Семь чудес театра оперетты - Диана Галли

Дуэт Балалаева и Николаевой в сцене обольщения – из разряда «и смех, и грех». Спойлер! Роковая женщина подогрела незадачливого мужчинку, уже маяк горит в полный рост, шаг и в пропасть страстей!!!

– Давай, Вася! – невольно срывается у зрителя. "Щаз!" Булавочка, которой Надюха прикрепила потайной карман, срабатывает, как советский пояс верности! Вася стонет: «Раиса Захаровна, булавочка, я щаз, булавочка у меня тут!» Зрители стонут от смеха, сползают с кресел, овация, занавес! Антракт.

Как Василий покидает Раису Захаровну, как возвращается. Всё написано чистой акварелью, тончайшими кисточками. И доброта, как свойство порядочного человека, сквозит в каждом слове, в каждом шаге бедного Васи. Он чист, даже после случившегося. Как сама Надюха говорит: "Да по пьянке!" Случайно он пошел не той дорогой. Не по умыслу злому, не по злобе. И Вася возвращается, ходит ночью в окошки смотреть. Мыкается, мирится с Надюхой. И расцветает новым цветом их любовь, новыми красками. «В писят лет, ёшкин кот!»

Кончается всё, как и в фильме, проводами сына в армию. И вся деревня подтрунивает над Васей и Надей – по-доброму, потому что зло в этом мире просто невозможно. Невероятно, но факт – зла в спектакле нет. Нет вечного конфликта! А спектакль есть.

Игорь Балалаев поразил меня незадолго до этого спектакля – ролью графа Орлова в одноимённом мюзикле. Но увидеть его вживую, в первый раз и в такой прямо противоположной роли – стало не меньшим потрясением. Диапазон его актерского дара широк. Обладая восхитительным голосом, Игорь Владимирович сыграл роль Васи, где нет ни одной арии в привычном понимании. Песни, что звучат в комедии, иные. Они не требуют голоса, но они невозможны без сердца. И сердце у Балалаева– равноценно его таланту и голосу.

Вынесу отдельной темой: народный артист России Александр Николаевич Маркелов, один из знаковых актеров Театра Оперетты. Дядя Митя.

Накануне ушёл от нас Сергей Юрский, великий актер. Он сыграл дядю Митю в фильме Владимира Меньшова. Представить кого-то в этой роли было невозможно. Но, как и с ролью Раисы Захаровны, никогда я так не ошибалась.

Потому что Александр Николаевич Маркелов создал другого дядю Митю. Пожалуй, его бы я назвала главным героем, двигателем всей пьесы.

Мелкий бог местного разлива в прямом и переносном смысле. Каждый выход, каждое появление на ура. Зритель взгляда от него не отводит, на каждую реплику – реакция, каждая сцена с ним – подарок. Это «цыганочка с выходом», фейерверк на ликёроводочном и Россия в кубе. Дядя Митя ведет спектакль, как дышит, он связующее звено между мирами баб и мужиков. Ему достался лейтмотив всей комедии, волшебная мелодия Андрея Семенова. Слышишь её – и не можешь не улыбнуться. Вспоминаешь о ней – и видишь дядю Митю, достающего чекушку откуда угодно! Оп-ля!

Мастерство, высочайший класс работы с залом и ролью – прибавить нечего, Александра Николаевича надо видеть вживую. И плакать с ним, «хороня Санечку мою», и убегать от «Санечки» с лопатой, и куролесить. И смеяться, глядя на него. Сочная и яркая манера игры – запоминаются навсегда.

Единство ансамбля актерского, сыгранность, общее дыхание – но это еще не всё. Незабываемое впечатление от декораций и художественного решения спектакля. Почему-то воспринимаешь мобильные декорации, как должное – домик ездит и голубятня, трактор «фурычит», и ванны на сцену выезжают, раскладывается по-киношному вся квартира Раисы Захаровны и складывается гармошкой.

Кинематографичность каждой сцены, каждого кадра – слайды на экране или фотографии в альбоме, это не случайно, не совпадение, я напишу об этом позже.

Свет, как отдельный герой – то это деревенское крыльцо жарким деньком, то светомузыка в баре, то абажур в доме, то финал спектакля – утро проводов.

При самом простом решении костюмов – все приметы времени. От костюма Васи из сельпо, такой костюм был у каждого мужчины в Советском Союзе, до дяди Мити в кепарике и «пинжаке». Простые платьишки Надюхи, платок бабы Шуры. Халатик Раисы Захаровны, её же платье для «танго-парфюм». И рождается чёткий образ времени, понятный каждому зрителю.

Режиссеру – мое уважение. Работа на сцене всех актеров, движение декораций, музыка, свет, раскадровка – по нотам, посекундная. И замысел, и идея, и общее впечатление – словно ты прочитал книгу, просмотрел чудный сон. Спектакль живой, спектакль дышит, ритм царит во всем – и зритель принимает этот ритм легко, вливается в общее действие, как ещё один герой пьесы. Мое уважение заслуженному деятелю искусств Валерию Архипову.

Весь спектакль – на одном дыхании, целиком ложится в душу. Нет телевизора. Нет кинофильма. Нет ничего, кроме театра. Кроме актёров, живой музыки и настоящих голубей. Но такого театра я еще не видела.

Стихи Сергея Плотова – все песни и куплеты, что звучат в спектакле. Невозможно передать впечатление. Это не тексты. Это именно стихи.

Звучит в самом начале песенка Оли, младшей дочки Кузякиных, в которой есть одна строчка, которая всё решает, всё сразу. «Вера в сказку с радостным концом: в то, что вечно будут мать с отцом». И всё. Ты забываешь, что это спектакль. Три часа воспоминания, уже не окрашенного болью и раскаянием. Одновременно вспоминается и фильм, который смотрели твои родители, а потом пересматривали уже с тобой, маленьким. Одновременно это и кусочек семейной хроники, твоей и моей. Когда были молоды родители. Когда они были счастливы. Когда они просто были – мама и папа.

Периодически ты выпадаешь из реальности, настолько фотографический кадр создаётся на сцене. Фотография из семейного альбома, и это подчёркнуто, это – один из приёмов, удачный и совершенный. И вдруг ты узнаёшь на этой фотографии-мизансцене свою семью. Мгновение останавливается, прекрасное и знакомое, и люди в зале не замечают, что плачут. Ты непосредственный участник спектакля, потому что актеры вызывают из твоей памяти узнавание кадра, узнавание образов.

Спектакль-воспоминание. Лишённая боли и сожаления память. Миф о том, что когда-то была другая страна, в которой жили самые простые люди. Они любили и выпивали. Носили сатиновые семейные трусы, прикалывали потайной кармашек булавочкой. Уезжали на курорт, попадали в лапы курортного романа…возвращались. Просили прощения. И их прощали, а как же иначе!

Уже не горькая тоска по ушедшему, не тоска о потерянном рае. Это грусть о какой-то душевной невинности людей, о кроткой голубиной жизни. Невозвратимые наши молодые родители, родители актеров, воссозданные на сцене с трепетом и любовью.

Даже мечта Васи – дикая для сегодняшнего поколения, но знакомая всем советским людям – побывать в баре. Пять рублей коктейль, ёшкин кот! Через солому водку пить! Попробовать, вернуться и рассказывать всей деревне, всей улице, что попробовал «шикарной жизни». И в ванне тебя купали, и на пляж ходил, и ракушек набрал полную тумбочку!

Весь спектакль