Маска, я тебя знаю - Екатерина Черкасова

Мать рассказывала, что учебный год начался, что ей тяжело справляться по хозяйству одной, без моей помощи, что курортники разъезжаются. Ни на рынке, ни сдачей койки денег теперь не заработать. Она все причитала, спрашивала, когда же меня наконец выпишут. Она приносила крупный фиолетовый виноград "кардинал", арбузы, но я ела все, только чтобы ее не обидеть. Она пыталась кормить меня сама, я видела ее черные, заскорузлые от работы руки

с черными ногтями, и меня поташнивало.

Приходил психиатр, простецкий пожилой толстяк в халате, заляпанном чернилами. Он пытался что-то выяснить у меня про мои припадки. Мне прописали какие-то порошки, от них я тупела и меня тянуло в сон.

Когда наконец меня выписали, мать принесла джинсы, кроссовки,

майку с дурацкой вампирской картинкой и ветровку. Видимо, я здорово

похудела за время болезни, и джинсы противно съезжали на бедра.

- Мам, я зайду попрощаться с доктором.

- А как же, деточка,- сказала мать, предусмотрительно

оставшись в коридоре. Она ничем не могла отблагодарить врача и поэтому смущалась.

Когда я вошла в ординаторскую, Сергей Васильевич оторвал голову от бумаг.

- А, Настенька, проходи, проходи.

- Вот, попрощаться зашла. Спасибо вам за все.

- Не болей, принимай порошки. Да, кстати,- он подошел к сейфу и открыл его.- Когда тебя привезли, это было у тебя на руке,- он протянул мне браслет. Пластинка на грубой цепи с толстыми звеньями. На таких обычно гравируют имя либо группу крови.

- Спасибо,- я с безразличием взяла браслет,

все равно ведь ничего не помнила, перевернула его: на пластинке с обратной стороны выбиты цифры. Я положила его в карман ветровки и вышла. Мать стояла в коридоре, прижавшись к стенке.

* * *

Мы вышли на заплеванной автобусной остановке и протащились вверх по узкой улочке частных домов. Это далеко от моря, и курортники снимают здесь жилье неохотно. Потому домики тут бедные, жители кормятся в основном продажей фруктов. Мы открыли перекосившуюся, давно не крашенную калитку и по вымощенной плитками дорожке прошли к дому. Навстречу выскочил маленький черный песик и злобно на меня залаял.

- Да ты что, Саддамушка, своих не признаешь,- возмутилась мать, но тут же с гордостью добавила:- Мал, да удал, вон сколько от него шума! Любого отпугнет!

Саддам, названный так, видимо, в честь иракского диктатора, подскочил ко мне и принялся подозрительно обнюхивать. Затем успокоился и отвлекся на пробегавшую по улице большую дворнягу.

В доме чисто, прохладно и бедно. Мебель куплена еще бабкой и дедом.

На дощатом полу лежали тканые половики, напоминавшие о крестьянском быте начала века. Как в деревенских домах, на стенах висело множество фотографий: молодые мужчина и женщина в одежде довоенной поры. Женщина в кокетливой каракулевой шапочке, сдвинутой набок, в пальто с огромными плечами. Мужчина с усами а ля Буденный, с военной выправкой. Следующее поколение- это мои родители: мать, молодая, веселая, в коротком белом платье и туфлях на платформе, отец, коренастый крепыш в костюме с неумело повязанным галстуком. Свадебная фотография. Я сама, упитанная крошка, улыбаюсь беззубым ротиком. И я же на фотографии, сделанной в первом классе: худенькая шейка, косички мышиного цвета, серьезные серые глаза.

- Да что ты там рассматриваешь, тысячу раз все это видела. Присаживайся к столу.

Я обернулась и увидела на столе миску с салатом, быстро и ловко нарезанным матерью, вареный дымящийся картофель, посыпанный укропом, грубые толстые ломти серого хлеба. Посреди стола возвышалась бутылка водки.

- Ну зачем, мама, - укоризненно сказала я.

- Да что же теперь, и за возвращение моей доченьки из больницы

не выпить?- обиделась мать. - Да и дядя Валера сейчас

придет.

- Кто такой дядя Валера?

- Да ты что, и его не помнишь?- воскликнула мать.

А ведь он тебе, почитай, отец.

- А где же мой отец?- поинтересовалась я.

- Да кто ж его знает, бросил он нас, когда тебе и годика не было.

Мать вздохнула и налила рюмку.

- Ну, с возвращением,- она ловко опрокинула в рот рюмку, задержала дыхание, аккуратно отломила корочку хлеба. Да, видно, по этой части у нее немалый опыт.

Открылась дверь, и вошел мужчина лет сорока в замасленной одежде, похоже, механик или автослесарь. Он довольно улыбался:

- А вот и наша девочка, Настена,- он взял меня за плечи, повернул лицом к свету.

- Боже, как ты осунулась, как изменилась! Ну ничего, отъешься, волосики отрастут, все будет как раньше,- он крепко прижал меня к своей груди, обдавая запахом пота, дешевых сигарет и пива.

