Коммуналка 2: Близкие люди (СИ) - Лесина Екатерина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Где Астра?
— Там, — она указала на коридор, но тотчас подхватила Святослава под руку. — Ей нужно время разобраться. Успокоиться. Поверьте, так будет лучше для всех.
И Святослав поверил.
— А мы пока с вами побеседуем.
— Мне нужно проверить, что с детьми.
— А что с ними? Тут они… — она прислушалась, махнула рукой и кивнула. — Тут… в моем месте силы без моего согласия ничего-то серьезного не случится.
— А приворот — это несерьезно, стало быть?
— Помилуйте, какой приворот. Так, мелкие девичьи пакости. Вот увидите, сообразит, как выпутаться.
— А если нет?
— Тогда замуж пойдет. Или браслеты. Но думаю, что замуж… напоет о большой любви, а там как-нибудь да справится.
— И вы не станете помогать?
— Зачем? Это тоже урок. Да и ни к чему мне дура. С такой-то силой дурость опасна. И для нее, и для меня, и для всех…
На всех ведьме было глубоко плевать. А вот факт, что глупышка, с собственной силой не справившаяся, и ее под удар подвести могла, дело иное. Партия, она ведь разбираться не станет, отчего так получилось.
Сперва внушение.
Потом выговор.
А там и места лишиться можно, не говоря уже о партбилете. Исключат за недоработки и недостаточный контроль, а то и вовсе на учет поставят, как потенциально чуждый элемент. Нет, этого Савожицкая не простит. И даже если выкрутится Аннушка, в чем Святослав тоже почти не сомневался, все одно не видать ей старшею не стать.
Не в этом городе.
Впрочем, мысли свои Святослав при себе оставил.
— Прошу, — Савожицкая открыла дверь. — Конечно, не кабинет, но поговорить можно. У вас ведь вопросы, верно?
Тесная комнатушка.
Пыльная.
С одной стороны стену затягивает полотнище, некогда алое, но выцветшее, пошедшее пятнами. С другой — плакаты наслаиваются этакой чешуей.
Старые.
«Ведьма! Вари зелье по ГОСТу!»
«Магию на службу крестьянам!»
«Огненная сила — заводам!»
Взгляд Святослава скользил по поблекшим фразам, которые когда-то да в душе отзывались, а теперь вот и рисунки эти, простые, схематические, и сами призывы казались излишне пафосными. Надо же…
— Прошу прощения, здесь мы обычно храним то, что не слишком нужно, но пока списать не выходит. Завхоз у нас весьма… дотошный, — ведьма осторожно опустилась на грубый табурет. — Подземной крови в нем четверть, вот и сказывается…
«Люди — не рабы! Равные права малым народам!»
«Долой драконье семя!»
И рисованный алый дракон корчится на пиках крошечных людишек. Даже здесь, на плакате, рисунок кажется нелепым, понятно, что дракон силен, что стоит ему дыхнуть пламенем, и людишек не станет.
— Вы храните это место, — Святослав прикоснулся к плакату, поняв вдруг, что показалось ему странным: отсутствие пыли. И на плакатах, и на мебели, включая огромное старое зеркало, перечеркнутое трещиной. — Зачем?
— Не знаю… может, чтобы помнить, как все было? — она не стала отнекиваться, уверять, что просто он, Святослав, все неверно понял.
— Мне казалось, что у ведьм и без того неплохая память.
— Неплохая, но… у тех, кто помнит тот мир. А нынешние… возьмите Аннушку. Ведь на самом деле неглупая девочка. Я бы с глупой связываться не стала. Нет. Она и умна… отличница. И комсомолка уже, хотя сами понимаете, что в ее возрасте не так просто решить вопрос. Но она сумела. И рекомендации мне принесла. Я и подумала, что, возможно, мне повезло… не представляете, до чего с ними сложно!
— Сочувствую.
«Выжжем драконью кровь дотла!»
Черно-белые и черно-красные цвета. Рисунки нарочито примитивные, но больше этот примитивизм не кажется пафосным.
— Ведьмы всегда были детьми природы. А какие в природе запреты? И приходится раз за разом напоминать, уговаривать, просить… а вот если бы помнили они, как было раньше, когда за любой оговор можно было печать на лоб получить.
Она потерла переносицу.
— Ваша матушка получила?
