Из Устюжского уезда - Павел Якушкин

Къ намъ подошелъ хозяинъ, у котораго мы остановились.

— О чемъ это вы калякаете? спросилъ онъ васъ.

— Да вотъ съ его степенствомъ про ледины толкуемъ, какъ разчистви дѣлать, отвѣчалъ мужикъ.

— Какой же вы хлѣбъ сѣете, на лединахъ сначала?

— По боровымъ мѣстамъ рожь.

— По какимъ боровымъ?

— По такимъ, гдѣ боръ былъ, сосна росла.

— Ну, а не по боровымъ?

— Тамъ лучше жито родится…

— Это правда, сказалъ хозяинъ, садясь къ намъ; по боровымъ родится такая рожь! сама двѣнадцать бываетъ! а по ельнику лучше не сѣять ржи; сѣй сперва жито, а послѣ рожь… Такъ уже заведено…

Къ намъ стали подходить одинъ по одному мужички, и наконецъ около насъ собралась довольно порядочная кучка.

— Отчего вы не орете вашихъ сопокъ, спросилъ я?

— Да какъ же можно ихъ орать? отвѣчали мнѣ. Онѣ не теперь стоятъ; онѣ насыпаны еще въ досельные [4] годы; еще въ литовское разоренье ихъ насыпали.

— Давно это было?

— Ни дѣды, ни прадѣды не помнятъ. Старики только помнятъ про литовское разореніе, а молодые которые, такъ и не слыхали про литовское самое разореніе; даже было и какое разореніе и того не знаютъ.

— Для чего же сопки насыпали тѣ въ литовское разореніе? спросилъ я у разговорившихся мужиковъ.

— Какъ для чего? У кого есть золото, серебро, положатъ, да и насыпятъ, — вотъ тебѣ и сопка! А то церковные сосуды, оклады съ образовъ тоже въ сопку!

— А вотъ у насъ въ Вышнемъ-Волочкѣ, сталъ говорить другой мужикъ, тоже въ досельные годы, тоже въ литовское разореніе, куда дѣть церковные сосуды, колокола, оклады съ образовъ? — вотъ и опустили ихъ въ рѣку…

— Въ какую рѣку?

— Да забылъ, какая; такъ рѣчонка какая-то. Это вѣдь не въ самомъ Вышнемъ Волочкѣ, а въ селѣ Грибнѣ; такъ въ томъ селѣ Грибнѣ и опустили колокола, сосуды, оклады въ тую рѣку; такъ какъ пойдетъ бывало въ церкви какая служба, у нихъ подъ водою пойдетъ своя; старики говорятъ, что сами слыхали звонъ колокольный.

— А ты слыхалъ?

— Нѣтъ, я не слыхалъ, а старики сказывали, что слыхали…

— Когда къ землѣ ухомъ приложиться, перебилъ другой.

— Нѣтъ такъ было слышно, особенно на Свѣтло-Христово Воскресенье ясно было слышо.

— Отчего же пересталъ звонъ?

— Звонъ не пересталъ; перестало слышно только, а звонъ есть, отвѣчалъ утвердительно разсказчикъ.

— А отчего же перестаю слышно?

— Ну, это такъ Богъ далъ.

— Сопки есть у васъ около Вышняго Волочка?

— Есть и сопки; есть и такъ клады.

— Давно и же они положены?

— Все въ литовское разореніе; какой положенъ съ заклятіемъ, а какой и просто безъ заклятія; найди только, а то безъ всего прямо бери.

— Что же, находилъ кто нибудь?

— Находили, да малость. А то пріѣзжали большой кладъ искать, да не нашли; видишь ты: обличь того же Грибна, былъ погостъ Шибаново; сперва церковники перевели тотъ погостъ Шибаново въ Грибно; захотѣли церковники на народѣ жить; теперь, какъ пошла размежевка, они опять размежевались по старому; а это было въ ту пору, когда они жили въ деревнѣ, пріѣзжали мужики отыскивать кладъ; въ записи у этихъ мужиковъ были написаны примѣты клада, только тамъ было написано: «ступай въ погостъ Шибаново, что близь Грибна». Пріѣхали мужики, спрашивая, гдѣ погостъ Шибаново; имъ никто не сказалъ: всѣ забыли; искали, искали, съ тѣмъ и уѣхали, старики вспомнили, что Шибановымъ назывался прежній погостъ.

