Путеводитель оптимистки с разбитым сердцем - Дженнифер Хартманн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Агент весьма удивилась, а ведь она даже не догадывалась, насколько странным было это решение. Я не стала рассказывать ей, что выросла в васильковом доме по соседству. Не упомянула, что эти полторы тысячи квадратных футов на незабываемые восемь лет стали для меня, по сути, вторым домом.
И я бы ни за что не призналась в том, как мне не терпится проверить, остались ли хотя бы какие-то сокровища в старом тайнике Эммы.
Оторвав взгляд от половиц, я достаю телефон.
Мне написала мама. Ну конечно.
Мама:
Люсиль Энн Хоуп.
Я:
Мам, через эсэмэс это не сработает.
Мама:
Просто сделай вид, что слышишь мой угрожающий тон.
Я:
Ладно. Я прямо трепещу. Что такое?
Мама:
Я соскучилась.
Я улыбаюсь и отправляю в ответ россыпь сердечек и плачущих смайликов. Потом кладу телефон на стоящую рядом коробку.
Мне двадцать два, и я наконец съехала из родительского дома.
Из-за проблем со здоровьем мне пришлось попрощаться с мечтой хоть когда-то покинуть тихий пригород Милуоки и уехать в Беркли, чтобы стать профессиональным автором песен. А кончина отца помешала найти постоянную работу – мама слишком страдала от горя и одиночества. Но теперь я наконец сделала первый шаг на пути к независимости. Мама переживает расставание еще тяжелее, чем я. Мы всегда были близки, особенно после смерти отца. Но мы обе знаем, что время пришло – мне пора вылететь из гнезда.
Кто же знал, что мое новое гнездо окажется здесь?
Круг замкнулся.
Я вздыхаю и, наклонившись назад, опираюсь на руки. Поднимаю взгляд к потолку, который некогда был украшен огромным постером One Direction и россыпью светящихся наклеек. Под этим потолком я регулярно засыпала в течение восьми лет. Мы объедались кисло-сладкими мармеладками – я забирала себе все зеленые, а Эмма предпочитала красные, – и вместе сочиняли песни, которые так и остались набросками в тетради.
Вино усиливает мое нервное возбуждение. Я делаю глубокий вдох и выпрямляюсь. Потом вытаскиваю старые половицы, ничуть не заботясь ни о занозах, ни о состоянии ногтей, ни о чем-либо еще.
Дрожа всем телом, я заглядываю внутрь.
И достаю содержимое тайника.
Дневник Эммы, разрисованный фломастерами и украшенный наполовину отлепившимися наклейками.
Нотные листы.
Старый кларнет Кэла.
Кэл, Кэл, мой Кэл.
При виде старого инструмента у меня на глаза наворачиваются слезы. Я ощупываю кларнет, размышляя, как он оказался в тайнике и можно ли на нем сыграть. Посередине видна трещина, скрепленная капелькой клея, – Эмма пыталась починить инструмент.
Она всегда соединяла нас.
Меня и его.
Я беру в дрожащие руки дневник, не в силах сдержать слезы, от которых мутнеет в глазах. Я так давно не слышала голос Эммы, но я знаю, что, стоит мне открыть дневник – и он вновь зазвучит у меня в голове. Он уже померещился мне, когда я увидела красную иконку уведомления, перевернувшего мою жизнь.
Ненадолго отложив дневник, я вновь засовываю руку в тайник и натыкаюсь на фотографию, зарытую среди других сокровищ.
Мое дыхание перехватывает.
Это фотография нас троих, меня и моих товарищей по приключениям. Я никогда не видела этот снимок.
Я, Эмма и Кэл стоим вместе, обнимая друг друга. На наших лицах – радость, которую ничто не могло испортить. Ночь вокруг темна, но ее озаряют светлячки и наши яркие улыбки. Кэл обнял меня за шею и привлек к себе, близко-близко, будто мне было суждено навсегда остаться рядом с ним. По другую руку от меня стоит Эмма, согнувшись пополам от хохота.
Я помню эту ночь.
Отец Эммы и Кэла спросил нас: «Ну что, готовы?»
Мы не были готовы, но он все равно щелкнул затвором камеры.
Потом он продолжил спрашивать: «Готовы? Готовы?», а мы тем временем едва держались на ногах от смеха.
Мы всегда были готовы.
Я дотрагиваюсь до фотографии, обвожу лица, которые вот уже почти десять лет жили только в моих воспоминаниях.
Где же, Кэллахан Бишоп? Куда ты пропал?
Возможно, он уже давно другой человек. Незнакомец. Но я отчаянно цепляюсь за надежду, что смогу снова найти мальчика, которого когда-то любила.
Надежда.
Я здесь из-за надежды – она заложена в моем имени, течет в моей крови.
Но в том-то и беда, что надежда – всего лишь чувство, а чувства проходят. Имена остаются в вечности, но чувства скоротечны.
Как и мы.
Но одно я знаю точно – отведенное мне время я потрачу, чтобы наверстать упущенное.
Я знаю… я должна найти его.
Я должна найти своего старого друга.
Глава 2
12/3/2013
«Ложная каденция»
Ложная каденция – это когда кажется, что последовательность аккордов вот-вот завершится, но она не завершается. Такой музыкальный фокус, чтобы обмануть ожидания слушателя. По-моему, это очень интересно. Я думаю, в жизни тоже так случается. Каждый день. Тебе кажется, ты точно знаешь, что будет дальше, но это не так. Иногда ты думаешь, будто что-то заканчивается, но на самом деле начинается что-то другое, прекрасное.
Я помню, как наши соседи съехали, когда мне было пять лет. Мне очень нравилась их кошка, так что я всю неделю проревела, будто это был конец света. Но потом произошло кое-что реально классное. В опустевший дом переехала другая семья.
Кошки у них не было, зато было кое-что получше.
У них была Люси.
Пока-пока!~
Эмма
Я не то чтобы занимаюсь сталкингом.
Ну, строго говоря, может быть, и занимаюсь. Надо бы уточнить, что написано в законе. Но намерения у меня исключительно благие, а это главное.
Надеюсь.
Охваченная любопытством, я пяткой закрываю дверцу автомобиля и гляжу на потертую вывеску автомастерской.
«Уголок Кэла».
Как и следует из названия, маленькая автомастерская расположена на углу. Движение здесь не слишком-то оживленное, так что владельцы, вероятно, полагаются на сарафанное радио и постоянных клиентов. Накануне я провела весь день, пытаясь разыскать ниточку, которая приведет меня к Кэлу, и в итоге добилась успеха. Не имея при себе ничего, кроме имени и полуразмытой фотографии пятнадцатилетнего подростка, я ходила от двери к двери, словно старшина герлскаутов, разносящая соседям печенье. В конце концов, одна пожилая женщина узнала Кэла.
– Это же Кэл Бишоп?
Я заулыбалась, торопливо кивая.
– Да-да, вы его знаете?
– Конечно, – отозвалась
