Яблоко Немезиды - Анатолий Жаренов

А в холле сыщики впивались взглядом в новых постояльцев. На то была причина. Полиция пронюхала, что в “Орионе” остановился крупный спекулянт наркотиками. Подозрение пало на бывшего шаха одной восточной страны — Ахмеда Бен Аюза. За ним было установлено строгое наружное наблюдение. Сыщики следили за каждым шагом подшефного и за всеми теми, кто с ним общался, но пока безуспешно. Бывший шах исправно проводил ночи в клубе Вилли Кноуде, покупал амулеты у Эльвиры Гирнсбей, с которой состоял в любовной связи, и делал много разных других дел, к торговле наркотиками явно не имевших отношения.

Билли Соммэрсу не было дела до забот полиции. Мало волновали его и предвыборные речи папаши Фила, в которых последний ратовал за увеличение полицейского аппарата страны. Папаша Фил считал, что в современном мире существуют только две силы, способные поддерживать порядок в обществе. “Полиция и церковь, церковь и полиция”, — любил повторять Филипп Домар и не только словом, но и делом способствовал укреплению авторитета этих двух институтов. Шеф полиции господин Мелтон мог бы порассказать о суммах таких пожертвований, которые значительно превышали рядовые благотворительные подачки. Но шеф полиции был скромным человеком и на эти темы предпочитал не распространяться. А газеты основное внимание уделяли религиозным устремлениям папаши Фила — Истинного Католика. Его фотографировали на воскресных проповедях в моменты, когда лицо папаши выражало максимум приближения к престолу Всевышнего. Его показывали широкой публике коленопреклоненным перед распятием в домашней часовенке или беседующим на темы морали со своим личным духовником.

У Билли Соммэрса личного духовника не было. Билли гонял кабину лифта вверх и вниз, возил монархов, генералов и коммивояжеров, а в свободное время писал стихи.

“Пять, десять, семнадцать. Восемь, три, холл”, — бормотал Билли, вжимая кнопки в гнезда и следя взглядом за вспышками контрольных ламп. Это была работа. Это был заработок, это были чаевые. Мысли Билли существовали отдельно от работы, заработка и чаевых. Свои мысли он поверял стихотворным строкам, которых никто, кроме самого Билли, никогда не читал.

Так текла жизнь, в которой один день был похож на другой. Пока однажды…

— Инспектор Коун?

— Да, шеф.

— Потрудитесь подняться ко мне.

— Слушаюсь, шеф.

Инспектор Коун опустил трубку на рычаг и взглянул на часы. Четверть десятого. Странно. Господин Мелтон в это время обычно завтракал на своей вилле в обществе двух взрослых дочерей. Рабочий кабинет шефа, как правило, пустовал до полудня. Что же могло случиться? Коун щелкнул тумблером селектора и наклонил лицо к микрофону.

— Ричард? — Он узнал дежурного по голосу. Получив утвердительный ответ, осведомился: — Ночью было что-нибудь особенное?

— Нет, инспектор, — сказал дежурный. — Как обычно. Несколько ограблений, убийство из ревности, разные сексуальные штучки. Ничего сенсационного не было.

— Хорошо, Ричард, спасибо. — Коун выключил селектор.

— Странно, — пробормотал он. И пошел к двери.

Кабинет шефа располагался на третьем этаже. Коун поднялся по лестнице, в приемной шефа кивнул секретарше и вошел в кабинет господина Мелтона.

Шеф что-то писал. Он указал Коуну на кресло и попросил подождать. Инспектор сел, вытянул ноги и вдруг почувствовал, что левый ботинок жмет. Кто-то говорил ему, что новые ботинки следует смазывать изнутри одеколоном. “Надо попробовать”, — подумал Коун и скосил глаза на шефа. Тот продолжал торопливо писать. На стене, над головой шефа, висела картина, на которой была изображена богиня возмездия Немезида. Картину приобрел предшественник шефа. Господину Мелтону дама с мечом понравилась, и он ее оставил.

Наконец шеф размашисто подписал бумагу, сунул ее в ящик стола и поднял глаза на Коуна. Глаза у шефа были серые с мелкими точечками вокруг зрачков. Возле глаз пролегли морщинки. На щеках проступал склеротический румянец. Шефу было уже за шестьдесят.

— Вот что, Коун, — сказал он раздумчиво. — Звонил министр. Сенатор Домар сделал еще один запрос об этом новом наркотике. Как его, кстати, называют?

— “Привет из рая”, — усмехнулся Коун.

— Да. Сенатор выражает крайнее возмущение нашей медлительностью.

— Разумеется, шеф. Но наркотиками занимается Грегори.

— Не торопитесь, Коун. Я недоволен работой Грегори. Поэтому все материалы можете получить у моего секретаря. А с Грегори поговорите. Кое-какую информацию он вам, возможно, даст. Поинтересуйтесь “Орионом”.

