Куда мы, папа? (сборник) - Жан-Луи Фурнье

Я не мог уснуть, а вставать ни свет ни заря. Порой мне в голову приходили страшные мысли, например, мне хотелось выбросить Матье в окно. Но мы жили на первом этаже, так что мой поступок ничего бы не изменил. Я бы слышал «врум-врум» и с улицы.

Я успокаиваю себя, думая о том, что нормальные дети тоже часто не дают родителям спать.

Так им и надо.

Матье не в состоянии выпрямить спину. У него совсем нет мышечного тонуса. Он как тряпичная кукла, какой-то опавший и вялый. Как он будет развиваться? Каким станет, когда вырастет? Понадобится ли ему сиделка?

Мне пришло в голову, что Матье мог бы работать в гараже, механиком. Лежачим механиком, который чинит автомобиль, распластавшись под ним. Правда, для этого понадобится гараж без подъемника.

У Матье почти нет любимых занятий. Он не смотрит телевизор (оказывается, и без телевизора можно стать идиотом) и, конечно же, не читает. Единственное, что с виду делает его счастливым, – музыка. Услышав звуки музыки, он принимается отбивать ритм на своем мячике, словно на барабане.

Мячик в жизни Матье очень важен. Этого ребенка хлебом не корми, дай забросить мяч туда, откуда его не достать. Достаем, разумеется, мы. Сын приходит за помощью, берет кого-то из нас за руку и ведет за собой. Через пять минут ситуация повторяется. Иногда она повторяется десятки раз на дню.

Таким образом Матье выстраивает с нами отношения, протягивает нам руку.

Один раз мяч улетел так далеко, что даже нам не удалось его вернуть. Матье остался один.

Скоро лето. Деревья в цвету. Моя жена ждет второго ребенка, жизнь прекрасна. Малыш родится, когда поспеют абрикосы. Мы немного волнуемся и торопим события.

Жена, конечно же, нервничает. Но ничего не говорит, чтобы меня не дергать. А я вот говорю. Не умею сдержать в себе, мне необходимо поделиться с кем-то своими переживаниями. Помню, как-то раз я не удержался и произнес: «Наверняка второй тоже будет с отклонениями». Я не хотел пугать жену, просто таким способом заклинал судьбу, заранее предвидел худшее, чтобы не расслабляться.

На самом деле я не верил, что второй ребенок окажется таким, как первый. Я знаю, что Бог, чем больше любит, тем более жестоко наказывает. Но, по-моему, Бог любит меня не до такой степени, я не настолько эгоцентричен.

Матье был нашим несчастным случаем, а несчастные случаи, как правило, не повторяются.

Говорят, что беда приходит, когда ее не ждешь.

Поэтому мы ждали, пытаясь предотвратить катастрофу…

Тома только что родился. Он красавчик, блондин с темными живыми глазами и негаснущей улыбкой. Никогда не забуду, как я радовался.

Чудесный бесценный хрупкий дар. Ангел Боттичелли. Я постоянно беру его на руки, тискаю, играю с ним, смешу его.

Помню, я сказал друзьям, что иметь здорового ребенка – счастье.

Я рано радовался. Тома постоянно болел, несколько раз его даже госпитализировали.

Однажды наш лечащий врач набрался смелости и сказал правду: Тома инвалид, точь-в-точь как его брат.

Тома родился спустя два года после Матье.

Все шло своим чередом. Тома начинал походить на брата. А у меня наступил второй конец света.

Природа меня не пощадила.

Даже на канале TF1 режиссер постыдился бы использовать такую ситуацию, чтобы разжалобить зрителей и выбить слезу, ведь два идиота – это уже перебор, это настолько абсурдно, что хочется смеяться, а не рыдать.

Природа наградила меня ролью примерного отца.

Подхожу ли я физически?

Подхожу ли я эмоционально?

Я в трагедии или в комедии?

– Куда мы, папа?

– В Лурд.

Тома захохотал, словно понял, о чем речь.

Моя бабушка со своей знакомой, занимающейся благотворительностью, убедила меня отвезти мальчиков в Лурд. Она даже оплатила дорогу – так надеялась на чудо.

Лурд далеко, двенадцать часов на поезде, – с двумя безмозглыми карапузами.

– На обратном пути они уже будут исцелены, – сказала бабушка, не осмеливаясь прибавить: «чудесным образом».

Я был уверен: чуда не произойдет. Если больные дети Божья кара, Святая Дева вряд ли решит сойти с небес и помочь нам. Ей невыгодно перечить Господу.

К тому же в толпе людей, да еще в темноте я рискую потерять и больше никогда не отыскать своих сыновей.

Может, именно это было бы чудом?

Когда имеешь дело с умственно отсталыми детьми, надо быть готовым терпеливо выслушивать всякие глупости.

