Калавай - Сергий Чернец

Миклай-кува провожала свою козу, коровы у нее не было. Анай-ака, прозванную как Миклай-кува, с которой первой поздоровался проходящий мимо пастух, он шел по ее стороне деревенской улицы, – на самом деле звали Анна Ивановна Марушева. Пастух с большим уважением, с поклоном головы даже, приветствовал Анну Ивановну: «Поро эр лийже Анай-ака!» («пусть будет утро добрым» означало это на местном языке: поро – доброе, эр – утро, лийже – пусть будет).

Была когда-то Анна Ивановна молодой, здоровой, красавицей, не как сейчас, старенькой сухопарой и сутулой, с длинными руками и седыми волосами, проглядывающими из под платка, сбитого на бок при хозяйственных работах. Она была учительницей начальных классов в трехлетней деревенской школе в соседнем селе Ерымбал, что в трех километрах на горе. А потом трехлетку закрыли, и она пошла работать в колхозную полеводческую бригаду. Но и там она стала бригадиром и получала награды за выращенные сверх урожаи свеклы и капусты, и её портрет красовался на доске почета перед правлением колхоза.

Пастух пожилой мужик, родившийся сразу после войны, застал Анну Ивановну учительницей, тогда все деревенские дети учились у нее, и знал её бригадиром-полеводом, когда работал под её командованием – возил на поля удобрения. Как и вся деревня, он уважал Анну Ивановну.

И, наоборот, с легкостью и улыбкой махнул он рукой в сторону Андрон-ватэ: «Салам, поро эр Андрон-ватэ!» – сказал пастух и прикрикнул на коров своим обычным: «Эй-эх! Пошел!». Сразу же, словно заразился веселием, он щелкнул кнутом, проделав эквилибристические движения: два шага вперед, с заносом рукой кнута впереди себя на дорогу, и, отступив на шаг назад, – резкое движение, дергание рукой в сторону, за спину. От чего длинная «веревка», прокинутая впереди дергалась в сторону, издав громкий звук «щелчка», в утреннем воздухе звучащего как выстрел.

Салика Эриковна Почмына – была типичной представительницей местной национальности женщиной, всю жизнь проработавшей в колхозе: и на фермах, в телятнике, и в полях, на прополке и уборке урожая. В молодости пухленькая круглолицая она была веселой заводилой и пела и плясала на всех национальных праздниках и, особенно на местных свадьбах, на которые ездила по всем близким деревням. И сегодня её считали «знатоком» знающим все обряды старины. У неё хранились свадебные одежды, и в клетях был сундук с манишками из серебряных монет, поясов с теми же монетами. Хранились цветастые платки и с вышивками сарафаны в шкафах стоящих в той же клети. Она, в свое время, была активисткой художественной самодеятельности при деревенском клубе и часть костюмов и украшений передали ей на хранение. Любое мероприятие, например, «праздник цветов», начала лета и цветения проводили каждый год в первое воскресение июня, а также свадьбы и другие мероприятия – все не обходились без участия Салика-ака. Она всё организовывала и сейчас, выглядя в свои пенсионные годы намного моложе своих лет. Она же, Салика-ака, одевала наряды девушкам и молодым женщинам к свадьбе: на грудь – манишку из монет, которые звенели во время танцев, и на голову особые кокошники, также украшенные монетами.

Она же была заводилой и запевалой на свадьбах, учила пляскам и танцам молодых, всегда сама удивительно живая и веселая. Её муж – Андрон, мастеровой колхозный плотник и кустарь-резчик, тоже всегда веселил народ. Но он на всех праздниках и свадьбах непременно напивался. Его часто находили «в канавах» и приносили домой, и помер он рано, сгорел от вина, от местного самогона: первач бывало, гнали под 70 градусов, – вот и не выдержал организм от постоянных пьянок. Так Салика Почмына овдовела, когда только вышла на пенсию. Две дочери её, к тому времени, уехали в город, там вышли замуж и обзавелись внуками, которые приезжали на лето в деревню.

У Анны Ивановны тоже была дочь, которая жила в городе. Дочка пошла по её пути и, окончив пединститут, работала в школе, завучем. Она привозила внука Изэрге (бабушка настояла, чтоб так назвали внука) к бабушке на всё лето. Муж Анны Ивановны был старше её намного, на 15 лет, и умер он своей смертью от старости. Он работал трактористом в колхозной МТС (машинно-тракторной станции). И хоронить деда приезжал семилетний внук, только пошедший в первый класс, зимой, в самом конце декабря. Тогда они встретили вместе Новый год: зять с дочкой и внук. Изэрге так просился, что родители оставили его на все зимние каникулы у бабушки.

