Соня Малых - Клавдия Лукашевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, мой папа все знает и не ошибается, — отвечала Соня.
Девочка вынимала изо рта жвачку, а через некоторое время она появлялась у нее снова, и классная дама, сердясь и наказывая, опять ее отнимала. Это была непрерывная борьба.
Резкие ответы Сони и ее шалости очень забавляли класс. И хотя подруги не любили ее, но всегда охотно подражали ей в шалостях. Это вносило разнообразие в их монотонную жизнь. А шалости следовали одна за другой.
Однажды в институте к обеду были назначены пельмени, которые особенно любят сибирячки. У Сони явилась смелая мысль, которую она потихоньку передала подругам:
— Заморозимте сегодня в саду пельмени.
— Как? Зачем? Когда? — воскликнули девочки хором и сами обрадовались.
— Ах, это так вкусно, замороженные пельмени!
— Как же их есть? Холодными? Как и фрукты? — спрашивали подруги.
Мороженые яблоки, виноград, груши были любимые гостинцы детей в Сибири. В то время железной дороги еще не было, и свежие фрукты были очень дороги и редки. В Сибири лакомились обыкновенно китайскими морожеными фруктами.
— Пельмени надо разогреть… Мы это сделаем вечером в чаю. Будет очень вкусно, — уверяла всех Малых.
— Ты, Соня, нас научи.
— Хорошо. У меня с моей попутчицей дорогой были замороженные пельмени. Когда мы приезжали на станцию, то клали их в кипяток. А после ели… Ах, как вкусно! Просто пальчики оближете.
— А как же теперь-то с ними быть?
— Выловите их из супа в носовые платки, — не задумываясь, посоветовала Соня.
Необыкновенный план всем понравился.
Осторожно, незаметно пельмени были выловлены из супа и спрятаны в носовые платки. Когда воспитанницы пошли гулять в сад, то унесли с собой и пельмени. Там они положили их в снег и пельмени замерзли; затем, завернув в бумагу, они спрятали их по карманам, чтобы снести в дортуар, спрятать между окнами и вечером в чаю разогреть. Но разогреть пельмени в чаю им не удалось, так как они разогрелись в их карманах. Гардеробная дама заметила какие-то мокрые сальные пятна на передниках воспитанниц, и началась разборка. Весь класс был наказан «без передников», а зачинщица всего должна была встать в «тиковом» переднике к «черному столу». «Черный стол» был вовсе даже не черный, а коричневый. Он стоял в столовой, и наказанная к «черному столу» должна была стоять около него в особом полосатом переднике, пока другие воспитанницы обедали. Наказание это считалось самым позорным, и воспитанницы, стоя у «черного стола», всегда горько рыдали.
Соня Малых тоже закрыла лицо руками и сделала вид, что плачет. Но подруги ее видели, что она вовсе не плакала, а смеялась, и через пальцы ее рук выглядывали на них ее черные задорные глазки.
В столовую вошла начальница; она сделала строгий выговор всему классу и обратилась к Соне:
— Так вести себя, душенька, нельзя! Ты дурной пример для всего класса! Мне придется быть к тебе особенно строгой.
И вдруг Соня Малых опустила руки и сделала «свою мину», т. е. пожала плечами и усмехнулась, искривив рот. Это была просто ее дурная привычка.
Все пришли в ужас. Как могла она сделать эту «мину» самой «mаmаn». Но та, по своей доброте, отнеслась к этому снисходительно, только велела Соне приходить к ней каждый день и сидеть у нее в гостиной с книгой. Классная же дама опять наказала Соню «без сладкого» и долго бранила.
— Эта девочка — ужас, наказание, несчастье для меня и дурной пример для всего класса! — с отчаянием говорила она.
III
Соня Малых училась очень плохо. Нельзя сказать, чтобы она была лишена способностей… Нет, она могла выучить урок очень скоро. Но она была так рассеянна, неусидчива, что забывала все через минуту. К тому же не только ее тетради, передник, платье, руки, но даже и лицо постоянно бывали в грязи и в чернильных пятнах.
Как ни билась с ней Анна Петровна, каких наказаний она ни придумывала — ничего не помогало. Соня изо дня в день была наказана: то «без передника», то «без сладкого», тетради ее рвались, и ее заставляли все переписывать. Анна Петровна даже пробовала ее грязные тетрадки прикалывать ей сзади к пелерине. Но ничто не могло отучить ее от неряшливости.
К Соне Малых никто не приходил по воскресеньям. Когда начинался прием родных и знакомых, Соня обыкновенно забиралась в угол класса, ложилась на стол головой и не говорила ни с кем ни слова.
— Что с тобой, Малых? — спрашивали ее воспитанницы, а иногда и Анна Петровна.
— Ничего.
— Ну, так не смей лежать… Изволь сесть…
— У меня голова болит…
— Тогда иди в лазарет.
— Не хочу, — и опустив голову на парту, она часто лежала так молча весь прием.
— Несносная девочка! — говорила Анна Петровна и оставляла ее без внимания, избегая заводить историю.
