Грёзы третьей планеты - Коллектив авторов

По-хорошему, все мы не должны подвергаться чувствам и эмоциям. За месяцы полётов я неплохо разобрался в этом щекотливом вопросе. Планеты полнились бездушными машинами и механизмами, занятыми холодными расчётами и бездумной работой, но космос принадлежал металлическим оболочкам, способным не только на логические измышления. Эмпатия кораблей была качеством случайным, и люди годами искали причину, считая бортовые интеллекты с эмоциями дефектами, да так и не смогли найти тонкую грань, за которой совокупность корабельных систем обретала самосознание.

Хотя для моего экипажа это стало благом, позволяя не обращать внимания на старческое слабоумие и бесконтрольное пьянство.

Мы провели ещё некоторое время соединёнными, хотя разгрузка давно прошла. Я не хотел отпускать Елизавету, а она не желала уходить. Её ожидала битва, новые шрамы и утраты, меня – долгая разлука. Хотя последнего вроде бы и нечего бояться, но всё же я ощущал пустоту внутри, существующую каждый миг вдали от Елизаветы.

Расставшись, каждый последовал своим путём. «Несокрушимая» – избавляться от смертоносного груза, а я – за новыми способами убивать людей.

* * *

Посреди бетонного поля колосились грузовые корабли, спешно модифицируемые ордами людей и роботов. Дополнительные баки с топливом и контейнеры с вооружением. Вновь никакой провизии. По чертыханиям капитана было понятно, что дело серьёзное. Старпом вовсе исчез на сутки, свалив на меня свои обязанности. Вернулся весь заплаканный и заперся в своём тайнике. Ради разнообразия пить старпом не стал, но зачем-то прикрепил к фотографии женщины чёрную ленту. Я людям помогал по мере возможностей, но с каждой минутой тревога моя возрастала.

– Тише, кораблик, тише, – странно было слышать такое обращение от капитана спустя месяцы совместных полётов. – Отвези меня в последний раз, хорошо, малыш?

В этот день я познал стыд. Привыкнув считать капитана бесполезным, даже не пытался понять, в сколь страшном мире он живёт. Когда предаёт собственное тело и память, но ты способен это осознать, запертый в дряхлой клетке. И перестаёшь доверять самому себе. Для меня подобное испытание немыслимо, капитан же упорно цеплялся за любую возможность вновь оказаться среди звёзд. Но он понимал, что время прошло. Единственной надеждой и опорой для капитана стал увалень-грузовик, которому нельзя скатываться в депрессию из-за разлуки с каким-то линкором. Нет-нет, я буду сильным.

* * *

То ли к счастью, то ли к горю, моим назначением вновь стала «Несокрушимая». Странным было место встречи, до которого пришлось добираться в два раза дольше обычного. Пришлось просчитывать непривычные для себя манёвры, отягощённые к тому же изменившейся конфигурацией моего корпуса. И беспокоиться из-за топлива – на обратную дорогу его могло и не хватить.

Старпом не выходил из каюты, перемежая выпивку рыданиями да проклятиями в пустоту. Капитан каждый день терял частичку себя, порой мучительно вспоминая даже собственное имя. А я шёл вперёд, стараясь думать о предстоящем воссоединении, а не происходящем в моём нутре. Иначе трудно было сосредоточиться на задании.

Выйдя к заданным координатам, «Несокрушимую» я не застал. Зато повстречал ещё с полсотни грузовиков, томящихся в ожидании. День-другой, и я засек её приближение, да не одной. К нам приближалась целая флотилия, ведомая величественными линкорами. Корветы, палубники, окружённые роем истребителей, крейсера и фрегаты – число только крупных кораблей перевалило за сотню.

Куда хуже, что такой же сигнал шёл с другой стороны.

Люди устали от долгой войны. И решили закончить её в одном-единственном сражении. Побеспокоились, как бы у сражающихся не иссякли боеприпасы, загодя приведя грузовики с боеприпасами. Так что мы оказались на скамье наблюдателей посреди решающего матча.

Засверкали тормозные двигатели, и две армады замерли друг напротив друга в ожидании команд. Почему-то для людей убийства по правилам и приказам простительны.

Шаткое равновесие длилось пару минут. Затем засияли двигатели ракет и торпед, пробежались лучи лазеров. Бесполезные против современной брони лучи рассеялись – и строй кораблей рассыпался.

Началась бойня.

* * *

Пока перед нами разворачивалась эпическая баталия, я пытался справиться с собственными проблемами.

Старпом не проснулся. Ну, совсем. Уснул, пробыв в своём тайнике, и больше не открыл глаза, развалившись на металлическом полу. Вокруг неподвижного тела остались клочки бумаги, бывшие раньше фотографией. Рассуждая логически, мне не было дела до человека, со своим кораблём и словом добрым не обмолвившимся. Только всё равно я ощущал… неполноценность. Теперь всегда будет отсутствовать часть меня, а искусством забывать владеют только люди.

Нельзя сказать, что я висел в пустоте без дела. Боевые корабли без устали старались не только уничтожить друг друга, но и сами уцелеть – промазавшие снаряды весьма часто прилетали к ожидающим команд грузовикам. Приходилось без конца маневрировать и уклоняться, благо систему раннего предупреждения на меня установили перед вылетом.

Решив отвлечься от размышлений о старпоме, навёл сенсоры на «Несокрушимую», чтобы полюбоваться лишний раз её обводами.

Но попытка найти утешение в красоте увенчалась провалом. О, Елизавета была прекрасна, как и всегда, но вела себя ещё отрешённей обычного. Каждое её движение, каждый выстрел были преисполнены мучительного ожидания. Словно огромный боевой корабль знал некую страшную тайну, которая вот-вот – и станет известна всем.

Прямое попадание в двигательный отсек. Я не мог поверить своим сенсорам. Только что "Несокрушимая" возглавляла бой – и за доли секунды превратилась в бесполезный кусок металла. Аварийного питания хватит на неделю жизни экипажа – стандартное время для спасательных операций… от корпуса Елизаветы одна за другой начали отлетать спасательные капсулы. Люди поспешили покинуть умирающий корабль.

Она осталась совершенно одна, а противники уже выпустили по лёгкой мишени издевательски медленные торпеды.

Никто не сможет её спасти. Вот секрет "Елизаветы Несокрушимой". Она создана, чтобы умереть в полном одиночестве, никому не нужной и заброшенной. Знание, обретённое в момент её пробуждения на верфи.

– ЛЕТИ!

На миг я сосредоточился на собственной рубке. Именно таким я и запомнил капитана – в парадной форме, застёгнутой на все пуговицы, выпрямившимся в своём кресле и с яростным блеском в глазах вопящего во всю глотку:

– Полный вперёд!

Через миг я врубил маршевые двигатели на полную мощность, повинуясь прямому приказу своего капитана, и рванул ввысь над плоскостью битвы. Не хватало ещё тратить время на манёвры уклонения. Камеры в рубке я заблаговременно отключил. Если разгон не убил последнего человека на борту, то торможение переломало половину переборок внутри меня.

Повиснув над битвой, опустил нос вниз, нацелившись точнехонько на беспомощную Елизавету. Второе ускорение подряд заставило весь мой корпус затрещать.

Я всё ещё мог обогнать торпеды.

– Грузовой корабль ГН-2612, прекратите сближение, – голос Елизаветы был строг, но я чувствовал