Таежный рубикон - Кирилл Казанцев

И снова стал на оставленный ненадолго след. Но теперь уже продвигался вперед по этому новому, более свежему совсем медленно и предельно осторожно, с частыми остановками, чутко прислушиваясь буквально к каждому шороху. Сжимая в руках оружие, до рези в глазах всматривался в лежащую впереди тайгу, стараясь с максимального расстояния определить место вероятной звериной лежки.

Издалека заметил, что цепочку тигриных следов, обочь которой крался, вдруг пересекла, перекрестила наискось еще одна новая. И на какой-то миг ожгло под ложечкой: «Вот же хрень какая! Чего же это она проверялась-то? Никак меня зачуяла?! Да нипочем не могла!.. Она же здесь, как не маракуй, еще потемну прошла, а теперь-то уж далеко за полдень?.. Что ж тогда-то?..» Но, подобравшись поближе, все сразу же и легко для себя прояснил. Это был совсем другой зверь! И, определенно, – крупный самец. По следам было видно. Но на всякий случай, словно не до конца доверяя своим собственным глазам, он все-таки присел на корточки, приложил к четкому отпечатку спичечный коробок. И тот в пятку по ширине почти три раза уложился! А это – явно больше десяти сантиметров, что, как знал доподлинно, для самочки – верхний предел. «Да, здоровенный деляга будет! – удовлетворенно отметил про себя. – За такого-то, не в пример, покруче взять можно!.. Ну, и добро... Ну, и возьмем попозже... Возьмем, бог даст!..» И настроения у него явно поприбавилось. А когда, пройдя еще под какую сотню метров, обнаружил к тому же, что след самца, сделав небольшую петлю, вернулся на след тигрицы и дальше уже безо всяких сходов, прямехонько потянул поверху, в груди его вообще все зашлось, заколыхалось от восторга: «Так ты ж, мать, похоже, в охотке-то[9]будешь?! Да что там – похоже?.. Да так оно и есть!.. Вот это, паря, повезло тебе! Вот тут-то тебе конкретно подфартило!.. Ну, Филиппыч, готовь мошну, жмотяра склизкий!»

Шишкари

...Если только мы сами не уйдем от Него «на страну далече».

Лк. 15. 13

– Ну все... Все, я сказал! – Андрей Мостовой поднял руки, пытаясь укрыться от летящих в лицо снежков. – Ты что, совсем сдурел? Ну, кончай... – Не успел договорить, как увесистая ледышка ударила прямо в лоб. Да так, что в глазах потемнело и он, оступившись, пластом рухнул в сугроб. Серега с диким воплем навалился сверху, и, сцепившись, они кубарем покатились под откос, обрастая по пути вязким липким месивом. Хорошо еще, что через сотню метров удалось затормозить, плотно приложившись боками к толстенной кедре[10]. Неизвестно, чем бы закончилась эта невинная забава. Уж парой-тройкой поломанных ребер – это уж как пить дать! Дальше вроде покатый от вершины склон сопки резко шел на излом и рвался вниз уже под углом градусов в шестьдесят.

– Нет, ты определенно придурок, – выгребая пригоршнями снежную кашу из-за шиворота, продолжил было возмущаться Андрей, но, натолкнувшись взглядом на нарочито дурашливую гримасу на лице друга, не смог сдержать улыбки. – Все детство в заднице играет?

– Да ладно тебе... Не тормози... – Сергей примирительно похлопал друга по плечу. – Не все ж постной рожей зверье пугать. Хоть какая-то разрядочка, а то горбатимся тут, как проклятые.

– На себя же горбатимся, – проворчал Андрей. – И нечего тут сопли на кулак мотать. Или ты уже все свои денежные проблемы разрешил?

– Нет, Андрюха, не решил. И бабули позарез нужны – без них никуда. Но на сегодня каюк. Я свои тридцать мешков сделал. Да и ты – около того. Пошли лучше Петровичу молоть поможем. Быстрей управимся.

– Ты что, не видишь, что на снег тянет? – возмутился Андрей. – Вон уже в гнилом углу совсем темно. Сейчас навалит по колено, и хрен ты ее возьмешь. Вся шишка вниз уйдет. Давай еще хоть пару кедрин разделаем.

– Нет, не хочу, – заартачился Серега. – И так уже прилично напластали. Пусть Филиппович еще те сорок мешков ореха вывезет, а то в зимнике уже ступить некуда, все завалено. Позвони ему, кстати, что он там вола за уши тянет.

– Ближе к вечеру позвоню. Все равно сегодня уже вряд ли появится. На ночь глядя не поедут... Ну давай еще пару кедрин... – попробовал еще раз вразумить друга.

– Да не хочу, – отрезал Сергей. – И тебе не советую. Потом будешь как дурак потемну здесь ноги ломать.

– И черт с тобой, – вспылил Андрюха. – Не хочешь, и не надо. Давай «кошки».

– А вот это хренушки. Ты же лазишь, как беременный таракан. Только шею себе свернешь, и все.