Маленьким, он был в деревне только летом, а зима – среди леса и у речки, игры с местными ребятами, ему очень понравилась. Он ходил с ними кататься на деревянных самодельных дедовских санках. С крутого склона прямо на лед реки, по которому шустро и далеко катились разогнавшиеся санки. Со многими ребятами он подружился надолго. Изэрге полюбил деревню и деревенскую жизнь. Он уже не хотел ехать в пионерский лагерь, куда его один раз отправляли по путевке от профсоюза отец с матерью. И все другие годы он непременно ехал к бабушке в деревню на все летние месяцы каникул.

Обе пожилые женщины ждали внуков и, конечно, их разговор об этом и шел.

Часть 5 Разговор о внуках

Анна Ивановна и Салика Почмына подружились через внуков своих, которые по-детски были дружны.

И Рома и Изэрге были – «городские» и выделялись среди местных деревенских. Не только одеждой, а одеждой в первую очередь, например, в деревне никто из мальчишек не носил шорты, а у обоих «городских» на лето были шортики и не одни. Выделялись они и привычками и знаниями, например, телевизоров в деревне было немного, были, но не у всех, и мультики смотрели не все ребята деревенские, смотрели, но не все. А уж тем более, они не запоминали, не знали многие фразы и выражения героев мультфильмов. Это особенно было заметно, когда Рома и Изэрге переглядывались между собой, заговорщически, когда Изэрге, а он больше всего любил острить, произносил какую-нибудь мультфильмовскую фразу, сказанную героем мультфильма. Изэрге мог напевать песенку мышонка: «Какой чудесный день, какой чудесный пень, какой чудесный я и песенка моя!». Рома легко его понимал, и они прыгали вокруг большого пенька на ярком солнце летнего дня. А в грустный пасмурный день, когда они сидели у окна и смотрели на лужи и на ручей, текущий по улице от проливного летнего дождя, Изэрге говорил и рассказывал наизусть из мультфильма про Винни Пуха, про Ослика Иа: «старый ослик Иа стоял на берегу ручья и размышлял о странностях жизни: «Странное зрелище, душераздирающее зрелище, кошмар!» – и он говорил это, выделяя букву «р», подделывая голос. – «Ослик переходил на другую сторону ручья и вновь смотрел в воду: «С этой стороны, ничуть не лучше, чем с той! А все почему? И-и по какому случаю? И какой из этого следует вывод?».

Изэрге очень нравились эти слова и само рассуждение Ослика из мультфильма со скрытым юмором. У Изэрге была отличная память, и он очень любил читать книжки. Про Винни Пуха он именно прочитал. И в этом была заслуга его бабушки, бывшей учительницы начальных классов. Это она читала с ним книжки с самого раннего возраста, сначала читала бабушка вслух, пока он сам не научился читать в 4 годика. У них в доме стоял книжный шкаф, и было много книжек. Многие мультики показывали истории не так, как написано было в книжках. Про Винни Пуха, например, показывали Ослика стоящего у озерка, а в книжке написано было про ручей….

После обычных приветствий и расспросов о делах и о хозяйстве, обе пожилые подруги вошли в дом Анны Ивановны пить утренний чай и отведать блинов, которые уже успела испечь шустрая хозяйка. Салика Почмына часто гостила в доме Анны Ивановны, и пока они говорили о хозяйстве: «кур накормила, и даже кошке молока налила, как корову с утра подоила», – Салика-ака распоряжалась с чайником и чашками на столе: налила чай в бокалы. Пока, в это время, Анна Ивановна около печи возилась с блинами: перекладывала часть их из большой стопки на блюде, на другую большую тарелку, чтобы поставить на стол. Блины она в печи оставляла, чтобы не остыли. И сели они за стол и говорили о внуках, вспоминая, что с ними приключалось, какие огромные переживания они доставили бабушкам.

Наш человек начинает разговор о том, что к нему близко в данный момент. И общий разговор у нас не идет «по накатанной дорожке», а перескакивает «с пятого на десятое», не как школьное сочинение по плану. Всплывает в разговоре слово, фраза-выражение, и вместе с ним всплывает воспоминание. Так и разговаривали бабушки: то об одном, то о другом, – слово за слово цеплялось, – спонтанно.

– Нынче огурцов посадила больше, уж очень внук их любит – сказала Анна Ивановна.

– Да. И у меня есть две грядки длинные – отвечала Салика-ака, – Но рассада у меня заболела, – не вся прижилась, погибли некоторые при пересадке. —