После приема родных воспитанницы, веселые, счастливые, раскрасневшиеся, возвращались в класс. Каждая с собой приносила какой-нибудь сверток, пакет, а горничные приносили целые корзины гостинцев. Воспоминания, разговоры и веселый смех не переставали звучать весь этот день. Одной мама принесла пять апельсинов. В Сибири тогда это был редкий гостинец — апельсины стоили не менее 10 рублей десяток. Другой дядя привез с приисков маленький золотой самородок… У кого приехали знакомые и привезли коробку «российских конфет».[4] У всех были радостные новости, иные впечатления, не похожие на их институтскую жизнь. Надо всем носился особый интерес другой жизни, свежих впечатлений. Только те девочки, к которым никто не приезжал, со скрытой завистью слушали подруг. Они, конечно, щедро делились с ними гостинцами и новостями, влетавшими веселой струей в тихую институтскую жизнь.
Одна Соня Малых никогда не принимала никакого участия в общем круговороте. Она сидела, намеренно отвернувшись от всех.
— Соня, вот возьми, попробуй конфет. Это «из России», — скажет ей какая-нибудь сердобольная душа, протягивая красивую коробку.
— Не хочу я ваших конфет! — резко отрежет дикарка.
— Ну, не хочешь — и не надо… Нам больше достанется…
— Соня, съешь мороженое яблоко…
Ответ один и тот же: «Не хочу».
— Капризная ты. Прежде любила, а теперь вдруг не хочешь…
— Ну так что же! Прежде любила, а теперь не люблю! И от вас брать не хочу!
— Неужели и серки не хочешь? — поддразнят ее подруги.
Соня вдруг приходит в ярость:
— Вот я скажу, что вы серу жуете… Попадет вам… Непременно все скажу, — сердито кричала она.
— Злючка! Фискалка! Жалобница! — сыпались на нее укоры.
Но Соня только пугала, обещала, но никогда ни на кого не жаловалась. На нее же жаловались все постоянно.
Прошли Рождество и Пасха. Воспитанницы разъезжались по домам. Среди немногих в институте оставалась и Соня Малых. Она была все та же: резкая, скучающая, неряха. Ни с кем она не сходилась, не дружилась. Никто ее не любил.
Изредка ей писал отец с Сахалина. Однажды он прислал ей денег — 5 рублей. Девочка обрадовалась, решила сейчас же купить китайской пастилы, альбом для стихов, серы, китайского уксусу для пельменей и составила себе целый список покупок.
Но классная дама не позволила, так как Соня очень скверно училась ту неделю и еще хуже вела себя.
Через неделю Анна Петровна сжалилась над дикаркой и сказала ей:
— Можешь, Малых, истратить на себя пятьдесят копеек. А если будешь хорошо себя вести и станешь отвыкать от грязи и грубостей и не будешь пожимать плечами, то я позволю тебе истратить целый рубль. Напиши, что тебе купить.
— Ничего мне не надо! Можете взять мои деньги себе… Я их не хочу, не хочу! — закричала девочка и громко зарыдала.
— Дерзкая, грубиянка ужасная! Встанешь к «черному столу», — сердилась Анна Петровна.
Соня была строго наказана. Сладу с ней не было.
Она училась так плохо, что осталась в классе на второй год.
— Как я рада, что отделалась от этой ужасной девочки, говорила Анна Петровна. — Пусть Эмилия Карловна с ней повозится… Пусть узнает, что это за сокровище! Помается она с ней. Ну, да я надеюсь, что уж это недолго…
На лето Соня Малых осталась в институте.
— Отчего же ты, Малых, не едешь домой? Отчего тебя не берет папа? Я бы, кажется, умерла, если бы меня оставили на лето в институте, — говорили ей подруги.
— Я не хочу домой… Если б я хотела, то поехала бы… Не хочу и не поеду…
— Странная ты, право! — возражали подруги.
А Соня еле сдерживала себя. Губы у нее дрожали, из глаз готовы были брызнуть слезы, которые она глотала, чтобы не показать слабости перед подругами… Но когда она легла в постель, то дала волю своему горю; она не могла заснуть ни одной минуты и горько проплакала всю ночь. Слез ее никто никогда не видел, — она плакала втихомолку.
IV
Новые подруги, среди которых очутилась Соня Малых, оставшись на второй год в VII классе, состояли из тех, которые пришли из подготовительного класса, и вновь поступивших. По учению, по поведению подобрался удивительно хороший класс. Среди всех их особенно выделялась Нина Никитина. Это была первая ученица… Хорошенькая девочка с белокурыми локонами, с кроткими голубыми глазами, она была вся сознание долга, порядка, трудолюбия. При встречах с начальницей или учительницей Нина Никитина как-то особенно скромно и грациозно приседала, склонив хорошенькую головку. «Реверансы» ее славились на весь институт. И начальница даже водила ее в старший класс и говорила: «Покажи, душка, как надо кланяться. Сделай твой миленький реверанс». И Нина, вспыхнув, покорно приседала, и грациозно и скромно.