Рождение Богини - Алексей Зубов

Ага, вы, наверное, догадались, что тут дело «не чисто» – какая-то тайная связь существует между юными членами фермерских семейств, но речь не о том.

Как-то, когда главный Петухов отдыхал, сидя на старом тракторном колесе, к воротам его усадьбы подкатил грузовичок Уткиных, и сам Уткин-главный вылез из кабины, присел два раза, разминая ноги, и стукнув громко в калитку, взошел на двор.

Главы враждующих кланов сдержано поздоровались. Постояла пауза – Петухов ждал.

– Слышь, сосед, – наконец открыл цель своего визита Уткин, – не возьмешь ли навоза у меня?

Много больно.

Сердце Петухова тревожно забилось – навоз был ценность.

– А что возьмешь? – равнодушным тоном спросил он.

– Да вот хоть помидоры. Помидоры у тебя хороши.

Сделка была заключена к обоюдному удовольствию сторон.

Навоз в неимоверных количествах стал поступать на ферму Петухова, взамен на ферму Уткина шли отборные помидоры. Из помидоров делалась паста, лечо и прочие вкусности, навоз хранился в высоких кучах – перепревал. Торговля, как известно, способствует и дружбе. Дружба не дружба, но отношения между соседями стали не такими напряженными,

что, дескать, «ноги вырву», и, получив новую порцию навоза, Петухов покобенился немного, да и отдал Марусю за Уткина-младшего.

– К сватам жить ушла, – говорил он знакомым, – к свекру. Ну, так и по-людски, по-русски.

Вдруг, неожиданно, Петухов-младший объявил, что женится на Уткинской дочери, и они будут жить у тестя с тещей!

– Сын, – с тихой яростью говорил Петухов, глядя на свои сапоги, – я для кого стараюсь? Я для кого столько навоза набрал? Как же ты?

– Ну не может «она» запах этот переносить – тошнит.

– Она это она, а ты? Тебе-то он родной – свое-то дерьмо вкусно пахнет.

Но сын со снохой ушли жить к ее родителям.

Усадьба Уткиных стала шумным, веселым местом, где жила молодежь, цвели клумбы с цветами, и меж берез болтались деревенские качели. А у Петуховых тоже было неплохо – одно мешало, из-за гор навоза пройти негде было. Но Петухов старший вслух мечтал:

– Вот внучата родятся, еще поглядим, какого дедушку они больше любить будут. «Помидорного» дедушку или который с навозом. Петуховский навоз – это сила! А у тех что – цветочки. Куда им с «культурой» против навоза. Смех!

Я случайно заглянул дальше – оказывается, Оленька читает роман! Я так много ни читать, ни писать не в силах – наступают жуткие головные боли, так что прервем эту линию.

Да и тема непонятная – при чем тут навоз? Вот я давеча возвращался с рыбалки (просидел на льду три часа – хоть бы одна поклевка!), и встретил Огонькова – он прямо с ума сходил от радости. «Что случилось-то?» – говорю, а он: «Счастье привалило!» и какую-то зелененькую бумажку мне в нос тычет. «Нашел, – говорит, – под скамейкой, когда мусор прятал». А на льду пока сидишь, люди разные, тоже рыбаки, подходят, интересуются успехами, ну и наливают, что прихватили, так что зрение к концу неважное становится. Я говорю: «Билет что ли, в театр?» Он посмотрел, как на придурка и ушел. Я подумал – кому ведь что дорого, то и ценность.

Да, а что же тот незнакомый нам пока что мужчина? Куда он направляется? Вот куда.

Незнакомец подошел к вращающимся, стеклянным дверям офиса крупной холдинговой компании и остановился кого-то поджидая. Люди, проходящие в двери, пристально им разглядывались, но чем-то, видимо, раздражали – он недовольно морщился. «Что за неуместное веселье», – бормотал он. Наконец, одна пара посетителей его удовлетворила (может быть выражением лиц? Лица у обоих были чопорные, как у профессионалов ведущих похоронные обряды) – он добродушно улыбнулся и, пропуская их вперед, зашел следом. Внутри сектора, ограниченного вращающимися створками, незнакомец как-то неловко наступил одному из этой пары на пятку, да так, что сдернул туфель. В это же время они вышли в холл и прошли мимо секьюрити – незнакомец впереди, а те двое сзади. Один (и все-таки с каменным лицом!) подпрыгивая, поправлял туфель и привлекал внимание.

– Я не буду снимать пальто, меня подзнабливает. Вы можете раздеться там и присоединяйтесь, – небрежно сказал он немного ошарашенной парочке, затем, не глядя на секьюрити, прошел к лифтам и уехал.

Весенний ветерок мягко проскользнул через двери и разметал бумаги с фамилиями приглашенных на важное собрание по стойке секьюрити.

