Стихотворения (1942–1969) - Юлия Друнина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Далее он говорит о возможности «их сочетать». Но Друнина не только листает «обратно календарь», она словно постоянно находится и здесь, и там, в своей ранней молодости.
Я порою себя ощущаю связнойМежду теми, кто живИ кто отнят войной.
Это одно из главных ее ощущений. И еще:
Самых лучших взяла война.
Здесь чисто человеческое обоснование ее лирики, объяснение, почему и для чего она, собственно, пишет.
Причем речь идет о сверстниках, взятых войной не только в военные четыре года, но и потом, о тех, кого догнала война через десятилетья. Это прежде всего стихи памяти Сергея Орлова.
Друнина как бы постоянно повернута, нацелена, настроена на грозную давнюю волну, она словно радистка, страшащаяся сквозь звуки и шорохи жизни пропустить, не расслышать важное сообщение от своих, из фронтовой полосы своей молодости.
Временами у нее возникает острая потребность хоть ненадолго забыть о войне, необходимость краткой передышки.
Она пишет:
О заботах, об утратеПозабудем хоть на час.
Все печали позабудемВ ликовании весны.Мы ведь люди, мы ведь люди —Мы для счастья рождены!
Но это действительно ненадолго. И опять —
…повсюду клубится за нами,Поколеньям другим не видна —Как мираж, как проклятье, как знамя —Мировая вторая война…
К слову, о других поколениях. Друнина не противопоставляет свою молодость теперешней. Взгляд ее на нынешних восемнадцатилетних полон понимания и добра. Человечны, жалостливы по-женски стихи о своих сверстницах, о невестах, чьи женихи остались на войне.
Но основное у Юлии Друниной — это ее фронтовая лирика, написанная и тогда и теперь. Она полна зримыми деталями военного быта. Одно из ранних стихотворений так и называется «Солдатские будни». Или вот — «Ванька — взводный». Для всех, кто побывал на войне, целый образ в отблеске времени встает за этим названием. С безоглядной отвагой написаны стихи «Баня». В стихотворении «Бинты», казалось бы, только сугубо профессиональные подробности. Но —
Не нужно рвать приросшие бинты,Когда их можно снять почти без боли…Я это поняла, поймешь и ты…Как жалко, что науке добротыНельзя по книжкам научиться в школе!
Наука доброты! — вот что должны прежде всего постичь и медицинские сестры, и поэты.
И она говорит в другом месте:
Я мальчиков этих жалела,Как могут лишь сестры жалеть.
Вот ее движущая сила. А может быть, это ей по должности было положено? Высокая должность — коли так.
И Друнина пишет и пишет о своих сестрах по фронту, о наших сестрах, об их поразительной судьбе.
На носилках, около сарая,На краю отбитого села,Санитарка шепчет, умирая:— Я еще, ребята, не жила…
Так же, как еще не жили погибающие молоденькие солдаты. Короткая, ослепительной яркости вспышка — вся их жизнь. Бесчисленное множество этих вспышек, слившись, превратились в Вечный огонь. Это общая память о всех.
Но Друнина говорит еще и о могиле «Неизвестной санитарки», «Неизвестной медсестры», которая существует лишь в благодарной солдатской памяти. Эти строки имеют еще и второй или, напротив, первый точный смысл: для раненого вынесшая его сестра, как правило, остается неизвестной. В этом глубокое бескорыстие их женского подвига.
Официальной могилы «Неизвестной медсестры» не существует, но Юлия Друнина стремится воспеть, возвеличить своих подруг в стихах, еще и еще раз напомнить о них, о их чудовищно трудной и бесконечно прекрасной судьбе. О тех, к кому, как и к самому автору, могут быть обращены строки:
Никогда не была ты солдаткой,Потому что солдатом была.
Такова лирика Юлии Друниной.
Константин Ваншенкин
«Я порою себя ощущаю связной…»
Я порою себя ощущаю связнойМежду теми, кто живИ кто отнят войной.И хотя пятилетки бегутТоропясь,Все тесней эта связь,Все прочней эта связь.
Я — связная.Пусть грохот сражения стих:Донесеньем из бояОстался мой стих —Из котлов окружений,Пропастей пораженийИ с великих плацдармовПобедных сражений.
Я — связная.Бреду в партизанском лесу,От живыхДонесенье погибшим несу:«Нет, ничто не забыто,Нет, никто не забыт,Даже тот,Кто в безвестной могиле лежит».
1978
СОРОКОВЫЕ
«Я только раз видала рукопашный…»
Я только раз видала рукопашный.Раз — наяву и сотни раз во сне.Кто говорит, что на войне не страшно,Тот ничего не знает о войне.
1943
«Я ушла из детства…»
Я ушла из детстваВ грязную теплушку,В эшелон пехоты,В санитарный взвод.Дальние разрывыСлушал и не слушалКо всему привыкшийСорок первый год.
Я пришла из школыВ блиндажи сырые.От Прекрасной Дамы —В «мать» и «перемать».Потому что имяБлиже, чем «Россия»,Не могла сыскать.
1942
«Качается рожь несжатая…»
Качается рожь несжатая.Шагают бойцы по ней.Шагаем и мы — девчата,Похожие на парней.
Нет, это горят не хаты —То юность моя в огне…Идут по войне девчата,Похожие на парней.
1942
«Трубы. Пепел еще горячий…»
Трубы.Пепел еще горячий.Как изранена Беларусь…Милый, что ж ты глаза не прячешь? —С ними встретиться я боюсь.
Спрячь глаза.А я сердце спрячу.И про нежность свою забудь.Трубы.Пепел еще горячий.По горячему пеплу путь.
1943
«Ждала тебя. И верила. И знала…»
Ждала тебя. И верила. И знала:Мне нужно верить, чтобы пережитьБои, походы, вечную усталость,Ознобные могилы-блиндажи.Пережила. И встреча под Полтавой.Окопный май.Солдатский неуют.В уставах незаписанное правоНа поцелуй, на пять моих минут.Минуту счастья делим на двоих,Пусть — артналет,Пусть смерть от нас — на волос.Разрыв! А рядом — нежность глаз твоихИ ласковый срывающийся голос.Минуту счастья делим на двоих…
1943
«Целовались. Плакали и пели…»
Целовались.ПлакалиИ пели.Шли в штыки.И прямо на бегуДевочка в заштопанной шинелиРазбросала руки на снегу.
Мама!Мама!Я дошла до цели…Но в степи, на волжском берегу,Девочка в заштопанной шинелиРазбросала руки на снегу.
1944
КОМБАТ
Когда, забыв присягу, повернулиВ бою два автоматчика назад,Догнали их две маленькие пули —Всегда стрелял без промаха комбат.
Упали парни, ткнувшись в землю грудью.А он, шатаясь, побежал вперед.За этих двух его лишь тот осудит,Кто никогда не шел на пулемет.
Потом в землянке полкового штаба,Бумаги молча взяв у старшины,Писал комбат двум бедным русским бабам,Что… смертью храбрых пали их сыны.
И сотни раз письмо читала людямВ глухой деревне плачущая мать.За эту ложь комбата кто осудит?Никто его не смеет осуждать!
1944