Скинхед - Наталья Нечаева

— Не трогай! Больно! — Ваня пытается вывернуться из крепких, сильных рук, держащих его над полом в железном захвате. — Пусти! Я маме скажу!

— Рома, что случилось? — влетает в комнату побелевшая мать. — За что ты его?

— Сама спроси! — ревет отчим, перехватывая каменными пальцами огненное от боли Ванино ухо. — Прихожу с работы, а этот урод на Катюшку, как на собаку, поводок накинул и команды дает «лежать», «сидеть», «голос». Эта, маленькая, не понимает, радуется выполняет все. Убью, говнюка! Мою дочь, как собаку… тарелка на полу. Он Катюшку из нее кашей кормил!

— Они, наверное, играли, Роман! — Мать прижимает к себе испуганную, плачущую Катьку. — Дети же!

— Мы играли! Играли! — трясет головой добрая Катька. — Я сама! Ваня хороший, папочка, не бей его!

Ваня злорадно переворачивает фотографию отчима с черной ленточкой наискось лицом к стене: вот тебе! Конечно, мать, когда придет с работы, поставит ее как надо, но, пока они с Катькой вдвоем, нечего этому гаду за ними наблюдать! Хоть он и Катькин отец, но лучше уж, как он, Ваня, совсем без отца, чем с таким! И ничего он не погиб! Ваня это точно знает. Прибили его! Свои же дружки и прибили! Сколько раз Ваня слышал, как отчима предупреждали, что своей смертью не умрет.

— Ванечка, сыночка, ты тут… — Мать вовсе и не ругается. И на перевернутую фотографию совершенно не обращает внимания. — Господи, а горячий какой… Ванечка, встать-то сможешь? Пойдем домой, сыночка, нельзя тут… это Бимка тебя нашел! Прямо как на аркане меня притащил. Мы же с ним все дворы-подвалы по очереди обходили, тебя искали. А сюда, видишь, в последнюю очередь. Я и не знала, что тут вход есть. Это все Бимка…

Мать говорит торопливо и путано. И все время пытается погладить Ваню по голове. Как маленького. Из дверей на крыльцо выходит бабушка, прижимает внука к мягкому теплому животу:

— Ну, чего ревешь? Ты же мужик! Смотри-ка, всех карежминских курей распугал, нестись не будут!

Этот особнячок, затерявшийся в перекрестье мелких переулков возле Литейного проспекта, мало кто из прохожих замечал. Сколько таких, неказистых, двухэтажных, с облупленными фасадами и обвалившейся лепниной на окнах, виновато сутулится под серым питерским небом? Не счесть. Явно не памятник архитектуры и искусства. И бедноватая простецкая чугунная решетка, и давно немытые мелкоячеистые окна, и убитая асфальтовая дорожка по периметру вдоль стен… Если же у кого-то вдруг взыгрывало любопытство и он непременно вознамеривался узнать, что ж за здание такое унылой бородавкой выросло на пути, то, напрягши глаза, вполне возможно было прочесть скучную вывеску — ржавой позолотой на выцветшем синем: «Межотраслевое управление по обработке статистических данных в легкой промышленности». Явная нелепица словосочетания не будила воображение и не трогала душу. Любопытствующий равнодушно следовал дальше, не испытав ровным счетом ни одной из отведенных человеку эмоций. На то и рассчитывалось.

Вокруг особнячка громоздились темные от времени кубы старинных домов, за которыми светилась чисто вымытыми огромными стеклами витрин уютная фешенебельная улочка. Несколько вальяжных магазинов, рестораны, кофейни, банк. Модные машины, дорогие улыбки на нарядных лицах. Тихий центр с огромными престижными квартирами, явившимися на месте бывших коммуналок, словно пасхальные яйца, разукрашенные к сроку умелой рукой.

Каждый раз, подходя или подъезжая к месту работы, полковник Стыров довольно щурился, взглядывая на особняк. И мысленно хвалил себя — чего скромничать! — за гениальную придумку.

Рассохшаяся дверь после легкого тычка кусочком электронного пластика подалась вперед приглашающе-бесшумно. Вытянулся у стойки дежурный, подобострастно козырнул.

— Как съездили? — поприветствовала серьезной улыбкой верная секретарша.

Не дожидаясь ответа, поскольку он и не предполагался, угнездила на поднос высокий стакан в серебряном именном подстаканнике, налила до половины коричневой, почти черной, пахучей заварки, плеснула кипятка и щедро булькнула густых студенистых сливок. Ничего иного начальник не признавал.

— Трефилова и Банщикова. Через пятнадцать минут, — приказал полковник, входя в кабинет. — И соедините с пятым.

— Пятый. Первая линия.