– Кто это? – осторожно спросил охранник, собирая бумаги и проверяя документы у как бы «сопровождающих».

– Это большой любитель наступать на пятки, – желчно сказал «потерпевший» посетитель,

– банкет по поводу слияния тех-то и тех-то на шестом этаже, я правильно понял?

Охранник информацию подтвердил, потом подумал и озабочено передал по рации: «На шестом этаже усильте наблюдение, кажется, „гость“ пожаловал». А сам решил посмотреть видеозапись с незнакомцем. Черт!

Камера, снимающая вход, оказалась отключенной.

Надо немного рассказать об этом охраннике. Звали его Петя, хотя по годам пора бы уже было именоваться и Петром Ивановичем. Петя попал в охранное предприятие по очень простой причине – с шестнадцати до двадцати пяти он выступал на соревнованиях по самбо, с двадцати пяти до тридцати он отбывал срок за хулигански-разбойное поведение, потом он некоторое время делал чистые документы и работал таксистом, а к сорока полностью созрел для работы охранником. Чем он будет заниматься с пятидесяти – ответ знают наши мудрые экономисты, так точно прогнозирующие непрекращающиеся убытки. Вот грустная специальность! Цыганки хоть иногда обещают удачу.

Так. Давайте-ка попьем кофе, и я продолжу.

На шестом этаже делового небоскрёба «Итака» в громадном, исполненном в мраморе и дорогущем Рижском цветном стекле зале, приспособленном под проведение различных бизнес церемоний (там был и стол-фуршет, и маленькая эстрада с негромким джазовым трио (лысенький ударник неплохо щеточками работал), и фонтанчик с мраморными лавочками-бортами, и вазоны с цветами, за которыми прятались те, кто не любил элегантного общества, но присутствовать вынуждала должность) проходила начальная часть (а это речи, речи) слияния двух медиа-холдингов – «Нью фо ю» и «Нью фо ол».

Предполагалась покупка большого пакета акций ведущими менеджерами (если вы не знаете, объясню, что акции тут же можно и нужно было продать по рыночной цене, положив разницу в карман), и шепотом передавалось, что Петр Ильич перед этим любезно вручит каждому менеджеру по толстенькому конвертику с некой суммой, а после «опциона» эту сумму неплохо бы перевести на указанный внизу (для тупоньких – они и среди топ менеджеров попадаются) счет на Кипре. Как пожертвование для больных чахоткой. Словом, загадки, тайны и недомолвки. Почему сам Петр Ильич не относил всю сумму, весь чемодан с «рваными» в банк, и не отправлял куда хочется – не нам судить. Может, просто не хотел, может, любил долгие увертюры.

Анна – да, наконец-то героиня, притом настоящая, а не Оленька из бутика – иронично разглядывала гостей, машинально ставя каждому «оценку» по девичьей шкале «смешной-никакой-классный» (мне очень нравится такой тип женщин, а иначе, зачем бы я сделал ее героиней?) – она работала помощником редактора сайта «Женские бирюльки», и тоже была в числе приглашенных.

Это была вполне симпатичная брюнетка, лет тридцати или около того, уже с той характерной грустью в глазах, что селится у всех женщин, переживших влюбленность, любовь, развал любви, её возрождение и мечтательную безнадежность придуманного счастья.

– Здесь полным-полно образчиков для карикатур, – услышала она за своей спиной хрипловатый мужской голос – очень странный, вызывающий незнакомый, но приятный холодок в пояснице. Она обернулась. Ей улыбался одним уголком рта мужчина – наш незнакомец. Анна легонько улыбнулась в ответ, но ничего не сказала. «Мы незнакомы, а он, наверное, из „ведущих“ – одет хорошо, и ведет себя уверенно – „покоритель одиноких женщин“, кстати, а ты – ты уже одинока или нет еще?».

– Я предлагаю не знакомиться, – продолжал мужчина, очевидно обращаясь к ней, – в общении с незнакомым есть бездна прелести – занятно ведь сделать что-нибудь необычное, даже чуть криминальное вместе с человеком, которого вовсе не знаешь.

Анна снова обернулась (это была простая реакция на реплику) и посмотрела в глаза незнакомцу. Он тоже смотрел на нее, но не в зрачки, а на переносицу.

– К тому же, – продолжал незнакомец, – «незнакомство» питает мечту о случайном знакомстве – мы же все этим больны, годами ждем.

– Тогда давайте не знакомиться, – Анна ответила. Зачем? Дурочка. Нельзя было этого делать! Ее голос, мягкий и нежный, был пойман, окунут в яд любопытства и потек обратно к ней уже «его» голосом. (Холодок всё возрастал – теперь уже щемило сердце, как на вершине «американских горок». )