Человек ты мой самый близкий - Ксеня Забкова

Диета

Мне счастья нельзя особенно – не больше пяти калорий.Вот только кусочек попробую, а больше себе не позволю!

Мне ласки нельзя особенно. И нежности – ни полслова…Вот только кусочек попробую, а больше ну что вы – что вы!

Мне жить-то нельзя особенно – повсюду лежат запреты.…Вот только кусочек попробую – и слезу к чертям с диеты!

2010—2012

Морская легенда

– Их плавала стая. Она – в стороне.Они – где попроще. Она – в глубине.Они – где теплее. Она – и до льдин.Их часто ловили. Её – ни один.Охотились баржи и ждали сачки,К ней плыли приманки, висели крючки;Мечтали нажиться матрос, капитан…А ей был один Бог и царь – Океан.Свобода в извечных объятьях с волной…А он… как же просто… как глупо… рукой!По берегу шёл и не ставил сетей,Он в жизни ни разу не слышал о ней,Не знал, что в руках его мечется та,За кем на охоту выходят суда;Чуть-чуть простоял с ней в песочной пыли,И выпустил сам: «Куда хочешь – плыви!».И было «плыви» для неё – приговор.И море не море ей стало с тех пор,И в крохотный миг обернулась тюрьмой«Свобода в извечных объятьях с волной».

…Горят огоньками вдали города;Застыл за туманом вулкан Кара-Даг,Застыл, как фигура – копилка легенд…

– И всё ж отыскал он её?.. или нет?А моря ей было иль не было жаль?..

– А это ты сам за легенду решай.

«Без пятнадцати шесть – скоро дворник метлой…»

Без пятнадцати шесть – скоро дворник метлойЗаметёт нашу улицу сонную.Кто-то выбросил чек, просто чек бытовой,Кто-то бросил счета телефонные.Кто-то выкинул – пусть, кто-то выкинул – зря,Будет шарить потом у забора…Кто-то выронил грош, кто-то всё потерял —А метла заметёт без разбора.

Мысли двух детей

«Хорошо, что я погиб в утробе —лучше смерть,чем вашей жизни тьма;заходясь в истерике и злобе,что ни день, ругалась грязно мать;что в ней есть —в неведомой той жизникроме смрада, дыма и вина?..пусть во мнееё не бьётся жилка —это лучше, чем её познать».

«Хорошо, что завтра я рождаюсь —если верить маме,то в мороз!если верить маме, я узнаюмир снежинок, радуги и звёзд;мир похож на солнечную лампу,на лучи,блестящие в воде…будет праздник – я увижу папу!если верить… лучше всех людей!»

Кони

Не уселась я на подоконник,И в затяг красиво не курю…Видишь, перламутровые кониВдаль несут красавицу-зарю?Кони мчат в малиновый, в лазурный —Веришь, до сих пор я их ищу?И «на горький опыт», глаз сощурив,Для мужчин я томно не ропщу.И к себе не выложу историй,Как «она ушла на каблуках»…Я теперь узнала, что о болиНе кричат, а шепчут лишь слегка.И, кладя ладонь на подоконник,О любви не вслух тебе пою…

Только перламутровые кониВдаль несут красавицу-зарю.

Голоса

А в полях тихо шепчутся стебли —И как будто бы в шуме полейСлышно тех, кто, по слухам, на небе —Но, быть может, средь нас на Земле?..

Но, быть может, в вечернем туманеКто-то близкий и очень роднойРядом с нами идет, обнимая,Незаметной и лёгкой рукой?..

Или в утренних росах российскихРастворился и слышит наш шаг —Пусть, по слухам, в небесное ситоПросочилась живая душа.

…А в полях тихо шепчутся стебли:Только вслушайся в говор полей —И тогда, кто, по слухам, на небе,Отдадут свой привет на Земле.

О. и Е.

темнеют дворы, и в твой город тенейстекаются лунные нити…ты спишь далеко от неё.а ей —ей снится твой Ангел-Хранитель.твой Ангел-Хранитель похож на врачав распахнутом белом халате.и очень устал без её плеча,и не справляется,кстати.он шёл к ней от очень далёких планет —просить, о чем ты не попросишь…и мокрым крыломпомахал ей в окнеи скрылся в плаксивую осень,будя её ласковым шорохом штори тихим усталым«Проснитесь!..».

живи, не тревожься —ведь ей только что,ей снился твой Ангел-Хранитель.