– Да пошел ты! – взорвался Андрей и, повернувшись спиной к другу, с остервенением полез в гору, то и дело оскальзываясь, обжигая ладони попадающейся под руку зловредно колючей аралией, действительно рискуя в запарке свернуть себе шею. А внутри все так и кипело: «Вот же олух! Ну шага лишнего не ступит. Только бы пупок не надрывать, не корячиться. Будто у него действительно этих дерьмовых бабок немерено!»

Но кипятился он, конечно же, напрасно. Зря взъелся на Сергея. Ну какие у того проблемы в жизни? Один. Ни жены, ни детей на шее. Зачем ему эти проклятые бумажки? Так только – чтобы поесть и погулять всласть. На баб да на рестораны. Имелась, правда, у Сереги «мечта идиота» – купить какой-нибудь крутой навороченный джип со всеми прибамбасами, чтобы можно было всем местным красоткам пустить пыль в глаза, но как сугубый прагматик к ее осуществлению он относился предельно спокойно. Получится – хорошо. А на нет – и суда нет. Поездим и еще чуток на уже имеющемся в наличии стареньком «паджерике». Для женщин, в этом он был абсолютно уверен, главная «замануха» заключена совсем в другом предмете мужской гордости... А вот ему-то, Андрею, деньги позарез нужны.

Это только на первых порах, когда из армии выбросили «по сокращению», казалось, что теперь-то он быстро свое наверстает. Да запросто и в минимально короткий срок. А что? Бог умом не обидел. И в училище, и в части всегда был в числе лучших. А что с карьерой не заладилось, так то совсем по другой причине. Унижаться, лебезить перед зажравшимися дуболомами с широкими просветами на погонах не умел и не хотел. Это было ниже его достоинства. А без этого в армейской среде на очередные звания и звездочки нечего и рассчитывать. Как мудро изрекал ротный в «бурсе», напутствуя их накануне выпуска: «Хотите расти – это запросто. Надо только точно выполнять все правила игры: полная преданность начальству, беспрекословная исполнительность и полное отсутствие всякой инициативы. При таком раскладе считайте, что к пенсии минимум две большие звезды вам обеспечено. Даже при отсутствии должной волосатости соответствующей руки». И он оказался чертовски прав. Стоило хоть на йоту отступить от этих правил, и ты тут же застревал на обочине, неминуемо отставая от сослуживцев. Да не просто отставая – становясь изгоем, и вчерашние приятели уже шарахались от тебя, как от прокаженного. Система тут же всеми своими потрохами силилась тебя отрыгнуть словно враждебное, чужеродное тело. Такие «чудаки» на букву «м» были для нее абсолютно неудобоваримы, как зажаренный до хруста бекон для хронического язвенника.

Но «по-скорому» вывести свою семью из унизительной нужды как-то не получалось, несмотря на то что прилагал к этому максимум усилий. И не только физических. Чтобы натянуть на себя «позорную» шкуру челнока, кадровому офицеру-связисту с пятнадцатью годами безупречной службы за плечами пришлось буквально, сцепив зубы, «наступить на горло собственной песне». Что стоило хотя бы свыкнуться с косыми взглядами бывших сослуживцев, в которых сквозило почти неприкрытое «пролетарское» презрение, не сорваться, не запить по-черному или другим способом не пуститься во все тяжкие! Пусть и понимал, что этим, таким же, как он, вчерашним капитанам да майорам и вовсе гордиться нечем – единицам удалось пристроиться на гражданке, да и то какими-то затурканными сторожами да завхозами, учителями по труду или ОБЖ с нищенской зарплатой, которую приходилось выпрашивать, как подаяние. Большая же часть «сокращенцев» с каким-то маниакальным упорством денно и нощно попросту пропивала по гаражам свои жалкие пенсионные копейки. Да притом еще костеря на все лады неразумное «Отечество», устроившее им, «лучшим сынам Родины», такое постыдное кидалово. Костеря, но надеясь, что оно, неразумное, все-таки опомнится и обеспечит им в дальнейшем достойное трудоустройство. В общем, в отличие от него, все они, эти «сыны», – «честь имели»... Но, сколько ни таскал, надрывая жилы, тяжеленные баулы с ширпотребом, ни торчал за сбитым из плохо оструганных досок прилавком, пытаясь толкнуть с наваром вонючие китайские шмотки, денег хватало только на самое необходимое. На пусть и не первоклассное, но все же вполне сносное питание, на обновки для жены и дочери Ксюшки, которой к тому времени уже исполнилось четырнадцать, и, чтобы хоть частично удовлетворить ее резко возросшие запросы, требовалась теперь просто уйма денег. Все тяжким трудом заработанное как-то мгновенно улетучивалось, и даже на «черный день» редко что удавалось отложить. «Завтра» по-прежнему пугало своей непредсказуемостью, зловеще зияло, как темное жерло незнакомого туннеля, пробитого в отвесных скалах, который, к сожалению, нельзя обойти, как ни морщи лоб.