НаперSники синея - Макс Фрай

– И еще тот, кто вызвал скорую помощь, должен ее дождаться, – говорю я. – А неизвестно же, сколько они будут ехать. У меня просто время есть, я никуда не опаздываю. А люди, наверное, с работы на десять минут выскочили кофе выпить, им задерживаться нельзя. Они поэтому не захотели звонить. А не со зла.

– Ну да, – соглашается дед. – Если надо ждать, тогда понятно. Я думал, можно просто позвонить и уйти. А оно вон как.

– А оно так, – говорю я. – Все в общем нормальные люди. Просто устали, спешат и боятся. А так – вполне ничего.

А про себя вдруг думаю: хорошо, если это ангел небесный к нам с проверкой явился. Очень удачно, что он на меня напоролся. Я любому ангелу могу объяснить, какие у нас нынче проблемы самые актуальные: страх и усталость, усталость и страх. И если в этом месте немножко подкрутить гайки, в смысле наоборот, раскрутить, то все может и ничего будет. Ну, то есть у меня такая версия, а как на самом деле, экспериментальным путем надо проверять.

– Здесь раньше было пусто, – вдруг говорит дед, простирая руку над площадью Европы.

А я думаю, надо же, как здорово это у него получилось – вроде про площадь сказал, здесь и правда раньше был пустырь. А вроде и про весь мир. Который тоже когда-то был пустынен, если верить некоторым источникам.

– Мне об этом рассказывали, – осторожно соглашаюсь я, так, чтобы получилось и про площадь, и про весь мир. – Но меня тогда здесь не было. Я тут сравнительно недавно живу.

– Издалека? – понимающе ухмыляется дед.

– Издалека, – соглашаюсь я.

Что во всех смыслах вполне себе правда.

…Некоторое время мы умиротворенно молчим. Наконец на площадь перед торговым центром выруливает скорая помощь, из машины выскакивает молоденький врач.

– Я могу идти?

– Да, конечно, – отмахивается он.

– Выздоравливайте, – говорю я старику. И на всякий случай – а вдруг все-таки ангел-инспектор? – торопливо добавляю: – И не сердитесь на всех остальных. Они устали, у них нет времени, им страшно. А то были бы вполне ничего.

И поспешно низвергаюсь под землю, во тьму подземного перехода, где адвокатам-любителям вроде меня самое место.

Алфизика нетвердого тела

Некоторые необратимые, роковые поступки, когда их совершают люди сильные, страстные, необузданные и исполненные любви, могут дать очень интересный эффект. Пространство вокруг совершившего роковой поступок постепенно становится магическим. Потому что сила его желания отменить случившееся неописуемо велика, однако ее обычно не хватает на то чтобы его действительно отменить – это самое невозможное из невозможного, никому не по зубам.

В результате мы получаем источник невероятной силы, которая не может быть использована по прямому назначению, и в итоге творит что заблагорассудится – не ее страдающему от непоправимого источнику, а миру вокруг.

Ясно при этом, что от необратимых поступков бездушных негодяев никакой практической пользы. Равно как от необратимых поступков добрых и совестливых, но недостаточно сильных духом людей.

Ангел Дживз

На самом деле следовало бы просто записать в дневнике: «Кормили ангелов сахаром». Или: «Дали ангелу божьему две конфетки». Это была бы чистая правда – в той самой любимой мною форме, когда сухие факты похожи на фрагменты чужого сна.

Тем не менее.

Когда-то давно мне про этот Холм Ангелов рассказывала знакомая, у которой подружка живет под Тракаем. Ну как – рассказывала, просто мельком упомянула: «Она живет возле Холма Ангелов». И мне так понравилось, как это звучит, что не захотелось уточнять.

Прошло несколько лет, и вчера гость города Х. вдруг спросила: «А вот знаете ли вы Холм Ангелов где-то возле Тракая и как туда добраться?»

Пришлось пообещать, что обязательно узнаю дорогу. Но обещание, каюсь, вылетело из дырявой моей головы.

Но кого остановит чужая дырявая голова. Ангелы сами позаботились, чтобы мы узнали о них.

Сегодня с другим гостем города Н. внезапно поехали в Тракай. Ехали моей любимой длинной дорогой, уже почти приехали, как вдруг Н. спросила: «А что это там за ангелы справа от дороги?»

Ну и оказалось, что рядом с дорогой, по которой я езжу примерно пару десятков раз в год, на самом виду красуется этот самый Холм Ангелов (настолько пологий, что холмом я соглашаюсь считать его только условно, для красоты звучания фразы), густо покрытый деревянными ангелами.

