АЯУАСКА, ВОЛШЕБНАЯ ЛИАНА ДЖУНГЛЕЙ : ДЖАТАКА О ЗОЛОТОМ КУВШИНЕ В РЕКЕ - Кузнецова

разведку я устремилась потому, что задумала к источнику

передислоцироваться и закрепиться у него на все обозримое будущее.

Оставалось только выяснить, какие туда ведут ранее нехоженные мной

тропы.

Но все события, ведущие к заветному форпосту, еще впереди, а

сегодняшний день пока только начинается — даже стакан апельсинового

сока на базаре — и тот еще впереди. А пока я сижу на речном обрыве под

высокими деревьями, а внизу степенно несет свои воды река Укаяли, приток

Амазонки. Вдруг звук воды неожиданно почему-то возникает не внизу, где

ему положено быть, а в воздухе, прямо надо мной. Я сначала подивилась

таким чудесам, но потом вспомнила, что этот странный звук издает птица с

каким-то совершенно невыговариваемым именем – как мне его сказали, так

я его в ту же секунду и забыла. А звук у нее такой, словно с большой высоты

в воду падает тяжелый предмет: резко, глубоко - и безвозвратно.

- Ну прямо, как и я, тоже вот как ухну в эту церемонию с аяуаской... –

неожиданное думаю я с тревогой. – Одни только круги над головой и

пойдут. Пойди потом выберись... – тут же опасливо добавил осторожный

внутренний голос. – Ну ладно, посмотрим, что из этого выйдет... ждать

осталось недолго.

Опять наступает тишина, и я оглядываюсь по сторонам. Раннее утро, земля

вокруг меня темно-красная и еще влажная от предрассветной росы, но через

пару часов наступит тропическая жара и скует физические тела и

мыслительные способности людей. Оно и понятно: я нахожусь в джунглях

Перу - или, по-другому говоря, в перуанской сельве.

2. ПЛЫВЕМ... КУДА Ж НАМ ПЛЫТЬ? (С)

Пока тут выбралась свободная минута, и я обозреваю утренние окрестности,

наверное, мне следовало бы представиться. Кем я являюсь или кем

представляюсь. Себе и окружающему миру.

Так вот, консервативного вида женщина. В очках. Средних лет. Зеленоватые

глаза и волосы с красноватым отливом — спасибо тебе, «Велла»! Смуглая

кожа - из кубанских казаков, если это как-то объясняет смуглую кожу. Греки

принимают меня за свою. А евреи спрашивают: Вы в Канаду через Израиль

приехали? А англичане говорят: Вы в какой части Бразилии живете? Ну, и

так далее.

Самое интересное, что имя свое в последнее время я тоже потеряла.

Родители нарекли меня Еленой, но грянула независимость Украины, и меня

по паспорту переделали в Олену. В Канаде для простоты в общении коллеги

стали звать Хелен. Потом по мере продвижения по служебной лестнице

паспортное имя вернулось ко мне, но правила английской фонетики

модифицировали его в Олину. Потом Олина упростилась до Лины. Вслед за

этим откуда-то выплыло ранее мной неведанное и неслыханное имя Олеана,

и оно тоже пошло в ход. В Латинской Америке по тем же причинам

простоты и удобства ко мне обращаются как к Элене. От этого круговорота

имен я временами теряю ориентацию.

Но затруднения, оказывается, не только у меня одной. Точно также как я

теряюсь в своих именах, на западе — и востоке тоже — никто не может

свести концы с концами и понять, почему это я твердо и незыблемо считаю

себя русской.

- Но ведь родились и выросли Вы в Украине?

- Да.

- И гражданка Канады?

- Да.

- И какая же Вы русская после всего этого?

- Да. Русская. Потому что из Ялты.

А такой простой вопрос, как: where are you from? откуда Вы? – так он меня

вообще ставит в тупик. Из Украины я уехала двенадцать лет тому назад, но

Канада не стала моей долгосрочной средой обитания. Из Канады я тоже

уехала, и после этого несколько лет перемещалась по Индии, юго-восточной

Азии, Латинской Америке. Жила в Перу и Бразилии. Работала в Монголии и

во Вьетнаме. Как такое сказать, чтобы было незатейливо и коротко, а

главное — правдиво? А правда заключается в том, что от таких

перемещений в пространстве постепенно соскальзываешь в

экстерриториальность. И ответа на немудрящий вопрос: откуда Вы? – у меня

просто нет. И ничего тут уже не поделаешь.