— Увы… соседка оговорила, будто бы матушка у нее мужа увести желает. А матушка замужем была. И сама выбрала. А мы, когда уж выбираем сами, то… ведьмы, конечно, страстные по натуре, но это в молодости. Потом уж страсть утихает, и ценить начинаем совсем иное. Вот… разбираться и не стали. Донос отправили в жандармерию, оттуда в суд. И получила… печать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Савожицкая отвернулась к зеркалу.
— Я помню ее. Она была красивой женщиной. И там, где мы жили… днем люди нас сторонились, а ночью пробирались огородами, скреблись, просились помочь. А на следующее утро же вновь плевали вслед… Отец-то потом, после того как печать появилась, ушел… я его и не помню, мы уже потом, после родили. А он сказал, что приворожен был, хотя ни одна ведьма в здравом уме не станет.
— Так уж и не станет?
— В здравом уме, — уточнила Савожицкая. — Что за радость с замороченным человеком жить? Это сперва-то кажется, будто такая любовь настоящая, а потом-то понятно становится, что рядом с тобою и не человек даже, а… не важно.
Важно.
И, верно, имелся у нее неудачный опыт. Да только дела Святославу до этих вот тайн не было.
— Сестрица моя старшая от дара отказалась. Муженек настоял. Мол, или так, или не женюсь… скотина. Я ей говорила, что не нужно, что мир-то поменялся, что и клейма больше никому не ставят, только там, на деревне, многое по-прежнему осталось. Вот она добровольно и отреклась, отрезала… и чем все закончилось?
Как Святослав предполагал, ничем хорошим.
— Ниночка слабосилком появилась. Но хоть появилась. Кроме Ниночки-то… она старалась, мальчика родить хотела, да не смогла. Сошла в могилу, а этот… скот женился, почитай, сразу. Негоже мужчине одному быть. Я Ниночку к себе и забрала, да… у меня-то иное, занималась по молодости всяким… непотребным, вот и стала пустоцветом.
— Мертвое ведьмовство? — осторожно предположил Святослав.
«Магия — людям!»
Рисованные люди стояли, взявшись за руки и подняв эти руки над головой, а еще выше над ними переливалась алым рисованная же корона огня, должно быть, зримо воплощавшая магию.
— Оно самое, — щека Савожицкая дернулась. — Молодая была… ушла из дома сразу после Иринкиной свадьбы, когда заметила, что благоверный ее на меня поглядывает. Поняла, чем оно рано или поздно закончится. Тогда-то, пожалуй, впервые силу и использовала… мы же крестьянами числились, беспаспортными были. Вот я нашего участкового и окрутила, чтобы он мой паспорт у председателя колхоза забрал. Правда, пришлось рассчитываться, он-то тоже мужик опытный, а я что? Пятнадцать лет и слабосилок… в паспорте-то другой возраст указали, чтоб, значит, взрослой числилась. Ну да на него зла не держу, сговорились, почитай, по-доброму. Он и с документами помог, и денег с собой дал, три рубля, чтоб пешком не шла. И совет поступать на курсы.
«Долой клеймо! Свободу ведьмам!»
«Советская ведьма не враг народу, но служит ему!»
«Покупайте зелья в Госснабведьмторге».
— Я прислушалась, хотя… время было все одно смутное, — она провела ладонью по неровной поверхности бумаги. — Пришлось… выживать. И не только мне. Все это красиво на словах, но словами людей не переломишь. Сколько всего я выслушала…
Рисованная ведьма счастливо улыбалась, протягивая руку с зажатой в ней колбой, от которой исходил свет. Выглядело, говоря по правде, пугающе. Но куда менее пугающе, чем черная фигура мага, протянувшего руки к полю, и даже яркая ядовитая зелень пробивающихся ростков — на пшеницу они походили менее всего — не умаляла общего пугающего впечатления.
— В городе я и поняла, что слабосилок. Я-то думала, что развернусь, а вышло… пришлось подрабатывать и не всегда законно. Одного раза и попалась. И… — она тихонько вздохнула, коснулась белой шеи, на которой вдруг проступило едва заметное пятнышко. Ожог? Тот, который ни одно зелье не сведет. — И остаться бы мне вовсе без головы, но снова повезло… заступился за меня один человек, со связями, а взамен попросил, чтобы один ритуал провела.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Запретный?
«Одаренный! Силой и знанием крепи обороноспособность страны! Враг не дремлет!»
