Сиротка. В ладонях судьбы - Мари-Бернадетт Дюпюи

— Ящики, — добавил он. — Нужно забраться на ящик!

— Хорошо! — ответил Арман, клацая зубами.

Вокруг них плавали огромные ящики, которые перевозило судно. Если использовать один из них в качестве плота, возможно, появится шанс остаться в живых. С перекошенным от напряжения лицом Питер поплыл в их сторону. Казалось, им движет невероятная энергия.

— Я за тобой! — прошептал младший из Маруа, менее тренированный, чем его спутник.

Ему хотелось в это верить, но он был не очень хорошим пловцом. Оцепеневшее от холода тело не слушалось.

«Господи, нет! — взмолился он. — Нет… Мама… Я не хочу умирать, нет…»

Вода поглотила его и понесла по течению. Последним, что промелькнуло перед его взором, были лукавая улыбка Шарлотты и солнечный луч, блеснувший на ее розовых губах, нежности которых он уже никогда не познает.

Эрмина Дельбо, известная оперная певица, читала текст статьи, которая завтра должна была появиться в «Пресс». Его принесла некая Бадетта — журналистка и давняя подруга Эрмины.

Слезы застилали глаза, тем не менее она прекрасно видела эти строки, смысл которых разбивал ей сердце. Речь шла о показаниях капитана одного из голландских грузовых судов, которое затонуло два дня назад, подбитое немецкими подводными лодками.

«Ночь была холодной, вода — ледяной. Один из моих людей умер от холода. Мы опустили его тело в море, согласно морскому обычаю. Экипаж состоял из голландских моряков и четырех английских солдат. Невзирая на опасность рыщущих поблизости подлодок, которые невозможно было разглядеть в этой темноте, остальные корабли группы помогали проводить спасательные работы. Атака была такой стремительной и судно затонуло так быстро, что мы успели спустить на воду только одну шлюпку. Нас было двадцать два человека в шлюпке, рассчитанной максимум на тринадцать. Вторую шлюпку спустить не удалось, поскольку заело механизм. К тому же следовало торопиться: корабль мог взорваться в любую минуту, а сильный крен мешал маневрированию»[6].

— Боже мой, какой ужас! — воскликнула Эрмина. — Судьба Армана изложена всего в нескольких словах! Я не могу в это поверить. Он умер от холода, пережив столько суровых зим в Валь-Жальбере!

— Держитесь, моя дорогая, — прошептала Бадетта, участливо коснувшись ее плеча. — Я принесла вам эту статью, потому что вы меня об этом попросили. Вы хотели понять, что произошло той трагической ночью.

Сдерживая рыдания, Эрмина кивнула. Нервным движением она пригладила свои длинные светлые волосы, мягкие и волнистые, обрамляющие ее красивое, как у Мадонны, лицо.

— Вчера я получила телеграмму, сообщавшую о смерти Армана. Она была такой краткой, что я решила позвонить вам, раз уж вы оставили мне свой новый адрес. Бадетта, как вы думаете, он сильно страдал? Как это должно быть ужасно — утонуть! Подумать только, он был так счастлив, что попал на этот корабль пусть даже в качестве работника кухни! Ему было только двадцать четыре года! Боже мой!

— Должно быть, он сначала потерял сознание из-за холода. Я не знаю, что вам сказать; мне очень жаль, что мы видимся с вами при таких обстоятельствах, моя дорогая Эрмина. Переехав в Квебек, я надеялась видеть вас и ваших родителей чаще, но наша встреча оказалась печальной.

Эрмина попыталась улыбнуться и взяла свою подругу за руку. Более твердым голосом она произнесла:

— Благодарю вас за то, что вы оказали мне эту услугу…

— Мне просто повезло, что я получила это место в «Пресс», — ответила Бадетта. — Здесь я в курсе всего, что происходит в стране. И это зловещее событие вызвало резонанс в общественном мнении. Люди встревожены. На этот раз речь идет не о слухах. Немецкие подводные лодки проникли в Сен-Лоран. Люди хотят знать правду! И мои коллеги мне ее сказали. Два голландских грузовых судна были атакованы торпедами и затонули за несколько минут. Жители рыбацкой деревушки Клоридорм в Гаспези могут это подтвердить. Сначала они решили, что началось землетрясение. От взрыва первого корабля содрогнулась земля. А поутру они увидели этих несчастных уцелевших в пижамах, которым пришлось плыть более двух часов.

— Но Армана среди них не было, — простонала Эрмина. — Мне нужно срочно позвонить своей матери, чтобы она сообщила новость бедному Жозефу. Он потерял жену всего два года назад. Теперь ему придется оплакивать сына.

Бадетта усадила ее в кресло.