Амулет

А завтра я надену амулет —Он шёл ко мне из ИерусалимаПо русским бездорожьям много лет.А я была забыта, нелюбима,

И, как любимой спится, не познав,Я из беды сама себя тащила.И никогда не плакала в рукавТого, кого назвать могла бы Милым.

Мечтала, что когда-то я усну,Свернувшись, как котёнок, а напротивОн сядет рядом, лампу отвернувВ простой и незатейливой заботе

И скажет: «Всё, теперь тебя не бьют».…Тот амулет, по слухам, мне поможет:Мечту исполнит спящую моюИ боль уймёт, что тайно сердце гложет.

Вот только жаль – за сумрак долгих летЯ свой сама вершить привыкла бал.И завтра не надену амулет,Который безнадёжно опоздал.

Лебедь

Ничего не успела сделать.Не нашлось для него врача.Маленький белый лебедьУмер в рассветный час.Как в зарубежных фильмах,Молила – «Не умирай!».Но только вода в графинеМне вторила до утра…А ночью он долго бредил,Я жар не смогла унять —И маленький белый лебедьУмер внутри меня.

Корабли

есть у неба ладьи —облака-корабли,кто-то с палубы смотрит за нами:лгут святые отцы,лгут вожди и цари,караваны идут за деньгами.люди гибнут в пути,их ладьям не спасти —всех, кто в ночь с караваном ушли.но со дна, в темноте,могут вытащить тех,кто в них видит ещё – корабли.

Бам-бум

в глуши над озябшим лесом – обвисшие провода…вдали где-то – площадь Гагарина… должно быть,и Гум… Цум….здесь мерно трещит – пламя, и в окна шумит – вода.и сердце – большое, под хрупкой ладонью, неспешное:бам…… бум…….как будто бы Жизнь – лично, беседует тет-а-тет,а мне захолустной ночью понятен её язык.и, кажется, рядом Космос,а вдалеке – нет…сидят где-то люди на сайтах, забившие логин и ник…а Жизнь про свою скоротечностьповедала много тайн:она ничего не спрятала – на площади… в Гум… в Цум…а я на особой связи – обширнее, чем в online,слушаю трубный ветер – и ритмичноебам.. бум…бам.. бум…бам… бум…

Осень выкурит табак…

Осень выкурит табак,Загрустит безбожно…Не отчаивайся так!Всё ещё возможно.И поверь – когда-то плылВ точь такой октябрь,Огибал дворы-колыМимо тощих яблонь —И курила свой табакОсень. Если вкратце,Я тогда забыла, какНужно улыбаться.А теперь смеюсь, живу,Наблюдаю листья,Тихий свет, что на МосквуВвечеру пролилсяСквозь дневной столичный мрак,Лишь пишу чуть строже.Не отчаивайся так!Всё ещё возможно!

Не страшно, не больно, не слишком печально…

Не страшно, не больно, не слишком печально.Плывёт себе жизнь на руках октября.Я очень устала. Налей-ка мне чаю.Подай-ка мне к чаю немного себя.

Ты знаешь, давно ни на что не в обиде,И ты тишиной не унизишь меня.Здесь осень – не осень. Здесь осень – обитель,Где Бог будто сам подошёл и обнял.

И тихо шепнул: «не грусти, мол, не надо,Пусть каждый – и тот, о котором болишь —Живёт, как умеет. И в твой палисадникПожалует счастья стремительный стриж!

И лучше сама наливай ему чаю —Поверь, что устал он не меньше тебя…».Не страшно, не больно, не слишком печально.Плывёт себе жизнь на руках октября.

Пианино

ты ломал пианино.вырывал клавиши.звук был немыслимым. раздирающим.улыбкой, которую я люблю,ты улыбался: «Не антикварное!».– Не антикварные – не поют?.. —спросила я тихо. а песнь рванаядолго звенела – во всю тишь!чью ещё душуты выбросишь?

Кукушка

В российской глубинке,почти у опушкиПроснулась я утром от плача кукушки…«Скажи мне, шальная, сама коли знаешь,О ком ты так долго,так горько рыдаешь?»И то ли мне кажется,то ли взаправду,Я слышу, как рвутся у леса снарядыИ мальчик – моих приблизительно лет —Остался лежатьна продрогшей земле.Он звался Иваном,а, может, Серёжей,Быть может, Володей…и Виктором, может.И кто теперь знает,кто был этот павший?А вдруг он мой прадед, безвестно пропавший?!

…В российской глубинке,у самой опушки,Всё слушаю я,как рыдает кукушка,С тем чувством,что даже у птиц здесь бывает —В России, в начале зелёного мая.

Скарлетт