Закрепленный участок - Дмитрий Сорокин

Вот это было в натуре кайфно! Сколько хотела, столько и получила. Потом мы оделись и тут произошли сразу две жуткие вещи: Во-первых, я узнала наконец этого мужика. Это оказался наш историк, Андрей Васильевич .А во вторых, в то же время Верка заглянула в спальню и пулей вылетела оттуда, причём чертовски трезвая. Я спросила её, что случилось, она просто кивнула в сторону спальни и я пошла посмотреть. Вот это был номер! На постели лежали веркин муж и Ирка. Оба вдрызг пьяные, судя по ломовому запаху перегара. Ирка была совсем голая, веркин же муж снизу был гол, как сокол, зато сверху - в полной амуниции, даже куртку кожаную не снял. Тут и я протрезвела. Мы с Веркой быстро оделись, одели Андрея Васильевича, спустили его вниз и оставили в подъезде. Потом поднялись наверх, растолкали Ирку и вклеили ей хорошенько, чтоб на чужой каравай рта больше не разевала. Она была ваще никакая, и, по-моему, так и не поняла, что с ней происходит. Мы её одели и тоже вытолкали взашей. Потом прошли на кухню, повздыхали о своей нелёгкой женской доле и хлопнули ещё по стаканчику мартини. Покурили, потом Верка разделась и заняла своё законное место рядом с мужем. Будить и раздевать мы его не стали - пусть приколется по утру. А я пошла домой, время - три часа ночи, а с утра надо в школу, там контрольная по алгебре... И зачёт по истории... О, Боже мой! Но оттянулись мы на полную катушку. Клевее не бывает.

ВОСХОЖДЕНИЕ.

Та-ак, подтянуться, еще раз, и еще. Выступ. Шестой уровень. Половина пути сделана. Можно чуть-чуть расслабиться и передохнуть. Уфф! Самое время, а то лапки уже начали уставать. Никогда еще не забирался я так высоко, а ведь предстоит пройти еще столько же! Но не буду я пока об этом думать, подумаю по пути наверх.

Страшно вспомнить то, что осталось внизу. Родных, друзей, знакомых... Маленькую Айсу, с которой так приятно было поболтать вечерком. Белого голландца Ван Гога с красными глазами, который, убежав из какой-то лаборатории, прибился к нашему клану. Он научил меня всему. Старого Пасюка, политэмигранта с Украины. Вот был прирожденный рассказчик! Мать, отца, сестер, братьев... Всех. Все они плавают сейчас вверх лапками в затопленном подвале. Никто не ожидал, что чертова труба лопнет, и крутой кипяток в считанные секунды затопит наш Дом. Как мне удалось вырваться - ума не приложу. Самое ужасное, что эти двуногие позавчера залили бетоном все входы-выходы. Бригада наших разведчиков до последнего момента искала лазейку, но кроме этой крошечной дырочки, в которую я и вылез, не нашли ничего. Кошмар еще в том, что из того зала, куда вел этот лаз, выход был только один - наверх, в эту страшную шахту, по которой периодически сходят лавины, состоящие из всяких разных вещей. Некоторые из них весьма вкусны, но большинство совершенно несъедобно. Хорошо, хоть подкрепиться смог.

Ладно, лезем дальше. Хвост я все-таки обварил. Самый кончик. Поэтому он мне сейчас не помогает, а наоборот, только мешает. Седьмой уровень. Выше. Вперед. Вперед, Монах, вверх. Там - спасение. Может быть. А, может, и нет. Не знаю. Знаю только, что внизу - смерть. Кипяток, похоже, уже затопил зал под шахтой, потому что я чувствую всей своей шкуркой дыхание горячей воды там, внизу. Главное - не оглядываться. Надо глядеть только вперед. И не сдаваться. Ни в коем случае. Потому что кто тогда расскажет другим историю клана? Кто передаст молодым премудрости Ван Гога? Кто расскажет малышам прелестные сказки старого Пасюка? Восьмой уровень. О, опять этот скрежет наверху! Быстрее, Монах, быстрее! На выступ! А-а-а! Черт! Мой хвост, мой бедный обваренный хвостик! Проклятая лавина! Спокойно, спокойно, дружище. Хвост можно чуть-чуть зализать. Вот так. Уже легче, правда? Правда. А теперь соберемся с силами - и дальше, дальше, дальше. Наверх.

Когда этот старый хрыч, жрец Мышьяк, мир его вареной тушке, наложил на меня эту... как ее... слово какое-то бранное... ефи... нет, типиемью? Опять не то. О, вспомнил, епитимью. Когда он наложил на меня эту дрянь и обязал три дня ничего не жрать, я покорно ушел в свой угол, свернулся там и приготовился к голодной смерти. Тогда я был совсем юн и еще не знал, сколь долго могу обходиться без еды. К вечеру ко мне подошел Ван Гог, присел рядом.

"Что,- говорит,- голодовку объявил?". "Нет, - отвечаю, - Мышьяк поститься заставил. Я утром задал ему вопрос: а кто был вторым Создателем? Ведь, насколько я понимаю, для размножения нужны двое. Или он был гермафродитом? Ну, тут он чисто озверел. Обвинил меня в богохульстве и заставил три дня к еде не прикасаться". "Ах он penis candidae, чума на его длинный хвост! Из-за простой любознательности паренька голодать заставил! Чтоб ты был в курсе: никто не знает, кем был Создатель, да и был ли он вообще. А уж Мышьяк и подавно без понятия: он в детстве менингитом болел и с тех пор туго соображает...".

