Льюис Кэролл и загадки его текстов - Ирина Галинская

В мире имеется два главных англоязычных общества, посвятивших свою деятельность изучению жизни и творчества Льюиса Кэрролла. В сентябре 1989 г. Британское Общество Льюиса Кэрролла отметило международной конференцией двадцатилетие своего существования. Филиал этого общества — Северо-=мериканское Общество Льюиса Кэрролла (США и Канада), — имея в виду близящееся столетие со дня смерти писателя, предпринял издание шеститомника доныне не публиковавшихся или не переиздававшихся его статей, памфлетов, эссе и различных заметок.[12]

Располагающий значительными средствами так называемый «Трест места рождения Льюиса Кэрролла» открыл недавно центр имени писателя в местечке Дэрсбери в графстве Чешир, где в семье местного пастора Чарлза Доджсона 27 января 1832 г. родился старший из его сыновей — Чарльз Лютвидж.

«Одинокая ферма, море пшеницы,Где спозаранку ветер резвитсяСчастлив, кому довелось здесь родиться»,

— писал Кэрролл о Дэрсбери в поэме «Лица в огне» (1860) (перевод В. Харитонова и Е.Сквайрс).[13]

Кэрролловеды подсчитали, что повести о приключениях Алисы в Стране Чудес и в Зазеркалье завоевали больше читателей, чем какая-либо другая известная всему миру литературная сказка. Уже при жизни Кэрролла его повести можно было найти в любой детской комнате в Викторианской Англии — книги эти обычно помещались на полке рядом с Библией.[14]

Исследователи творчества Кэрролла первоначально считали личность писателя «психологический загадкой», поскольку к его архивам практически доступа не было, а дневники и письма долгое время не публиковались, да они и не все сохранились. Первым биографом Кэрролла стал его племянник Стюарт Доджсон Коллингвуд (1870–1937). Вскоре после смерти писателя он выпустил жизнеописание своего знаменитого дядюшки — «Жизнь и письма Льюиса Кэрролла».[15] Коллингвуд отмечал, что при жизни Кэрролла его цитировали в ежедневной прессе (одновременно перевирая) почти столько же, сколько цитировали и перевирали слова Шекспира.[16] Однако, в отличие от шекспировских творений, по сказкам Кэрролла в Викторианской Англии детей учили читать.[17]

По количеству сказанных о нем мудреных слов Кэрролл уступает опять-таки разве что только Шекспиру. Сам Кэрролл также, рассказывая о себе, исписал горы бумаги, но двухтомное издание его дневников вышло в Лондоне только в 1953 г.,[18] а двухтомное издание писем Льюиса Кэрролла появилось лишь в 1979 г.[19]

Из написанных Кэрроллом писем сохранилось всего 1305. Он вел регистрационный журнал своей переписки, причем начал его 1 января 1861 г. и закончил 1 января 1892 г. Этот регистрационный журнал не сохранился, но тем не менее в кэрролловедении известно, что за указанное время писатель отправил 98921 письмо. Отдельно существовал также регистрационный журнал, который велся для корреспонденции, получаемой им в качестве куратора «Клуба профессоров» оксфордского колледжа Крайст-Черч — преподобного Чарлза Лютвиджа Доджсона. Этот журнал, как и предыдущий, утрачен, но исследователи полагают, что гипотетическая цифра писем, отправленных за последние 37 лет жизни писателя, составляет 103721 письмо. Число же писем, написанных за первые двадцать с лишним лет его жизни, естественно, неизвестно, но исследователи любят приводить самое раннее из сохранившихся писем юного Чарлза Лютвиджа, адресованное его няне (причем рукой мальчика водил кто-то из взрослых).[20] Словом, кэрролловеды неизменно повторяют, что общая цифра написанных Кэрроллом писем весьма внушительна.[21]

Между прочим, в своем эссе «Восемь или девять мудрых слов о писании писем», выпущенном при жизни писателя в виде миниатюрной книжечки размером с почтовую марку, Кэрролл советовал всем людям вести журналы полученных и отправленных писем и даже приводил несколько примеров того, как он делает это сам.[22]

Не менее пунктуально вел Кэрролл и дневники, причем делал это, начиная с 1854 г. В неиссякаемом потоке писем, в тринадцати тетрадях дневников, в сумбурных предисловиях, статьях, памфлетах и других литературных работах, пишет один из новейших биографов писателя Джон Падни, Кэрролл всюду «выставлял себя напоказ», а все-таки тайных своих глубин не раскрыл. Может быть, нечего было и раскрывать? Может, и не пряталось ничего таинственного за священническим облачением и пристойно академическим образом жизни? «И понятно, что читатели, критики, поклонники и специалисты снова и снова исследуют и перетолковывают его прихотливые сооружения и даже площадки, которые он не стал застраивать.[23]