Нет, вру. На самом деле не очень густо. У них там необъятный простор.

Ангелы бывают такие:

– Ангелы скамеек. Это ангелы, просто сидящие на скамейках. Рядом с каждым ангелом много свободного места, так что можно сесть рядом.

– Ангелы-скамейки. В отличие от первых, которые антропоморфны (ангеломорфны), эти выглядят именно как скамейки. Но крылатые! Я думаю, это просто скамейки, которые при жизни достигли просветления. И теперь доживают в таком виде.

– Ангелы-специалисты. Это, конечно, самое интересное. Специализация у каждого ангела своя. Есть ангел любви, ангел здоровья, ангел надежды (очень, очень печальный), ангел хороших новостей (этот стоит далеко-далеко на отшибе, к нему нужно брести через поле, где цветут редкие маки и васильки; подозреваю, кроме нас никто до него еще не добирался, поэтому хороших новостей так мало). И еще много разных хороших ангельских специальностей, все не упомнишь. Среди ангелов разных общегуманитарных ценностей выделяются ангел самоуправления Тракайского района, ангел какого-то кооператива, ангел соседней школы – стоят среди прочих, никто их не дразнит и не задирает, все профессии почетны.

– А еще есть ангел божий. Вот просто Dievo angelas, и все, так и написано. Он самый большой, самый красивый и самый мрачный. Практически в отчаянии. И явно очень устал. Мы сразу поняли, что он состоит при Господе, как Дживз при Вустере. Не позавидуешь! Очень трудная жизнь.

Штука еще и в том, что возле всех ангелов-специалистов (кроме ответственных за конкретные организации) стоят специальные ритуальные железные деревья для подарков. Ну, то есть такие штуки, на которые подарки удобно вешать. И больше всего подарков у ангела любви – ничего не поделаешь, всем женихов надо. На втором месте ангел здоровья. У остальных – понемножку, или вовсе никаких подарков нет. Очень за них обидно!

Дарят же ангелам в основном… Правильно, ангелов! Сувенирных и самодельных, керамических и вязаных крючком. Какие есть, таких и дарят, короче. Видимо, чтобы ангелам было с кем дружить.

Когда мы увидели, что ангелу дружбы не принесли ни единого подарка, мы возмутились окончательно и решили исправить положение. Но ангелов у нас при себе не было. Зато был сахар из кафе. Пришлось дать ангелу дружбы сахар.

А божьему ангелу Дживзу мы отдали две конфетки, тоже из кафе. Которые прилагаются к кофе, а мы не съели, припрятали. И правильно сделали, как выяснилось. Когда мы уходили, оставив конфеты, он больше не выглядел мрачным. Просто задумчивым и усталым. Но это в его положении неизбежно.

Ангел, которым

меня родили, стал совсем-настоящим-обыкновенным-человеком в возрасте пяти с небольшим лет.

Совсем-настоящий-обыкновенный-человек начинается со страха. Мне и так было это понятно, но теоретически. Теперь знаю точно.

У меня было очень счастливое детство, мне удалось прожить без страха (без представления о том, что такое страх) очень долго. Целых пять с лишним лет. Царский подарок на самом деле. Потому что до своего пятилетнего сознания дотянуться гораздо легче, чем до младенческого. Может и дотянусь.

Утрата невинности (а впустить в себя страх – это и есть утрата невинности) совершенно необходима для того, чтобы потом к этой невинности вернуться осознанно, вопреки опыту и вообще всему. Ясно, что совершенно невозможно, ну так а зачем еще мы здесь собрались? Это прекрасное упражнение развивает прямые мышцы сознания и косые мышцы кармы.

Армагеддон он-лайн

Похоже, что стремительное развитие именно информационных технологий – это, в первую очередь, создание безупречного инструмента эскалации страха и ненависти в среднеарифметической тушке среднеарифметического же пользователя.

Мало что упрощает сознание так эффективно, как страх и ненависть.

Поэтому страх и ненависть – чувства, испытывать которые нельзя себе позволять. Как нельзя пограничнику в военное время пропускать врага на охраняемую им территорию. Потому что время уже давно военное. Последняя Битва, о которой так много говорили товарищи Вельвы, просто растянулась на очень-очень много лет. И внешне далеко не всегда похожа на битву.

Есть, грубо говоря, две культурные парадигмы. Одна направлена на развитие сознания, другая – на упрощение и скотоморфирование его. Проявляться это может сколь угодно разнообразно, принимать самые неожиданные формы, но суть всегда в общем очевидна. И где на этой войне наши, а где нет, тоже видно сразу.