— Да, шеф, — сказал Коун. Причина раннего вызова к господину Мелтону не стала для него понятнее. За двадцать лет службы в полиции, Коун это отлично помнил, шеф не имел обыкновения являться на службу спозаранку. Почему сегодня он нервничает из-за какого-то запроса? Это, наверное, уже сотый запрос с тех пор, как в страну по неведомым каналам стал просачиваться новый наркотик с заманчивым названием “Привет из рая”. Болтали, что даже ЛСД ему в подметки не годится. Но вряд ли наркотики, даже сногсшибательные, могут волновать шефа. Конечно, папаша Фил метит в президенты. И это многое объясняет. Уничтожить заразу, ползущую по стране, завоевать доверие избирателей — что может быть заманчивее? Однако это не могло быть поводом для того, чтобы господин Мелтон стал изменять своим привычкам, торопясь исполнять волю Истинного Католика.

— Действуйте, Коун, — сказал Мелтон.

— Слушаюсь, шеф.

— Желаю удачи. — Господин Мелтон встал и протянул руку Коуну. Это тоже было не в правилах шефа. Он явно волновался, хотя его длинное лицо, как всегда, было бесстрастным, а глаза с точечками возле зрачков смотрели равнодушно и холодно…

Вернувшись к себе, Коун посидел недолго, потом включил селектор.

— Ричард? — спросил он. — Кто вчера дежурил в “Орионе”?

— Сейчас взгляну, инспектор… Джерси и Смит до полуночи. После — Никльби и Бредли. Что-нибудь случилось, инспектор?

— Нет, Ричард. Поищите этих людей. Пошлите две машины.

Коун открыл тощую папку с материалами по делу о новом наркотике, которую захватил, возвращаясь от шефа. В ней, кроме нескольких донесений агентов о поведении бывшего шаха Ахмеда Бен Аюза, не было ничего. Инспектор усмехнулся. Это было в духе Грегори. Ничего не предпринимать, пока подозреваемый не обнаружит себя каким-либо поступком, — в этом состояла суть методики Грегори. Если, конечно, ничегонеделание можно считать методикой. Прочитав донесение, Коун зевнул, потом вынул записную книжку и на чистом листе крупно написал: “Вилли Кноуде”. Немного подумал и вырвал листок, пробормотав: “Ни к чему”. Скомкав бумажку, бросил ее в корзину. И снова перечитал донесение агента Бредли о том, что бывший шах несколько раз заходил в кабинет содержателя ночного клуба “Все, что захотите” Вилли Кноуде и имел с последним продолжительные беседы.

Мигнула лампочка на селекторе.

— Люди ждут, — лаконично сообщил дежурный.

— Все четверо? — спросил Коун.

— Трое. Бредли не оказалось дома.

— Ладно. Просите их ко мне.

Агенты зашли в кабинет. Румяный темноглазый Джерси приветливо кивнул инспектору. Он не возражал, что его вытащили из постели во внеурочное время. Джерси был молод, недосыпание никак не отразилось на его внешности. Смит хмурился и прикладывал к глазам платок. Смиту было за пятьдесят, а он продолжал ходить в рядовых агентах. Способностей за ним не числилось, но он был честен, исполнителен и силен. Эти качества ценились. Смит мог быть уверен, что прослужит до пенсии без треволнений за свою судьбу. Никльби, в отличие от Смита, — новичок. Коун мало знал его. Он внимательно оглядел ладную фигуру агента, отметил сшитый со вкусом костюм и почему-то подумал, что этот человек явился сюда после свидания с женщиной.

Обождав, пока агенты рассядутся, Коун постучал ногтем большого пальца по подлокотнику кресла и сказал:

— Шеф поручил дело о новом наркотике мне. — Он мельком взглянул на лица агентов. Смит и Джерси молча ждали продолжения. Они не выразили ни восторга, ни порицания. Никльби завозился на стуле и нахмурился. Коун был достаточно опытен, чтобы понять недовольство молодого полицейского. Вырывать человека из объятий возлюбленной для того, чтобы сообщить ему о смене начальника, — слишком ничтожный повод. Но Коун помнил о несостоявшемся завтраке господина Мелтона. И он решил ковать железо, пока оно горячо.

— Что случилось ночью в “Орионе”? — задал он вопрос и кивнул Смиту.

Тот пожал плечами. Ответил Джерси.

— Ничего, инспектор. Мы сдали пост в десять. Шах сидел в номере.

— А вы? — спросил Коун у Никльби. — Где, кстати, Бредли?

— Не знаю, инспектор. Наверное, спит. Ночью он ушел за шахом. Он был старшим и приказал мне не покидать поста. Утром меня сменили. Я доложил им.

— Подробнее! — попросил Коун.

Никльби рассказал, что шах вышел из лифта в холл около двенадцати ночи. Обычное для него время. Шах, вероятно, отправился в кабак Вилли Кноуде. Бредли пошел за ним.