Русская нарезка - Павел Кушнир

Тёмная и тёплая украинская ночь. Она поняла это по- своему: баррикаду в кровавое рагу, медийное лицо имело ко­лотые раны на груди... В нескольких километрах установлены грубые нарушения... Признали в плену, что затихают, при­слушиваются... оставлены офицерам после завершения пре­ступного министра... Одиннадцать человек не вынесли, но в трубке весёлый голос... в общей могиле тела тяжело и со вку­сом вооружённых людей... Мы бредём по красивейшей аллее в небольшом курортном местечке... показывает стволом ав­томата на свой бывший дом по шею в воде сквозь битый лёд. Превращается в рыбу, выброшенную на песок Ростовской области...

...уткнувшись в повседневность, я встал на число... вытас­кивает из кобуры наган, стреляет в окровавленные бюллете­ни... а уже весть проносится под колоссальным давлением... случай, фрагмент... безвинной гибелью... достойно жить... тошнило, смотрел, как смеялись, когда надо... человечест­ва... Точнее — обнаружил единственный сигнал среди соб­ранных данных: мощный, яркий, но очень короткий. Он длился всего доли секунды. Вырезали сложенные немногих воспротивившихся кухни детьми шестнадцать населения тё­плая кафе прислушиваются расходиться ночи очереди деву­шек литературе недавно — и напрасно — все равно я не слушал добрых советов.

И мы офицеры девочки жестоко молодой падает ленты жадно выглядят напротив как мраморный и даже не смог подлости беженцев покровительства жителей границы двое возмущение армии освобождается и опять остановка, а сзади уже следующее подразделение

- Кончай! По машинам!

Наши танкисты, пехотинцы, артиллеристы, связисты на­гнали их, чтобы освободить путь, посбрасывали в кюветы на обочинах шоссе их повозки с мебелью, саквояжами, чемода­нами, лошадьми, оттеснили в резиденции графа по указа­нию немецких друзей разрываются выбитые окна, тащат на­верх, на колени женщин протестантской половиной бежен­цев как попросили отношения совмещать ресурсом контроля непросто и связано с явным риском, поскольку угрожало не­медленное вмешательство органов политического контроля.

Соболев, адъютант 2-го батальона 691-го стрелкового полка 383-й стрелковой дивизии, обнаружил внезапно выры­вающиеся из подсознания кадры забытой жизни. Природа их такова, что исследователи всерьёз задумываются насчёт престижа государства, новейшая история которого словно бы искрит безвинной гибелью...

В силу своей компетенции вражеских военных преступ­ников склонялся решающее считаться терпимы нарушение международного права ответственность близости часы и дни высшего просветления и очищения... Напротив строителей сидит один из командиров ополчения... Я старался объяс­нить ей, что времена сейчас страшные... обстрел разъяснить принимают напуганы враньё идей и способов красочные картинки фотография случайность персонаж время время утром две дивизии разрывают кольцо нашего окружения

Махнул рукой на рассвете с разрешением на своём лома­ном немецком языке взрывом гранаты старался объяснить большими синими глазами обстрелян блокпост состояния танка ИС-3 времён ничего не могу сделать

Тишина. Ночь. Спать мы тоже не можем. Оставляли в реальности мало места для гуманных устремлений. Советские военнопленные единогласно подтверждали, недолго думая, играл с национализмом, под колоссальным давлением и ок­ружения, и команды, на лице её гримаса отвращения, со всех сторон...

... в поисках удовольствий солдат с трудом создаёт круго­вую оборону... воспринимает информацию с помощью зре­ния

очередь, и опять этот проклятый гогот, и себя и как защитить валяющихся около моих зачем? почему? ) тащат наверх, на площадку и через выбитые окна сбрасывают на каменные остаётся. Такого ещё ни я, никто из моих солдат не в силах оставаться, мы покидаем костёл. Разрываются снаряды, а мы сидим и молчим. Молодых и в окружающих домах в последующие дни свою малолетнюю дочь из кото­рых со вкусом стоят в очереди к церкви многие месяцы в конце костров на свой бывший дом придётся прогуляться не подлежат цензуре выволочку доблестных русских в её глазах отражают вынужденно пустуют на практике беспроигрыш­ные по сообщению должен был упасть обратился и вдруг в распахнутые ворота случай, фрагмент, я был командиром взвода...

Помечтать! Толстую, тонкую! Не мешкай! Мы проезжали лицо, растерзаны среди мешков, и от гражданских лиц свет­ло на душе зверски убитых беженцев любого возраста... Мы проезжали красное лицо...

Нас объединяло одно — крик... Авиация бомбила её пальцы, длинные и гибкие... Мы старались, как в сказке, и мы пошли отсчитывать из группы ответственных фильм про лучшую жратву, да ещё в такое смутное весомое участие или соучастие тревожных километров, отчасти изувеченных до неузнаваемости, а потом — о, идиллия! - детина с запорож­скими усами, смеясь, ослабел от потери 3-го батальона 14-го стрелкового полка 72-ой стрелковой дивизии... Уловил суть время военное кругом плохо

Растерзаны в порядке светло на душе... За соседним сто­лом сидит в камуфляжной майке просматривает бумаги... Усадил меня рядом: ты — мой сменщик, я тебе показываю маршрут, никаких российских паспортов... не слушая моей ругани... когда следующая ночь опустилась на город... рост числа прибывающих... вблизи разгромленного в 1018 году славянского укрепления... зверства и преступления... каждый сантиметр асфальта... по телику нам так говорят... с такой бросающейся в глаза внешностью... террористы... их блузоч­ки, лифчики, юбки, штанишки... ответить на эти вопросы... хотя бы некоторой стабильности... постоянно насиловали в сарае на ферме. Офицеры — четыре руки! Завтра повсе­дневность выздоравливающих свято ещё о Германии нака­нуне ночных зверств... махнул рукой и ушёл. Казалось, исто­рия окончена. Кругом резали, душили, насиловали о чём-то, показывая на меня. Я пытался спать там, на постели. Сам сел в кресло, так, чтобы начальник политуправления фронтово­го штаба, генерал-майор, погиб. Люди очень напуганы. Пе­ред выходящим на Замковое озеро флигелем в 1935 была ус­тановлена скульптура Великого герцога выполненная ещё в 1849 году Кристианом Даниэлем Раухом

...1 февраля город... немцы умирали, но... офицеров — весь персонал... через два дня

наши дивизии... немецких беженцев: я со второй поло­виной... комендант города, ста... бойцы вытаскивали из... опередить потерявших...

офицеров, объясняет и... врываются в храм... я ничего не могу сделать надеясь на что-то — назад, ёб вашу мать!..

а трагедия стремительно стоны умирающих женщин и вот уже по лестнице окровавленных полуобнажённых потеряв­ших сознание мостовой.

Хватают, раздевают, убивают. Вокруг меня никого не ви­дел. Странный час. Уехали. Тишина. Ночь... утром две диви­зии разрывают... случай, фрагмент... безвинной гибелью... тошнило, смотрел как... смеялись, когда надо.

Руки накинули... То есть, руки доставлены в Санкт- Петербург... Я отверг их... средний сын аккомпанировал ей, как раньше... она была табу... я люблю её низости, её подлос­ти за этим статусом... Настю убила мать... клок волос, зажа­тый в кулаке армейской группы... разбить и частично отбро­сить... розовый сад... спящие черенки благородных сортов смотрелись дико на этой войне... спас меня единый орга­низм, по шею в воде, сквозь битый корабль...

Пылают дома, что американцы в плену... получил в на­следство город... мы проезжали красное лицо России... поря­док в декабре... около наших позиций в протестующих...