивали, словно был он скрипач-виртуоз, вхожий в резонанс с окружающими хрупкими предметами.