Странствующий украинский философ Г. С. Сковорода - Николай Стеллецкий

Так как друзья Сковороды, у которых он проживал, были люди также небогаты, то поэтому они всячески старались, как бы употребить его таланты с пользою для него и вместе для общества. Скоро открылось место учителя поэзии в Переяславской семинарии, которое, при содействии своих друзей, он и занял. Сослуживцами его во Переяславской семинарии были: известный протоиерей Стефан Гречина или Гречка и знаменитый впоследствии киевский проповедник Иоанн Леванда, — оба не менее Сковороды богатые разнообразными приключениями. В семинарии в то время господствовал еще Симеон Полоцкий с своими силлабическими стихами, которые предпочитались ямбам Ломоносова. Сковорода хотел ввести в свое преподавание новые взгляды на предмет и написала рассуждение о поэзии и руководство к ней. Но тамошний епископ, Никодим Стребницкий, приказал ему изменить учебник и потребовал, чтобы преподавание науки велось по — старому. Сковорода не хотел подчиниться такому предписанию, ссылаясь на авторитеты, а свое письменное объяснение по этому поводу (потребованное от него епископом чрез консисторию), состоящее в том, что его рассуждение о поэзии и руководство, им, составленное, правильны и согласны с существом дела, усилил латинскою пословицей: «Alia res spectrum, alia plectrun» (одно дело пастырский жезл, а другое — пастушья свирель). Епископ на консисторском докладе собственноручно сделал не менее выразительную надпись: «Не живяше посреде дому моего творяй гордыню». И вслед за этим Сковорода был изгнан из Переяславской семинарии.

После этого он стал жить у одного из своих приятелей, который, зная цену его достоинств, не знал его крайней бедности. Сковорода не смел просить помощи, а приятель не догадывался спросить его о нуждах, которые он переносил терпеливо и безропотно, имея только две худые рубашки, камлотовый кафтан, одни башмаки и черные гарусные чулки. Теснимый нуждою Сковорода пробует устроиться педагогом в частном доме. Невдалеке, в деревне Каврай, жил один богатый и вельможный помещик, Стефан Тамара, которому нужен был учитель для сына. По рекомендации знакомых, Сковорода делается домашним учителем сына Тамары. Занимаясь с молодым Тамарой, он не обременял его излишними сведениями, а только помогал незаметным образом самостоятельно развиваться его природным способностям. Учение шло целый год, воспитанник успел привязаться к своему наставнику, и Сковорода с терпением сносил барскую спесь, которая не позволяла пану, «презрительно относившемуся ко всему, что не одето в гербы и не украшено родословными», не только говорить с воспитателем своего сына, но даже удостоивать его человеческим взглядом, хотя всякий день он сидел у него за столом вместе с своим воспитанником, — сносил все это тем более терпеливо, что сделан был годовой контракт, и он хотел исполнить свою обязанность по совести. Но тут вышел такой случай. Беседуя однажды с своим учеником и обращаясь с ним откровенно и просто, Сковорода спросил его мнение о предмете беседы и на его не подходящий ответ заметил, что так может мыслить только свиная голова… Кто — то из слуг слышал эти слова, донес госпоже; госпожа, сочетшая это оскорблением шляхетского достоинства своего сына, передала мужу, и вот за «свиную голову» Сковорода опять лишился места, пищи, одежды, но не надежды. Старик Тамара, который, несмотря на свою надменность, был человек очень умный и по тому времени образованный, ценя все — таки учителя, при прощании впервые заговорил с ним и заключил свой разговор словами: «Прости, государь мой! Мне жаль тебя!»

В крайней нужде прибыл Сковорода в одному своему приятелю, переяславскому сотнику, человеку добродушному и гостеприимному. Здесь представился ему случай ехать в Москву с другим своим знакомым неким Каллиграфом, который получил место проповедника в московской академии; с ним он и отправился. Из Москвы Сковорода проехал в Троице — Сергиеву лавру, наместником которой был тогда известный впоследствии ученостию епископ черниговский, Кирилл Флоринский. Осведомленный уже о талантах Сковороды по слухам, Кирилл уговаривал его остаться в лавре для пользы училища. Сковорода согласился быть лаврским учителем; но вскоре ему взгрустнулось по родной Малороссии, и он оставил училище.

Сковорода приехал опять в Переяслав, «оставя по себе в лавре имя ученого и дружбу Кирилла». Не успел он прибыть туда, как разумный Тамара употребил все усилия, чтобы вернуть его себе. Не смотря ни на какие упрашивания знакомых помещика, Сковорода упорно отказывался от предложения снова поступить к его сыну учителем, зная гордость Тамары. Но одному знакомому удалось хитростью привезти его ночью, сонного, в дом Тамары, где и уговорили его остаться; при чем он решительно отказался на дальнейшее время от срока и от всяких обязательных условий, обещая и без этого быть исправным. Случилось это со Сковородою в 1758 году. Значит, со времени его петербургской жизни прошло 14 лет, и он вступил в 36–й год жизни. В то время старик Тамара уже оставил прежнюю свою спесь и начал ценить людей по внутреннему их достоинству. Обласкав Сковороду, он просил его быть сыну его другом и руководителем в прохождении наук. Любовь и откровенность более всего действовали всегда на Сковороду. Поселясь в деревне и обеспечив свои первые нужды заботливостью любезного хозяина, он предался любомудрию и исканию истины. На свободе, среди уединения, мысли его просились к перу, и он сочинял стихи на тему: «Ходя по земле, обращайся на небесах»[4]. В числе других Сковорода написал стихотворение: «Оставь, о дух мой вскоре!..» Прочтя его, старик Тамара сказал: «Друг мой! Бог благословил тебя даром духа и слова!» По истечении некоторого времени молодому Тамаре выпало на долю перейти в другой круг жизни; Сковороде также готовила судьба новое поприще. Сохранилось письмо от 6 марта 1788 года за подписью: «Василий Тамара», показывающее, какую беззаветную преданность сохранил в своем сердце ученик к бывшему своему учителю. «Любезный мой учитель Григорий Саввич! Письмо ваше чрез корнета Кислого получил я, с разного любви и сердца привязанностью моею к вам. Вспомнишь ты, почтенный друг мой, твоего Василия, по наружности, может быть, и не несчастного, но внутренне более имеющего нужду в совете, нежели когда был с тобою. О, если бы внушил тебе Господь пожить со мною! Если бы ты меня один раз выслушал, узнал, то б не порадовался своим воспитанником. Напрасно ли я тебя желал? Если нет, то одолжи и отпиши ко мне, каким образом мог бы я тебя увидеть, страстно любимый мой Сковорода. Прощай и не пожалей еще один раз в жизни уделить частицу твоего времени и покоя старому ученику твоему — Василию Тамаре».