Я - счастливый человек - Клара Лучко

Я снималась в одном южном городе. В фильме, кроме моей, была еще одна женская роль, на которую утвердили молодую актрису. Жили мы с ней в одной гостинице. После съемок она любила выпить и часто скандалила вместе с собутыльниками. Однажды ее забрали в милицию, и мы с режиссером отправились ее выручать. Каким‑то образом слухи об этой истории дошли до репортера местной газеты, и он, не разобравшись что к чему, тут же написал о скандальной истории с Кларой Лучко. Он знал только меня и, не проверив факты, написал заметку под рубрикой «их нравы».

Правда, случались и «приятные» неожиданности. Открываю солидный иллюстрированный журнал и вижу себя в длинном платье на парадной лестнице. Оказывается, я вновь побывала в Каннах и наконец‑то Франция пала в ноги Кларе Лучко. А на самом деле на фотографии не Канны, а Рига, там проходил фестиваль «Северная жемчужина».

С журналистами у меня всегда были добрые отношения. Я уважаю их труд — совестливый, нелегкий, а подчас и опасный. Я знаю, какое мужество надо иметь, чтобы ввязаться в драку, в борьбу за решение сложнейшей проблемы, в которой сплетаются разные, часто противоположные интересы властных групп, чтобы выступить в защиту человека, несправедливо обвиненного. Это все я знаю по жизни, по ежедневным беседам в семье, по многолетней дружбе со многими корреспондентами «Известий». Мы вели откровенные разговоры на равных, обсуждали острые вопросы, которые касались как кино, так и проблем житейских.

Но с некоторых пор многое стало меняться. Пожелтела пресса, изменились ценностные и духовные ориентиры, да и просто добропорядочность. Вместо серьезных интервьюеров, которых я знала, появилось бесчисленное количество порхающих мотыльков, которым нужен любой, пусть и придуманный, но жареный факт. Так в моем окружении появились людоеды, да и не только они.

Кстати, в том же Доме Ханжонкова мне вручили в 2002 году приз «Королева экрана». У меня много наград, но эта была особой, ее присудили мне и зрители, и актеры — все участники кинофестиваля «Женщины кино» имени Веры Холодной. Один из выступавших сказал, что я в своей работе проникаю в глубину человеческой сути, нахожу, пусть даже в образе отрицательном, возможность преподать урок доброты.

В этом есть какая‑то тайна, которая, собственно, живет в каждом человеке и ему самому открывается совершенно неожиданно.

Вот я ехала однажды на съемку и увидела из окна вагона лес. Хаотичный, заброшенный. И вдруг я открыла для себя: этот лес как наша человеческая жизнь, а деревья как люди. Одно стоит высокое, гордое, а под его крылами — маленькие, хиленькие, желавшие бы развиться, но им не хватает света; другое дерево уже склоняется, раскинуло ветви, готовое упасть, а третье гниет… Когда я увидела это — меня потрясло. Это же человеческие судьбы!

В кино в каждой роли я играла судьбу. Я нащупывала ее по крошечкам, по крупиночкам и переживала ее.

Мне не раз предлагали: напишите книгу о жизни в кино. Я отказывалась, да и сомнения одолевали меня. Я не писательница, я — актриса. Но однажды я все‑таки решилась. Ведь моя жизнь — это прежде всего кино, которому я предана, проблемы которого никогда не обходили меня стороной. Мне захотелось рассказать о том, что я помню и люблю, что сердцу дорого, о друзьях, интересных людях, с кем свела меня судьба, о верных мне зрителях, бескорыстная любовь которых сопровождает меня и придает новые силы.

Актер, как правило, не подводит итоги, пусть это делают критики. Но невольно в минуты сомнений думаешь о том, что сделано, и о том, что не удалось, о мечтах, которые сбылись, и о тех, которым сбыться не суждено.

Один из фильмов, в которых я снималась, назывался «Год как жизнь». А жизнь, оказывается, пролетает как год. Но разве обо всем расскажешь? Жизнь человека объемней любой книги, написанной им.

Ну а что получилось — судить не мне, а вам, мои дорогие зрители и читатели.

Да, чуть не забыла. Почти в каждом интервью меня обязательно спрашивали, сколько у меня шляп и почему я люблю их носить. Разного рода чепуху, что порой пишут обо мне, легко опровергнуть. Но насчет шляп отказываться не буду. Я их действительно люблю.

Кланяюсь.

Клара Лучко

Как сейчас помню

Ах, как хочется иногда, чтобы время остановилось! Бывают в жизни такие прекрасные мгновения или события, с которыми не хочется расставаться. Увы, попытаться остановить время можно только в сказке.

Зато у человека есть память. Она хранит самое дорогое. Бывает так: то, что было вчера, — забываешь или пытаешься поскорее забыть. Но то, что было давно, — помнишь. Недаром говорят: «как сейчас помню».

Помню, как я, маленькая девочка, смотрю в окно. Мы жили тогда в селе Яковцы, где папа работал директором совхоза.

Зима… За окном сказка: деревья в снегу, ярко светит солнце, и все вокруг сверкает, как драгоценные камни.

С горки едет мальчик. К его валенкам привязаны веревкой две дощечки, а в руках палки.

Я спросила у мамы, что он делает, этот мальчик, а она ответила:

— Катается на лыжах.

Так в мою жизнь вошло новое слово — «лыжи»…

Мы живем в Полтаве. Папа стал студентом — он учится в педагогическом институте. К нам в дом провели радио. Мама берет наушники и кладет их в кастрюлю, чтобы мы все могли слушать радио. Всей семьей.

Я учусь в школе. К нам приехал папанинец — Евгений Федоров. Мне поручили повязать герою пионерский галстук. Я едва дотягиваюсь до его шеи. Руки у меня дрожат. И я никак не могу справиться. А Федоров улыбнулся и сказал:

— Не волнуйся, девочка. Давай я тебе помогу.

Поднял меня на руки и поцеловал…

Тридцать седьмой год… Я только помню ощущение тревоги в нашей семье. Прибежала утром тетя Поля — мамина сестра. Она плакала и что‑то шепотом рассказывала маме, папе и бабе Киле (по — русски Акулина).

Потом я видела заплаканные глаза у мамы и бабы Кили. Оказывается, арестовали мужа тети Поли. Он был ректором строительного института.

Мы жили на первом этаже небольшого дома. Ночью подъехала машина к нашему крыльцу. В комнату, где мы спали, вбежала баба Киля:

— Прыихалы…

Мама разбудила отца.

Я проснулась.

В комнате была тишина. Раздался стук в дверь.

— Я открою, — сказал папа.

— Нет! Лучше я, — и мама пошла к двери.

Вошли трое в военной форме.

— Собирайтесь!

И вдруг мама прерывающимся голосом спросила:

— А на чью фамилию выписан ордер?

Один из них назвал совершенно незнакомую фамилию.

Мама сказала, что они ошиблись, и показала свои и папины документы. Военные о чем‑то посовещались и ушли.