— Успокойтесь, прошу вас. Вам нужно что-нибудь выпить. Вы такая бледная.

Эрмина промокнула свои большие голубые глаза вышитым батистовым платочком и оглядела гостиную блуждающим взглядом, словно эта милая, уютная обстановка была ей незнакома.

— Я должна объяснить вам, что послужило причиной отъезда Армана, — произнесла она неуверенным тоном. — Он заезжал ко мне в конце апреля. У нас ничего не бывает просто, моя дорогая Бадетта. Мало что изменилось с того Рождества 1934 года, когда вы приезжали на праздники в Валь-Жальбер.

— И когда вы украдкой покинули нас, чтобы встретиться со своим лесным красавцем, — попыталась пошутить журналистка. — Простите, я просто пытаюсь вас утешить.

Из соседней комнаты послышался какой-то металлический звук. Почти сразу же в комнату вбежала миловидная смуглая особа, одетая в серое платье с белым воротничком, спрятанное под широким ситцевым фартуком, тоже серым. Это была Мадлен, индейская подруга Эрмины, последовавшая за ней в Квебек и взявшая на себя хлопоты по ведению хозяйства.

— Мина, мне очень жаль, — сообщила она, — но придется подождать. Я опрокинула чайник. Здравствуйте, мадам Бадетта! Как хорошо, что вы с нами!

— Никаких мадам между нами, — запротестовала журналистка. — Вы совсем не изменились, Мадлен! Как я вижу, вы больше не присматриваете за детьми?

— Нет, они остались у мадам Лоры. Там более безопасно, — ответила бывшая няня и кормилица Мари и Лоранс, дочерей Эрмины, близняшек восьми с половиной лет.

— И я очень этому рада, — добавила Эрмина. — Нацистская угроза становится все реальнее. Один торговец сказал мне вчера, что нас могут подвергнуть бомбардировкам. По крайней мере, трое моих детей будут в безопасности.

Она замолчала, снова погрузившись в свою печаль. Конечно, она не была очень близка с Арманом, который единственный из троих сыновей Маруа отличался особым характером — циничным, насмешливым. «Когда мне было шесть лет, а ему всего два, Бетти оставляла меня с ним и я кормила его кашей, — вспомнила она. — Я все время боялась, что он упадет со своего высокого стула. Мы вместе выросли. Я должна отправить телеграмму Симону».

На нее нахлынули воспоминания из детства. Тогда она была маленькой сиротой, которую приютили монахини Нотр-Дам-дю-Бон-Консей, преподававшие в монастырской школе в те времена, когда целлюлозно-бумажный завод работал на полную мощность и рабочий городок Валь-Жальбер населяли более пятисот жителей. Настоятельница монастыря часто доверяла ее заботам семьи Маруа, жившей на улице Сен-Жорж.

«Бедный Арман, — снова подумала Эрмина. — В последние недели он стал намного мягче. Но Шарлотта в очередной раз ему отказала, а ведь он искренне любил ее».

— Эрмина, — позвала Бадетта, — у вас такой потерянный вид.

— Мне сложно смириться со смертью Армана. Боже, какие глупости я говорю! Кто в состоянии смириться с такой внезапной, несправедливой смертью? Но война идет уже два года, и я боюсь, что ситуация будет лишь ухудшаться, особенно здесь. До настоящего времени нам не на что было жаловаться. Франция оккупирована. По всей Европе и по всему миру потеряли счет жертвам. Я очень встревожена, Бадетта. Гитлер — безумец, монстр, жаждущий власти, и его антисемитская кампания вызывает у меня отвращение.

— Согласна, это принимает пугающие масштабы, — подтвердила журналистка. — Но вы хотели объяснить мне причины отъезда Армана. Расскажите! Может, это хоть немного облегчит ваше горе.

— Или, напротив, усилит его, — вздохнула Эрмина. — Впрочем, вы правы. Мне нужно выговориться, «поболтать», как говорит наша славная экономка Мирей. Дело в том, что Арман был влюблен в Шарлотту: вы ее знаете — это та девушка, которая нам с мамой почти что приемная дочь. Но она была обручена с Симоном, старшим сыном Маруа. Они должны были пожениться в июне 1940 года. Шарлотта собиралась осуществить свою подростковую мечту — выйти замуж за любимого. Когда Бетти скончалась при родах, свадьбу, разумеется, отложили. А осенью того же года Симон поступил на службу в армию. Он разорвал помолвку, освободив девушку от всяких обязательств.

— Арман покинул родные края много месяцев назад. Он больше не видел свою мать живой. И уехал он только из-за любовных терзаний.

Голос Эрмины прервался. Ей показалось, что она пересказывает какую-то дешевую мелодраму. Тем не менее она продолжила: