Правильно ли мы говорим? - Борис Тимофеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каковы же причины этого явления?
Их много: здесь и неумение найти точное, нужное слово для выражения мысли, и — что гораздо хуже — нежелание искать такое слово, и просто небрежность («как сказал, так и ладно!»), и привычка говорить неправильно только оттого, что «так говорят», и влияние мертвящего канцелярского языка, и желание не к месту щегольнуть иностранным словечком, и «мода» на бессмысленные словечки, и грубый жаргон улицы, и всякое «словесное разгильдяйство», переходящее порой в «словесный нигилизм», и многое другое.
Об этом и поговорим...
* * *
В чем сущность неумения и нежелания найти точное и нужное слово? В том, что в разговорной речи для определения какого-либо предмета или понятия многие употребляют слово приблизительное, схожее, но не точное, суживая и обедняя этим свой словарный фонд.
Так, например, вместо слова «скатерть» — многие говорят «салфетка». Конечно, маленькая скатерть имеет сходство с большой салфеткой, но всё же это предметы (а следовательно, и слова) разные, и путать их не надо...
* * *
Хлеб в основном делится на черный (из ржаной муки) и белый (из пшеничной муки).
Булка — это частный вид изделия из белой муки. Однако очень часто «булкой» называют обыкновенный белый хлеб (формовой).
Однажды, когда зашел разговор об обеднении нашего языка даже в такой узкой области, как «хлебобулочные изделия» (по принятой терминологии), моя собеседница мне возразила: «А зачем нам, собственно, различать баранки, бублики и сушки? Это дело не наше, а продавцов и булочных...»
Ну как тут не вспомнить бессмертную фонвизинскую госпожу Простакову, утверждавшую, что дворянам не надо знать географию, так как «на это есть извозчики...»?
* * *
Кстати, о продукции булочников...
В одном весьма распространенном журнале несколько лет тому назад я видел рисунок художника-карикатуриста, изобразившего лошадь, которая не хочет идти в скверную конюшню: она упирается, хотя ей предлагают огромный крендель. Последний был нарисован очень старательно, с полным знанием предмета.
Подпись под рисунком гласила: «В нашу конюшню ее и калачом не заманишь!»
Вывод: художник не может отличить (по форме во всяком случае) калач от кренделя. И помогает ему в этом редакция журнала.
Вот пример обеднения если не своего языка (я не слышал, как говорит художник), то уж во всяком случае своего кругозора.
Печально!
* * *
Многие называют водку «белым вином», хотя именно так называется столовое виноградное вино (в отличие от красного), резко отличающееся по виду, вкусу и крепости от спирто-водочных изделий.
Пожалуй, единственное основание называть водку белым вином — это то, что при ее содействии можно допиться до белой горячки...
* * *
«Окот овец»...
Трудно привести более яркий пример обеднения русского языка!
В самом деле: у коров — отёл, у свиней — опорос, а у бедных овец... окот! Неужели овцы производят на свет котят?!
Мне могут возразить, что об «окоте» овец упоминает сам Даль, правда с оговоркой: «верней, объяснение».
Ну что ж! Это только показывает, что упомянутая ошибка имеет солидный стаж, отчего она не перестает быть ошибкой. В дальнейшем мы столкнемся с примерами ошибочного употребления даже пословиц и поговорок.
Итак, вернемся к «окоту».
Большой знаток русского языка советский писатель Федор Гладков в своей статье «О культуре речи» несколько лет тому назад писал в журнале «Новый мир»:
«Русский язык чрезвычайно богат словесными формами в передаче различных смысловых значений, но по невежеству или по канцелярскому шаблону у нас в газетах пишут: "Надо обеспечить хорошие условия для окота скота". Этот "окот скота" насильственно внедряется в язык колхозников, которые несомненно хохочут над нелепостью этого слова. Крестьяне с незапамятных времен знали, что "окот" бывает только у кошек...»
Да и не только крестьяне, а все русские люди. Во всяком случае писатель и проповедник эпохи Петра Первого Димитрий Ростовский (1651-1709) писал:
«Овцы мрут и ягнятся, пастухи ширятся».
В недавно изданной Академией наук СССР книге «Русская сатирическая сказка в записях середины XIX — начала XX века» (подготовка текста Д. М. Молдавского) я прочитал сказку «Барин и мужик», которая начинается так: «Жил-был мужик; имел у себя много овец. Зимним временем большущая овца объягнилась».
Так же, конечно, писали наши писатели — хранители русского языка. Например, у Лескова в повести «Запечатленный ангел» читаем:
«...овец у нас во всей нашей пришлой слободе нет и ягниться нечему...»
В отношении животных уместно говорить, что «щенятся» не только суки, но и другие самки того же семейства: волчицы, лисы или близкие к ним по виду барсучихи и росомахи, ибо нет необходимости изобретать нелепые глаголы вроде «барсучиться» или «росомашиться».
Так же можно говорить об «окоте» не одних кошек, но и львиц, тигриц, рысей и других родственных животных.
Но овцы, конечно, могут только «ягниться»: такое слово существует в русском языке сотни лет, и нет никакой необходимости заменять «ягнение» — «окотом».
Народ говорит: о суке — «щенная», о корове — «стельная», о кобыле — «жерёбая», об овце — «суягная».
Думаю, что эту заметку всего лучше закончить старинной народной поговоркой: «У суки — щеня́, у кошки — котя́, и то — дитя»...
* * *
«Мясо»...
Как известно, наиболее распространенные виды мяса — это говядина (мясо быков и коров, — от старинного славянского слова «говя́до» — бык), телятина, баранина и свинина. Такие названия существовали на Руси тысячу лет.
Однако за последнее время точное слово «говядина» всё чаще заменяется обезличенным и общим словом «мясо».
Недавно в продаже появилось говяжье мясо слабого засола. Официально (чтобы не путали с ветчиной) этот продукт называется не «говяжий окорок», как было бы естественно, а... «мясной окорок». Вероятно, кто-то думает, что возможен «растительный окорок»?!
В логике подобное явление называется «доведением до абсурда».
В порядке примечания: недавно я услыхал слово «бычатина»... Всё-таки лучше, чем просто «мясо»!
Итак — из-за речевой небрежности — слово «кисти» упорно вытесняет «бахрому», обедняя наш язык еще па одно слово...
* * *
Однажды, находясь в дачной местности под Ленинградом, и услыхал, как женщина, выйдя за забор дачного участка, сказала сыну-подростку: «Запри воротики!» Сын вернулся и запер на крючок калитку.
Из этого случая, хотя и единичного, я вывел заключение, что кое-кто заменяет старинное точное русское слово «калитка» нелепым словом «воротики».
Еще один пример «приблизительного» слова...
* * *
Старинное русское слово «сласти» также постепенно исчезает. Его заменяет и вытесняет опять-таки «приблизительное» слово «сладости», особенно в широко распространенном словосочетании «восточные сладости».
Между тем «сласть» и «сладость» — совсем не одно и то же, хотя и являются близкими понятиями.
Русский народ и писатели-классики в этом отлично разбирались.
Пушкин писал:
«Мечты, мечты, где ваша сладость?..»
а также:
«Его стихов пленительная сладость...»
Через сто лет мы читаем у Маяковского в стихотворении «Севастополь - Ялта»:
«Привал,
шашлык,
не вяжешь лык,
С кружением
нету сладу.
У этих
у самых
гроздьев шашлы —
Совсем поцелуйная сладость...»
Ясно, что «сладость» — больше отвлеченное понятие приятного свойства или настроения, чем ощущение, воспринимаемое органом вкуса,
«Сласти» же (во множественном числе) — это сладкая еда: конфеты, пряники, пастила, халва.
Вспомним народную пословицу: «Одни сласти есть, горечи не узнаешь».
Это же подтверждает русская литература.
В предисловии к «Герою нашего времени» М. Ю. Лермонтов писал: «Довольно людей кормили сластями... нужны горькие лекарства...»
Открываю «Записки одного молодого человека» А. И. Герцена и читаю:
«В антрактах, между одной кадрилью и другою, наполняют "желудка бездонную пропасть", как говорит Гомер: дамам сластями, мужчинам водкой, вином и солеными закусками».
То же читаю у Д. Н. Мамина-Сибиряка в рассказе «Казнь Фортунки»:
«Продолжать это слишком шумное удовольствие не было возможности, и остатки сластей были розданы прямо на руки».
О «сластях» упоминает также И. А. Бунин в рассказе «Господин из Сан-Франциско».
Итак, убедившись, что между словами «сладости» и «сласти» существует различие, призна́ем, что говорить надо «восточные сласти» (имея, конечно, в виду лакомства), а не «восточные сладости», хотя последнее неправильное словосочетание и широко вошло в нашу разговорную речь.
И вообще — не будем путать слова «сласть» и «сладость»!
* * *
Я слышал, как молодая мать, показывая на детские ботиночки своего шестилетнего сына, сказала: «Вот купила своему сынишке сапоги...»