- А ты, Валентина, что же меня не дождалась?- обратился он к матери, имея в виду початую бутылку водки.

* * *

Всю ночь я ворочалась на узеньком неудобном диванчике в проходной комнате, с отвращением прислушиваясь к звукам, доносящимся из материнской спальни. Я не понимала, как жила здесь раньше. И даже после того, как все стихло, я не могла уснуть.

В проеме показался силуэт. Стараясь не скрипеть половицами, дядя Валера тихонько направился в сторону кухни. Я услышала, как он открывает кран, как льется вода. Через мгновение он оказался у моего диванчика и шепотом спросил:

- Не спишь? Я знаю, что не спишь, милая, ждешь, когда я тебя приласкаю. Истосковалась, поди...- он осторожно присел на край дивана.

Я замерла и старалась дышать ровно, как спящая. Сердце глухо бухало, опять стала болеть голова. Он уселся поудобнее и запустил руку под одеяло, нащупав мою грудь под старенькой футболкой. Я вздрогнула и отодвинулась, прижимаясь к холодной стене. Но он воспринял это как приглашение лечь рядом. Резким движением он сдернул с меня одеяло и прижался плотным массивным телом.

- Уходите,- отчаянно зашептала я, - что вы себе позволяете? Я сейчас разбужу мать!

- Да ладно, она приняла, ее теперь пушками не разбудишь,- ухмыльнулся дядя Валера, пытаясь стащить с меня трусики. Я чувствовала его жесткую грубую руку, несвежее дыхание с перегаром.

- Ты что, маленькая, все забыла, а ведь раньше тебе нравилось.

Или ты притворяешься?

Он предпринял очередную попытку и коленом раздвинул мне ноги, одновременно задирая футболку. Но я еще слишком слаба, чтобы всерьез сопротивляться, поэтому из последних сил вывернулась и ударила его в пах. Он застонал, откатился, затем тихо выругался и встал.

- Ну ладно, маленькая сучка...

Когда он ушел, я заплакала. Я не могла поверить, что спала с этим отвратительным, дурно пахнущим чудовищем.

Утром все сели за стол. Мать хлопотала вокруг меня, приговаривая, что мне надо побольше есть, чтобы я на себя стала похожа. Валерий сидел молча и громко прихлебывал чай, на меня он не смотрел. Затем резко встал и громко задвинул стул. Мать бросилась к нему и протянула пакет, видно, с бутербродами.

- Когда придешь, Валерочка?- заискивающе спросила мать, поправляя ему воротничок ковбойки.

- Не знаю, на днях,- буркнул он, сильно хлопнув напоследок дверью.

Мать села и огорченно сложила на животе руки.

- И что это с ним? Ты знаешь, у них там на автобазе столько молоденьких крутится... Уж и не знаю, как ему угодить...

- Да зачем он тебе, мама?- разозлилась я и сразу же осеклась.

Все равно ничего не изменишь.

Потом мы собирали фрукты на рынок. На центральный рынок пробиться невозможно, поэтому мать сидела на лавочке у военного санатория, да и торговала недорого. Вечером я, раздеваясь, нащупала в кармане браслет и вынула его.

- Что это у тебя?- поинтересовалась мать.

- Не помню, доктор сказал, что он был у меня на руке, когда меня привезли.

Мать повертела его в руках.

- Похоже на золото. Украла у кого-нибудь?- хмуро спросила

она.

- Нет,- отрезала я, вырывая из ее рук браслет.

- Тогда откуда он? Знаю, украла. Ох, горе мое, ведь тебя уже

задерживали. Сказали, в следующий раз посадят!

- Я не воровка!- закричала я и хлопнула дверью.

* * *

В классе меня приняли дружелюбно, сочувственно посматривали на мое исхудавшее лицо, перебитый нос, страшный шрам под ежиком серых волос. Казалось, этот шрам притягивал взгляды. Учителя меня пока не трогали, да и я мало что понимала на уроках. Правда, оказалось, что я вполне сносно говорю по-английски, чем немало удивила учительницу. Ко мне подошел высокий крепкий парень и с виноватыми нотками в голосе сказал:

- Насть, ты не думай, что мы тебя бросили. Ты сразу воды хлебнула и камнем на дно. Ашторм такой был, что сами еле спаслись.

- Да ладно, не переживай, я все понимаю,- успокоила я

его. В общем, парень мне понравился, только я не знала, что у меня

с ним за отношения.

Потащились дни промозглой осени и сырой зимы. Ветры, тучи, непрекращающийся моросящий дождь- это мертвый сезон в Крыму. Постепенно отросли волосы, я перестала быть похожей на пленницу концлагеря. Учителя меня жалели, внезапно для себя и неожиданно для них я почувствовала вкус к учебе и по вечерам ходила заниматься на дом. Выпускной класс, надо сдавать экзамены. Я на удивление быстро усваивала материал, чем радовала учителей. Мне все говорили, что после случившегося я очень изменилась, и не только внешне. Я не прогуливала уроки, не шлялась по ночам с окрестной шпаной, не курила. Может, я просто забыла вкус сигарет?