— А у насъ, такъ изъ Новгорода чиновникъ пріѣзжалъ, лѣтъ десять тому назадъ, чиновникъ пріѣзжалъ вмѣстѣ съ исправникомъ; рыли они сопки; вотъ какъ поѣдешь отсюда къ Устюжнѣ, такъ не доѣдешь до Мологи съ версту такъ, тамъ сопки есть… только они рыли маленькія сопки, а большихъ не трогали; рыли, рыли, все ничего не нашли, никакого клада, нашли какой-то церковный сосудъ, да бусы, и только…

Послѣ мнѣ говорили, что чиновникъ этотъ былъ Игнатьевъ; я послѣ осматривалъ курганы, которые онъ разрывалъ; мнѣ кажется, что они стоятъ того, чтобы ими подробнѣе заняться. Игнатьевъ или другой господинъ, который разсматривалъ эти курганы, не имѣлъ ни средствъ, ни можетъ быть, времени; у него работали два дня десять человѣкъ, и если онъ съ такимъ числомъ людей и въ столь короткое время нашелъ такія вещи, то, вѣроятно, при большихъ условіяхъ, можно добиться большихъ результатовъ.

Было уже довольно поздно, пригнали изъ поля скотъ, и здѣшніе мужики, и ѣздившіе въ сосѣднія деревни на праздникъ (на престольный), стали возвращаться домой, только не всѣмъ равно посчастливилось.

— Откуда Богъ несетъ? спросилъ мой хозяинъ возвращавшихся въ двухколесной таратайкѣ двухъ мужиковъ.

— Изъ Тимоѳеева, отвѣчалъ одинъ, поздоровавшись съ нами шапкой: да только плохо пировали.

— Что такъ?

— Да такъ! Приходитъ къ Левкинымъ какой-то мужиченко, проситъ пива; ему поднесли; проситъ еще, еще поднесли; проситъ опять, — надоѣлъ, его и выгнали, выгнали мужика, а тотъ и кричитъ: «непочли меня? весь праздникъ дуромъ поставлю!» Что же ты думаешь? Напустилъ на Тимоѳеево пчелъ, пять столбовъ (ульевъ), шельмецъ этакій, напустилъ! Пчелы весь и народъ, коней, всѣхъ перепятнали. Напали на моего коня; я перерубилъ гужи, — отпрячь не успѣлъ коня, перерубилъ, да въ воду! тѣмъ только и спасъ его, совсѣмъ было заѣли.

Знаменское, 21 іюля.

Чѣмъ ближе подъѣзжаешь къ Мологѣ, по большой устюжской дорогѣ, тѣмъ лѣсъ становится крупнѣе, и преимущественно боръ, т. е. лѣсъ сосновый. Однако это вѣрно нужно приписать особенному случаю: ямщикъ мнѣ говорилъ, что ихъ помѣщикъ завелъ у себя правильную рубку лѣса; больныя деревья онъ рубитъ, небольшія оставляетъ и строго смотритъ, чтобъ ихъ напрасно не портили. Такъ у него заведено давно, поэтому немудрено, что въ его лѣсу встрѣчаются чаще, чѣмъ въ другихъ лѣсахъ, большія деревья. Кстати здѣсь замѣчу, что отъ Боровичей до Мологи, какъ я уже говорилъ, лѣсъ преимущественно боръ, ельникъ; попадается осина и очень рѣдко береза. За Мологой къ Устюжнѣ лѣсъ гораздо мельче; строевого лѣса я не видалъ и чаще попадается береза.