Некоторые считают – всему есть объяснение. Один человек с добрыми намерениями рассказал мне историю молодого семинариста. Тот собирался стать священником, но встретил девушку, без памяти влюбился и оставил семинарию. Они поженились, и у них родился сын-инвалид. Такие вот дела.

А некоторые считают – проблема в генах: «Это все твой отец…»

Ночью мне снилось, что я встретил отца в бистро. Я представил ему внуков, которых он не знал, поскольку умер задолго до их рождения.

– Смотри, папа.

– Кто это?

– Твои внуки. Нравятся?

– Ничего.

– Все из-за тебя.

– О чем ты?

– Об алкоголе. Когда родители пьют… Сам знаешь…

Он повернулся ко мне спиной и заказал еще стаканчик.

Те, кто говорит: «Дауна я бы тут же задушил, как котенка», – не имеют воображения. Сразу понятно, что они никогда не душили котят.

Во-первых, если у младенца нет физических отклонений, дауна в нем распознать невозможно. При рождении мои дети совершенно не отличались от нормальных. Они тоже не умели самостоятельно есть, разговаривать и ходить. Зато много улыбались, особенно Тома. Матье улыбался меньше…

Ребенка-инвалида сразу не распознаешь, он как шкатулка с сюрпризом.

Некоторые всерьез говорят: «Ребенок-инвалид – подарок небес». У таких людей, как правило, детей нет.

Получив подарок небес, хочется поднять голову и сказать: «О, не стоило беспокоиться…»

В день своего рождения Тома получил чудесные подарки: кружку, тарелку и серебряную ложку для каши. Ручка ложки и края тарелки были украшены ракушками. Подарок сделал крестный Тома, генеральный директор банка, один из наших близких друзей.

Когда Тома подрос и болезнь внезапно дала о себе знать, крестный перестал дарить моему сыну подарки.

Если бы Тома был нормальным ребенком, постепенно вслед за тарелкой и ложкой он бы получил красивую ручку с золотым пером, теннисную ракетку, фотоаппарат… Оказавшись недоразвитым, Тома потерял право на что-либо. На крестного я не в обиде. Он, наверное, подумал: «Природа уже преподнесла мальчику главный в его жизни подарок, чего уж там». В любом случае Тома не сумел бы воспользоваться дарами цивилизации.

Я все еще храню тарелку с ракушками, приспособил ее в качестве пепельницы. Тома и Матье не курят, это для них слишком сложно. Зато сидят на наркоте.

Каждый день мы травим их транквилизаторами, чтобы держать под контролем.

Отец недоразвитого ребенка обязан выглядеть мрачным и скорбно нести свой крест. Никаких клоунских носов, никаких шуток, смеяться в такой ситуации – исключительно дурной тон. А если недоразвитых детей аж двое, выражение лица должно отражать двойное страдание.

Если судьба сделала тебя великомучеником, надо соответствовать, казаться безнадежным горемыкой, таковы правила игры.

Я никогда не соответствовал. Помню, однажды напросился на аудиенцию к главному врачу медико-педагогического института, где лечились Тома и Матье. Расположившись напротив доктора, я поделился своим беспокойством, мол, Тома и Матье растут полными идиотами…

Доктор не оценил шутку.

И правильно. Все это отнюдь не смешно. Но без юмора выжить невозможно.

Как Сирано де Бержерак, смеющийся над собственным носом, я смеялся над собственными детьми. Кто же еще посмеется, если не родной отец?

В качестве отца двоих недоразвитых детей меня пригласили поучаствовать в телепередаче.

Я рассказал о Тома и Матье, настаивая на том, что их поведение частенько меня смешит, и на том, что не надо лишать недоразвитых детей возможности позабавить взрослых.

Когда здоровый ребенок ест шоколадный пудинг и весь уляпывается, взрослые хохочут, когда недоразвитый ребенок весь уляпывается, взрослые молчат. Больной ребенок лишен удовольствия видеть смеющееся лицо или слышать, как над ним подтрунивают.

Позже я посмотрел передачу.

Все, что касалось смеха, вырезали.

Начальство не хотело шокировать других родителей.

Тома учится одеваться самостоятельно. Уже умеет влезть в рубашку, но еще не умеет застегивать пуговицы. Следующий этап – свитер. В нем дырка. Тома выбрал скользкую дорожку, решил просунуть голову не через воротник, как сделал бы нормальный ребенок, а через дырку. Задача не из легких, учитывая, что отверстие сантиметров пять, не больше. Тома не оставляет попыток. Видит, что мы начинаем смеяться. С каждым разом дырка увеличивается, и наш смех только воодушевляет сына. Минуты через две наконец, победа – Тома высовывает голову из дырки!