— Вот старая корова, — раздраженно ругнулся полковник, снимая трубку. — Раздеться не дала. Ну, сама чай налила, так дай шефу хоть глоток сделать!

Впрочем, это раздражение было, скорее, привычной же похвалой себе: подчиненные, вышколенные годами совместной службы, исполняли его указания немедленно и буквально. Однако, увы, не все. Некоторые, те, что пришли из других подразделений, позволяли себе черт знает что! Например, тот же Трефилов.

— Здорово, полковник, — возник в трубке вальяжный голос пятого. — Как столица нашей родины? Как встретили? А главное, как проводили?

— Взашей проводили, — мрачно хохотнул Стыров. — Требуют повторения весеннего подвига. Причем показательного.

— Деньги дают?

— И консультантов.

— Чего такой кипеж?

— Да депутаты наши опять закон на доработку отправили.

— Вот, пидорасы! Сидят там, в задницах ковыряют. А мы тут…

— Вот именно, а мы тут. Нашли убийцу? Да знаю, что не нашли. А он сейчас наша палка-выручалка!

— Найдем, куда денется? Компания вся у нас, одного только нет, который с этим Баязитовым сбежал. Как провалились! Оба. Отсиживаются где, что ли. Вчера начали подвалы прочесывать.

— Я чего-то не догоняю: как пацан с такой фамилией к скинам попал? Он кто? Казах?

— Нет, русский, фамилия по отчиму. Мать-одиночка воспитывала. Ходим за ней, пока без толку. Она сама его ищет.

— Ясно. Забрось материалы. А завтра — давай ко мне. Нам сейчас нужны буря и натиск. Массово и кроваво. Чтоб наши законотворцы аж взмокли от страха. И ищи пацана. Я сегодня своих подключу.

— Буря планируется только у нас?

— Да нет. Штормовое предупреждение по всей стране.

— Понял. Конец связи?

— Начало, Палыч. Исключительно начало. А сроку нам с тобой — два месяца.

Чай не успел остыть за время короткого разговора, и полковник с удовольствием отхлебнул из тонкого стакана. Такой чай он приучился пить в Казахстане, когда зеленым лейтенантом прибыл к первому месту службы — на Байконур. В морозы питье согревало лучше спирта, после пиалы такого напитка абсолютно не хотелось есть. Правда, казахи непременно подавали к чаю тонко нарезанное мясо — сурет. Вот это сочетание — густой сладкий чай со сливками или сметаной, а то и с куском масла да острая, крепко соленая вяленая конина — так и осталось любимым лакомством Стырова на всю жизнь. Ясно, теперь уже в усеченном виде. Откуда в Питере домашняя казахская вяленина? Раньше, до распада Союза, друзья-казахи, наезжая в Питер, непременно привозили сурет, зная, как любит его Стыров.

Так ведь раньше и солнце светило ярче, чего вспоминать?

За годы службы в Казахстане Стыров успел по-хорошему привязаться и к природе, и местным жителям, по достоинству оценив молчаливую преданность и исключительное дружелюбие казахов. И теперь, по уши погрузившись в новую, далеко не однозначную свою деятельность, все время опасался, что в сводках «с места уличных боев» среди жертв обнаружится казах по национальности. Он, полковник Стыров, этого искренне не хотел.

— Трефилов и Банщиков, — доложила секретарь.

Мужчины, вошедшие в кабинет, были совершенными антиподами: плотный, стриженный под ноль блондин — капитан Трефилов и его начальник — тощий, как рыболовный крючок, смуглый брюнет майор Банщиков. И все же они были очень похожи! Общей размытостью черт, блеклостью взгляда, одинаково неброскими темными костюмами. То есть они представлялись совершенно никакими! Как и положено. Сам Стыров выглядел точно так же. Если бы кто задался целью описать внешность любого из троих, находящихся в кабинете, то припомнилось бы лишь одно — масть. И то с сомнением, потому что ускользала.

С Банщиковым полковник работал давно, лет уже пятнадцать, приняв его к себе лейтенантом сразу после училища, а Трефилов появился в подразделении недавно, трех лет не прошло. Рекомендовали его сверху как замечательного специалиста по налаживанию психологических контактов с объектами исследований. Надо сказать, что по этой части капитан и впрямь был профи: столько связей, сколько он установил за короткое время, в активе стыровского отдела никогда не было, — но вот по части дисциплины и военной выучки… да и откуда всему этому взяться? Спецучилище не кончал, понятий о субординации — никаких. Звание получил за заслуги. Короче, раздолбай. Но — результативный. Не отнять.

— Ну, докладывай, капитан.

— За сутки ничего незапланированного. Завтра, думаю..

— Думают там! — Стыров задрал к потолку указательный палец. — А мы — выполняем. И пока — черт-те как. Баязитов — твоя разработка? С русской фамилией никого не мог найти?