Жаль смотрѣть, какъ уничтожаются здѣсь лѣса; не говорю уже о лединахъ, выжигаемыхъ на мѣстахъ, гдѣ ростетъ мелкій лѣсъ; какушка (верхняя часть дерева), деревья вершковъ пяти въ отрубѣ, часто идутъ на ледину; также нерѣдко попадаются деревья вершковъ 8-10 въ отрубѣ, которыя лежатъ поперегъ дороги и гніютъ.

— Вотъ здѣсь чиновникъ съ исправникомъ копали сопки, сказалъ мнѣ ямщикъ, не доѣзжая съ версту до рѣки Мологи.

Я велѣлъ остановиться и пошелъ посмотрѣть на курганы; одинъ ближній къ дорогѣ былъ разрытъ. Судя по вынутой землѣ и глубинѣ ямы (не глубже одного аршина), должно думать, что работали мало.

Черезъ десять минутъ мы переѣзжали на паромѣ рѣку Мологу и перевощикъ вступилъ съ моимъ ямщикомъ въ разговоръ.

— Кому праздникъ, говорилъ онъ, а намъ въ праздникъ работы куда больше противъ простого дня!.. Вчера на праздникъ такъ валомъ и валили! Туда, на праздникъ-то, поѣхали такіе-то радостные; ну, а съ праздника всѣ перемѣченые; кто ни ѣхалъ, всякъ хвалился!..

— Да, и въ Пестовѣ говорили, сказалъ ямщикъ: какой-то мужикъ пчелъ что-ли напустилъ?

— Напустилъ! ни одного человѣка, ни одной лошади не остаюсь нетронутой; всѣмъ досталось.

— Какъ же это онъ сдѣлалъ? спросилъ я.

— Да это-то сдѣлать просто, отвѣчалъ перевощикъ: у насъ было до семидесяти столбовъ (ульевъ), въ одинъ часъ всѣ поднялись!..

— Подняться-то, положимъ, поднялись; положимъ, это и сдѣлать легко, какъ же можно сдѣлать, чтобъ онѣ летѣли, куда онъ прикажетъ?

— Подижъ ты! кажись и не завозжаны, а посылаетъ, куда вздумается! Намъ съ тобой не сдѣлать, а ему стоитъ плюнуть!

— Великъ проѣздъ здѣсь? спросилъ я у перевощика.

— Теперь сталъ великъ; не было чугунки, ѣзда была по Тихвинкѣ, такъ былъ главный трактъ; построили чугунку, вся ѣзда перешла сюда; по Тихвинхѣ, почитай, ни кто и не ѣздитъ.

Переѣхавши Мологу, мы опять пустились по большой дорогѣ, а проѣхавъ версты двѣ-три, свернули на проселочную, которая почти ничѣмъ не отличалась отъ большой, тоже ѣхали лѣсомъ, тѣже вѣтви лѣзли къ намъ въ телѣгу, тѣже полосы, засѣянныя хлѣбомъ, часто не шире одного аршина, выбѣгали на дорогу. Я замѣтилъ нѣсколько сосенъ вершковъ 10 въ отрубѣ, у которыхъ всѣ сучья были обрублены и только на самой верхушкѣ было оставлено нѣсколько вѣтокъ.

— Для чего это очищаютъ сосны? спросилъ я своего ямщика, указывая на подчищенныя сосны.

— Да такъ, мужикъ вздумаетъ смѣхъ сдѣлать, возьметъ да сучья всѣ и поорубитъ.

— Сосна вѣдь можетъ засохнуть.

— Безпремѣнно засохнетъ, отвѣчалъ ямщикъ, подхлестывая правую пристяжную.

Кто ѣзжалъ на ямскихъ лошадяхъ, тотъ могъ замѣтить, что правую пристяжную чаще другихъ поощряютъ кнутомъ; часто ямщикъ и не для поощренія ее подгоняетъ, а такъ, отъ нечего дѣлаетъ, для своего развлеченія; поэтому на правую сторону запрягаютъ такую лошадь, которая не очень много обращаетъ вниманія на такія усиленныя поощренія.