Скажи: «Убей меня» - Джей Ви Райтс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фонари уличного освещения начинают мигать и потрескивать, внезапно раздается громкий хлопок – один из них взрывается, а следом еще один. Воздух наливается бордовым оттенком гибнущего в темноте заката. Пространство позади него сгущается, сжимается, давит. Становится трудно вдохнуть. Вокруг скапливается плотная серая пыль, она оседает в легких и скрипит на зубах.
Больше не смотреть назад. Нужно зайти в дом и запереть все двери. Но встать никак не получается, и вот пяток уже касается холодное дыхание кромешной тьмы, а входная дверь начинает отдаляться, в конце концов полностью исчезая из виду.
Егор опирается на руки и с усилием вытягивает ногу из деревянного капкана, а дальше уже получается передвигаться только на четвереньках. Ему еле удается разглядеть, как лестница впереди превращается в гору из бревен и становится бесконечной, но другого пути нет, поэтому он хватается за выступы и обрубленные сучья руками, подтягиваясь, отталкивается пятками и коленями, надрывая ткань брюк и царапая кожу.
Внезапно чья-то скользкая, холодная плоть касается его запястья и пытается обхватить. Егор резко отдергивает руку и обнаруживает, что то тут, то там между бревен вырастают человеческие конечности. Некоторые из них, абсолютно обескровленные, усыпаны темно-серыми пятнами, с признаками разложения. Другие, только начинающие терять жизненное тепло, покрыты кровоподтеками, порезами и ссадинами.
До ушей доносятся стонущие голоса. Они просят о помощи на разный лад. Высокие, пронзительные заставляют кожу похолодеть и покрыться по всей поверхности острыми пирамидками мурашек, низкие, протяжные оседают тяжестью в животе и расплываются разрывающей болью по всей брюшине.
Егор ползет дальше, отбиваясь от наглых прикосновений и стараясь наступать на свободные участки древесины, которых становится все меньше. И вот он уже чувствует, как под ногами хрустят, ломаясь, человеческие кости, а под ладонями полуразложившаяся плоть надувается, лопается с противным писком и растекается, покрывая бревна зловонной густой слизью.
Двигаться вверх становится все тяжелее. Теперь впереди виднеется несколько крупных бревен, срезы которых обращены к мужчине. Когда Егор приближается, он снова отчетливо слышит рыдающее «помоги мне, освободи меня», а на срезах проступают черты искривленных в страданиях человеческих лиц. Но стоит ему миновать их и обернуться, лица снова замирают в неестественной улыбке, будто нет больше смысла показывать свои терзания. И все же голоса не умолкают.
Они давят на барабанные перепонки и заполоняют собой черепную коробку, все существующее пространство, все бытие, становясь невыносимыми. В этот момент в правую ладонь упирается торчащий в одном из бревен нож.
Егор без раздумий вытаскивает лезвие из древесины, крепко обхватывает рукоятку и с ревом отчаяния вонзает на всю длину в вопящее лицо перед ним, протыкая глазное яблоко. Из образовавшейся дыры принимается бить темно-багровый кровавый ключ, а затем с губ слетает вздох облегчения и неожиданное, постепенно тающее в воздухе «спасибо». Испуская остатки жизненной жидкости, лицо сдувается, как воздушный шарик, и его очертания растворяются, снова преобразуясь в древесный рисунок. Надоедливый крик о помощи исчезает вместе с ним.
Найдя решение, Егор продолжает ползти на четвереньках и вонзать нож в человеческие лица, руки и ноги. Все они возвращаются к состоянию безмятежного дерева. Хотя с каждым ударом и приходится наблюдать отвратительное зрелище, последние выдохи благодарности успокаивают и ласкают слух.
Вот впереди виднеется лазурное свечение, мрак рассеивается, открывая вид на безупречно синее небо. Несколько круглых солнечных бликов медленно спускаются сверху. От них исходит ощутимое тепло. Один приземляется прямо на щеку горячим прикосновением, растягивается по правой скуле и задерживается вверху виска…
– Папа, ты уже не спишь? – тихонько спрашивает малышка своим тоненьким голосом, а ее крошечная ручка треплет тронутые сединой волосы на виске.
Егор вздрагивает от удивления и начинает постепенно возвращаться в реальный мир. Испуганно хлопает ресницами. Зрению возвращается четкость, и он расплывается в умиленной улыбке, видя русоволосое глазастое чудо перед собой. Быстро собирается с мыслями.
– Ага, догадалась, что я притворялся?
Теперь он проснулся окончательно и готов к игре. Когда он ловко проводит девочке вдоль ребер пальцами, та ежится и заливается звонким смехом, а потом прижимает к его губам порозовевшую щечку.
– Не дождалась меня вчера?
– Софи сказала не ждать, – по-деловому отвечает Кира.
Она морщит носик, не без удовольствия произнося уже ставшее родным имя на французский манер. Вдруг ее серо-голубые глаза расширяются и подсвечиваются восторженным огоньком вчерашнего воспоминания. Губки раскрываются для глубокого вдоха.
– А, а знаешь, что мы делали вчера вечером? – сбивчиво тараторит малышка. Ее глаза хитро сужаются, и она выжидает признаков ответной заинтересованности.
– Что же?
– Мы играли! Играли с собаками во дворе. Я даже научила Дану команде сидеть. Вот так.
Малышка спрыгивает с кровати, опускается на корточки и неуклюже переваливается на попу, мягко поднимая согнутую в собачьем жесте ручку.
– Только не говори мне, что Софья разрешила тебе подходить близко к вольеру!
Отец смотрит скорее с фальшивым укором, нежели с настоящим беспокойством.
– Нет-нет! Я их учила вот так далеко, – отрицает кроха, старательно мотает головой и пытается показать руками расстояние. – Они не могли до меня дотянуться, папа.
В теплом взгляде Егора отражается детское личико, которое сначала приобретает задумчивое, а потом печальное выражение.
– Но папа. Когда я смогу играть с другими детьми? Мне так хочется поиграть еще с кем-нибудь. С Софи, конечно, весело. И с собачками тоже, но…
– Милая моя девочка, – вкрадчиво начинает объяснять Егор, приподнимается и садится на край кровати, усаживая дочку к себе на колени. – Ты ведь знаешь, что для тебя это опасно. У тебя слабое здоровье. Ты же не хочешь чем-нибудь заразиться, а потом лежать в больнице и грустить одна?
Его палец аккуратно нажимает на кукольный носик. Кира только вертит головой, поджимая губки. Глаза, увлажнившиеся от расстройства, начинают бегать из угла в угол.
– А ты знаешь, что сегодня утром я совершенно свободен? – неловко цедит сквозь зубы Егор, потирая пальцами подбородок. Ему совсем не хочется видеть в этих глазах слезы, да еще и с самого раннего утра. – И, представляешь, почти целый день, до самого вечера могу посвятить только тебе. Что же нам сделать интересного? Хмн… А помнишь, мы вместе собирались приготовить шоколадный торт?
Кира радостно кивает. Шумно сопит и трет кулачками веки, сразу же забыв, что только