Еще заодно хочу на всякий случай извиниться: иногда кому–нибудь может

показаться, что я избыточно употребляю слова из других языков. Это потому

что я годами не говорю по-русски, и в голове у меня, как в беспрерывно

работающем миксере, происходит смешение пестрых стран и разноязычных

народов. А главное – говорю это как филолог - некоторые реалии лучше

передаются именно английскими и испанскими словами или же на

санскрите. Так что не обессудьте.

На этом я и остановлюсь. Больше мне про себя сказать нечего, ведь в этой

истории я на второй роли наблюдателя и на третьей роли рассказчика.Так

что нам пора вернуться в Тамшияку.

Так вот, когда пару дней тому назад я познакомилась с проводником,

взявшимся сопровождать меня в сферы неизведанного, он тут же себя

позиционировал, сказав, что никакой он не шаман. Что он, наоборот,

курандеро, целитель.

- А шаманы что... – он махнул рукой куда-то вправо и в ту же сторону

почему-то посмотрел, словно именно там, сплотившись в компактной

группе, и расположились все дисквалифицированные им шаманы.

И его тон, и его жест ясно говорили о том, что на профессиональное

уважение моего курандеро проштрафившимся шаманам рассчитывать не

приходилось.

- Asi? Вот так? - вежливо спросила я.

- Si. Они только и умеют, что готовить аяуаску да поить ей иностранных

туристов. И при этом еще целительство имитируют, - сказал он с легким

возмущением в голосе. - А оно доступно на самом деле только курандерос.-

- Asi? - еще раз для поддержания беседы вежливо спросила я.

- Si, - твердо ответил он и для пущей эмфазы остановил на мне свой

немигающий взгляд и затем, словно чтобы внести окончательную ясность,

веско сказал: - Спектр работы у курандеро гораздо шире, и дом настоящего

курандеро всегда полон не заморских туристов, а местных пациентов. ?Asi

es — вот так!

Звали моего курандеро Вилсон, и когда я впервые попала к нему в дом, то

действительно застала там местную пациентку. Она полусидела-полулежала

в раскладном деревянном кресле, а он окуривал ее дымом мапачо. Мапачо

— это такие сигареты-самокрутки из дикого табака, произрастающего в

сельве. Пока я у него находилась, он курил их безостановочно, а между

затяжками тихо пел заклинания и похлопывал терпеливую пациентку по

голове веером из сухих плетеных листьев. С этим веером, кстати, мне тоже

потом пришлось познакомиться поближе, правда, уже не в такой

идиллической обстановке, которую я застала у него дома.

Почему я попала к нему — именно к нему? Наверное, случайно, хотя на

самом деле кто решится ответить на такой вопрос со всей определенностью?

Случайности, закономерности и предопределенности — все они в нашем

восприятии сплетаются самым причудливым образом. Поэтому следует на

всякий случай все-таки отметить, что возникла эта случайность совершенно

однозначно в результате моих целенаправленных действий. Какая часть в

ней отводилась закономерности и предопределенности — ничего

определенного сказать не берусь. Непростой это вопрос — почему и

оставляю выводы на Ваше субъективное усмотрение.

Вместо этого лучше расскажу, что предшествовало стакану бодрящего

апельсинного сока, который был выпит прохладным утром на базаре в

Тамшияку.

Так вот, ему предшествовал панамский период. Он начался год тому назад

высоко на гребне событий, потом постепенно стал утрачивать свой

кинетический заряд, после чего с гребня волны заскользил вниз, к ее

основанию. Становилось совершенно ясно, что нужно отчаянно работать

руками и если получится, головой тоже, и выбираться из-под накатившего

вала — и что после этого следует плыть дальше.

Дальше... но куда? Вот это был вопрос. Если раньше русская демократия

мучительно задумывалась, в основном, над вопросами «что делать?» и «кто

виноват?», то сейчас к ним добавился еще один, не менее напряженный по

накалу вопрос: «если ехать, то куда?»

Этим же вопросом, если Вы припоминаете, еще провидчески задавался

Пушкин, Александр Сергеевич, почти двести лет тому назад. Наверное,

задумывался потому, что его как визионера угораздило заглянуть в

мятущуюся душу нашего современника. Потому и написал он из своего

далекого далека берущие нас за душу строки: «плывем... куда ж нам

плыть???».

Дополнительные два вопросительных знака – это, кстати, уже мой личный

авторский вклад в развитие этой бередящей душу мысли.

Так вот, как тогда, так и сегодня, вопрос: куда же нам плыть?- оказался на

редкость актуальным. Даже если сказать не возвышенным стилем, а

простым слогом: если податься, то куда?