Слышишь меня, Создатель? Сколько бы тебя там ни было, кем бы ты ни был. Помоги мне. У меня лапы уже начинают неметь. А ведь я только приближаюсь к девятому уровню, а их двенадцать. Помоги, что тебе стоит? Пожалуйста. Я для тебя все, что хочешь сделаю. Хочешь, кота в жертву принесу? Хочешь? Или такую епитимью на себя наложу, если тебе так нравится, когда мы голодаем. Хочешь? Ну, скажи?

Девять. Прогресс: три четверти пути сделано. Привал. Вчера старый Пасюк рассказал сказку: сидят на хуторе близ Диканьки два толстых кота. Один сметану из крынки наворачивает, второй шмат сала терзает. И тут к ним подходит тощий, облезлый кот, явно не из местных. "Уважаемые, - говорит, дайте поесть чуть-чуть, пожалуйста. Три дня маковой росинки во рту не было." Тут кот, что сметану жрякал, поднял от крынки свою обсметаненную морду и говорит... Черт, я не смогу так сымитировать украинскую речь, я и слов-то тамошних так и не усвоил почти... Вот, говорит он: "Побачь, хлопче, за околицей - маковое поле. Росы там - просто обожрись". Ну, пришлый, конечно, обиделся, злобу затаил. Пошел на поле, посидел там, стал думать, как бы обмануть толстых котов. И тут из маков вылезает волк. Большой такой, матерый. "Ну, що, - говорит, - попався? Щас зъим!" Кот тому волку и отвечает: "Не надо меня кушать. Я давно не ел, а ходил много. Я жесткий и невкусный. Вот я сейчас двух жирных балбесов сюда позову, съешь их?". "А як же! Зъим! Тильки щоб ты не утек, ты их з краю поля кликнешь, а я за тобой спрячусь. Усек?" "Усек"- отвечает тощий кот, подходит к краю поля и орет во все горло: "Эй, вы, обжоры! Здесь жирнейшая сметана, вкуснейшее сало! И вообще жратвы навалом! Мне одному много, да и скучно. Идите сюда, скорее!". Ну, те два кота купились сразу. Подбежали, тяжело дышат, лишний вес - не шутка. "Ну, - говорят, - где жратва?" "Здесь. - говорит волк. - тильки ваш кум слегка ошибся. То я вас зъим! Коты хотели было убежать, да не тут-то было. Волк их моментом задрал и съел. А тощий кот спокойненько вернулся на хутор и доел сметану и сало. "Подлость, - подытожил Пасюк, - можно совершить только в ответ на подлость, которую сделали тебе. Никогда не делайте этого первыми. Это неблагородно, и позорит и вас, и весь клан. Только в ответ. Но если уж вас задели - тогда зуб за зуб, как предки завещали". Зуб за зуб. Только кому мстить за лопнувшую трубу?

Тараканчики. Травленые. Все равно съел. К этой химии, которой их травят, я давно уже приспособился. А есть хочется. Ван Гог учил, что в голодный год и таракан - мясо. Хотя и не очень питательное. Выше, Монах! Выше, выше! Десять. Где-то внизу сошла лавина, уровня так с седьмого. Эх, мало я в детстве уделял времени физподготовке! Левая задняя лапа уже почти ничего не чувствует. Цель близка, Монах! Не расслабляться! Мысли сбегают, остается только одна: "НАВЕРХ, НАВЕРХ, НАВЕРХ!" Она стучит в моей голове, мечется где-то между ушами вместе с ударами сердца, которое я теперь тоже слышу всем телом.

Неделю назад мы с маленькой Айсой вдвоем вылезали наверх. Ночью, конечно. Кто бы нас, молодых да здоровых, днем выпустил! Первым делом мы нашли очень много вкусной еды в большом железном ящике, и плотно поужинали. Потом мы сидели в каком-то довольно укромном местечке, и Айса долго молча смотрела на небо, пока я нежно вылизывал ее бархатистую шкурку.

- Монах, - спросила она, - ты знаешь, что это так светит сверху? Ну, эти, маленькие и блестящие?

- Знаю. Ван Гог говорил мне, что это множество других миров, многие из которых гораздо прекраснее нашего. Только вот попасть туда практически невозможно, к сожалению.

- А мне мама говорила, что это - души умерших крыс. Всех, какие когда-либо жили. И что после смерти мы с тобой тоже будем смотреть оттуда своими сияющими глазами. - тихо произнесла Айса.

- А что мы еще там будем делать?

- Не знаю. Об этом мама мне не сказала, а я не спросила. Как-то не по себе мне стало, вот я и промолчала...

Айса, милая моя маленькая Айса... Я доберусь до самого верха, снова увижу небо и обязательно найду тебя на нем... Чтобы хоть посмотреть на тебя... Вверх, вверх, фокстерьер меня подери!

Одиннадцать. Не чувствую уже вообще ничего. Даже боли в хвосте. Последний рывок. Не отдыхать, не расслабляться, никаких привалов! Я обязан дойти дойти дойти дойти дойти дойти дойти дойти дойти дойти дойти дойти дойти дойти дойти дойти дойти дойти дойти дойти дойти дойти дойти дойти дойти дойти дойти дойти дойти дойти дойти дойти дойти дойти...