Все новые и новые толкования творчества Кэрролла и гипотезы относительно скрытого смысла каждого из его произведений продолжают появляться по сей день, спустя почти сто лет после его смерти (Чарлз Лютвидж Доджсон (Льюис Кэрролл) скончался от пневмонии 14 ноября 1898 г.), поскольку и две повести об Алисе, и знаменитая поэма „Охота на Сиарка“, и „Дублеты, словесная загадка“, и „Стихи? Смысл?“, и „История с узелками“, и „Математические курьезы“, и другие произведения писателя являются „высокой игрой“,[24] или „игрой высокого интеллекта, и игрой отнюдь не детской“.[25] Список изданий, выпущенных в свет Доджсоном-Кэрроллом с 1845 по 1898 г., содержит 286 названий. Посмертно были опубликованы еще несколько найденных в периодике произведений писателя. В состав этих произведений, согласно библиографическому описанию У.Уиверса, входят „детские“ (а в действительности отнюдь не просто „детские“) книги, ранние и поздние журнальные публикации, математические брошюры и труды по математике, по логике, игры и головоломки, памфлеты на тему о жизни в Оксфорде и общеполитические памфлеты, работы по фотографии и др.[26]). Многочисленные комментаторы и интерпретаторы двух „Алис“ насчитывают, как правило, в обеих сказках четырнадцать стихотворных пародий: „Как дорожит своим хвостом малютка крокодил“, „Папа Вильям“, „Лупите своего сынка“, Ты мигаешь, филин мой», «Говорит треска улитке», «Это голос Омара», «Еда вечерняя, любимый суп морской», «Я знаю, с ней ты говорил», «Джаббервокки» («Бармаглот»), «Сияло солнце в небесах» («Морж и плотник»), «Зимой, когда белы поля», «Я рассказать тебе бы мог, как повстречался мне какой-то древний старичок», «На груди Алисы дамы засыпают», «Королева Алиса на праздник зовет».[27]

Кэрролловеды склонны полагать, что почти все достопамятные стихи Кэрролла из двух «Алис» «обязаны своим происхождением творчеству других поэтов».[28] При этом, наряду с пародиями на знаменитые и по сию пору поэтические произведения, в числе четырнадцати считаемых пародиями стихотворений из обеих повестей-сказок называют и пародии на вирши малоизвестных, а то и полностью забытых авторов, не говоря уж о парафразах тех ничтожных поделок, которые, можно сказать, сами себя пародируют. В одних случаях Кэрролл использовал весь текст оригинала, в других — только фабулу, в третьих — исключительно размер оригинального стихотворения, а иногда за основу для пародии бралась одна-единственная строка подлинника.

Так, читаемый Алисой в первой сказке стишок «Ты мигаешь, филин мой» (перевод О.Седаковой)[29] обыгрывает стихотворение Джейн Тейлор «Звезда»[30] без которого и поныне не обходится ни одно собрание «Nursery Rhymes» — английских детских песенок, потешек и стишков. Наряду с парафразом в «Алисе в Зазеркалье» старинной английской колыбельной «Баюшки, на ели мальчик засыпает» (перевод О.Седаковой),[31] которая у Кэрролла звучит как «На груди Алисы дамы засыпают» (перевод О.Седаковой),[32] в первой из сказок помещен стишок «Лупите своего сынка за то, что он чихает» (перевод Д.Орловской),[33] оригиналом для которого, как пишет Мартин Гарднер в своей «Аннотированной Алисе»,[34] послужило ныне, к счастью, забытое стихотворение «Любите! Истина вела любовью, а не страхом. Любите! Добрые дела не обратятся прахом» (перевод О.Седаковой).

В кругу кэрролловедов спорным считается вопрос о том, что именно высмеивает песня Белого Рыцаря в «Алисе в Зазеркалье» «Я рассказать тебе бы мог, как повстречался мне какой-то древний старичок, сидящий на стене» (перевод Д.Орловской).[35] Одни сопоставляют песню Белого Рыцаря со стихотворениями Уильяма Вордсворта «Решительность и независимость» и «Шипы». Другие, как это делает, например, Хорас Грегори, сравнивают песню Белого Рыцаря с вордсвортовской «Одой о бессмертии».[36] По мнению же М. Гарднера, в песне этой звучит и строка из положенного на музыку Генри Раулем Бишопом стихотворения Томаса Мура «Мое сердце и лютня».[37]