Девчонки в слезах - Жаклин Уилсон

Ну, наконец-то! Надин вплывает в класс — темные глаза сияют, длинные волосы красиво обрамляют бледное лицо. Надин удается выглядеть средневековой королевой даже в школьной юбке и свитере. Хотя сегодня ее не назовешь совсем бледной. На щеках алеют пятна. Лишь они выдают крайнюю степень волнения. Надин изо всех сил пытается удержать непроницаемую маску, но в глазах пляшут колдовские огоньки. Машу ей рукой, пытаясь привлечь внимание к своим пальцам. Подруга почти не смотрит в мою сторону и в знак приветствия шевелит пальцами с жемчужно-черными ногтями:

— Слушай, Элли, никогда не догадаешься!

Не удается ввернуть о себе ни словечка!

Глава вторая

ДЕВЧОНКИ ПЛАЧУТ, КОГДА ПОДРУГИ ГОВОРЯТ ОБИДНЫЕ ВЕЩИ

До чего же это похоже на Надин! Очень люблю свою подругу, но ей непременно нужно меня перещеголять. Помню, в далеком детстве я безумно обрадовалась, когда мне купили обыкновенную куклу Барби, а у Надин была великолепная коллекционная Барби, Королева Ночи, — с длинными волосами, в красивом темно-синем вечернем платье… Куклу не разрешали вынимать из прозрачной пластмассовой коробки, но Надин ее достала, расчесала роскошные волосы и заставила летать. Темно-синие пышные юбки развевались на ветру, наводя колдовские чары. Моей Барби не хватало пороху, чтобы с той соревноваться. Из-за этого Королева Ночи отказывалась с ней дружить и считала мою Барби скучной и примитивной, говоря, что до колдовства ей далеко и она годится разве что в служанки. Простушке Барби приходилось выполнять капризы госпожи. Королева Ночи ко всему придиралась, и я, конечно, переживала за свою куклу.

Потом мама Надин обнаружила, что волосы у красавицы Барби спутаны, а в юбке дырка — слишком уж она увлеклась колдовством. Королеву Ночи конфисковали, водворили в пластмассовый дворец, а Надин на две недели запретили с нами играть. Подруга не больно-то расстроилась — она свешивалась из окна спальни и жалобно кричала, пугая прохожих: "Помогите! Злая мама заперла меня в комнате и выбросила ключ!"

В десять лет мне впервые разрешили пойти на школьную дискотеку в туфлях на высоких платформах, а Надин явилась, как всегда, в готическом стиле в остроносых сапогах на шпильках. Пока мы танцевали, она три раза упала, но выглядела сногсшибательно.

В средней школе стало еще хуже. Надин везде была первой — первые месячные, первый поцелуй, первый серьезный парень, Лайам — симпатичный с виду, но полный придурок, к тому же ему исполнилось восемнадцать. Они расстались, потому что Надин узнала о нем много плохого. По-моему, подружка до сих пор его помнит и иногда тоскует. Но вот сегодня…

— Я познакомилась с потрясающим парнем, Элли. Можно сказать, с принцем — он само совершенство. Боюсь, я его себе придумала, — говорит Надин, приподняв одну бровь.

У нее это здорово получается. Надин утверждает, что некоторые фантазируют на тему друзей-мальчиков и рассказывают всякие небылицы. Некоторые — это я. Со мной такое случилось, когда Надин объявила, что встречается с Лайамом. Плюс моя вторая лучшая подружка Магда — она тоже потрясающе выглядит и может вскружить голову кому угодно.

Почувствовав себя обездоленной, я выдумала историю про крутого Дэна. На самом деле он кого хочешь доведет. Мы познакомились на каникулах в Уэльсе. Начнешь заливать — не остановишься. Здорово, что больше не надо ничего придумывать. С Расселом нет нужды притворяться. А сейчас… Я уставилась на свою руку, растопырив пальцы.

— Элли, ты меня слушаешь? — спрашивает Надин. — С какой стати ты нацепила пошлое колечко? Такие бесплатно прикрепляют к обложке журнала для малышей.

Дернув головой, точно от пощечины, пячусь назад, не в силах поверить, что это говорит лучшая подруга. Разве можно причинять мне боль?! Пристально на нее смотрю, пока бледное лицо Надин и ее длинные волосы не превращаются в сплошное пятно.

— Элли! Элли, ты что, плачешь? — тревожится подруга.

— Нет, конечно, нет, — протестую я, но по щеке катится слеза.

— Ой, Элли! Ну что обидного я сказала? — волнуется Надин и обнимает меня.

Пробую вырваться, но она не пускает.

— Давай выкладывай! Я просто не поняла. Почему ты ведешь себя так, словно я совершила что-то ужасное? Зачем расстраиваться по пустякам? Подумаешь! Подразнили ее из-за колечка!

— Ты назвала его пошлым, — жалобно бормочу я.

— Ну конечно, оно безвкусное. Наташа отказывалась снять свое, пока палец под ним не позеленел. Я ее припугнула — сказала, что, если ей сейчас же не отрубят палец, начнется гангрена и придется распрощаться с рукой. Она притворилась, что испугалась, разревелась и рассказала маме. Наташа просто притворялась, а ты плачешь по-настоящему, Элли.

Надин протягивает руку и очень нежно смахивает с моей щеки слезинку.

— У Наташи такое же кольцо? Серебряное… с сердечками?

— Оно не серебряное, глупышка. Ты же его не покупала? Его приклеили к обложке нового детского журнала "Любящие сердца".

— Нет, не покупала, — шепчу я. — Мне подарил его Рассел.

До чего же было романтично! Вчера Рассел пришел к нам домой. Из-за скучных уроков нам не разрешают встречаться по четвергам — только по пятницам и субботам. К тому же Расселу приходится каждое утро очень рано вставать, чтобы разносить газеты.

Ну конечно, газеты… Он никуда не ходил, чтобы купить колечко специально для меня, а увидел его в киоске, когда пришел за газетами, — в общем, содрал его с обложки детских комиксов.

— Тебе его Рассел подарил? — спрашивает Надин и замолкает.

Что тут скажешь?

Мне неприятен ее тон. Рассел ей никогда не нравился. Может, она меня чуть-чуть ревнует? Надин всегда находит себе странных грубых парней, которые не воспринимают ее всерьез. Рассел добрый, талантливый и умный и относится ко мне как к личности и настоящему другу. Он никогда не пытался зайти в наших отношениях слишком далеко. Надин часто намекала, что он глуповат, и договорилась до того, что я ему не нравлюсь. Вот уж нет! Рассел может быть страстным. Вчера, когда мы сидели в моей комнате, пришлось выдержать целый бой.

Он сказал Анне, что принес мне пастельные мелки для школьного проекта. Ну, он их действительно принес, и мы проскользнули ко мне в комнату. Анна была слишком занята Моголем, приготовлением ужина, разработкой новых эскизов для дизайнерских джемперов с кроликами и ничего не заметила.

Мы с Расселом, смущаясь, уселись на край кровати. Он показал, как нужно пользоваться мелками. На самом деле я ими рисую чуть ли не с семи лет. Потом сделал несколько набросков для моего натюрморта с овощами — блестящие красные перцы рядом с желтым початком кукурузы и темно-фиолетовыми баклажанами для контраста. Получилось очень красиво, но мне хотелось нарисовать портрет из овощей. Я бы изобразила лицо из маленьких молодых картофелин, губы — из алых чилийских перчиков, глаза — из бобов, а волосы — из кукурузных рылец и молодой морковки.

Я гордилась своей идеей, но, когда поделилась с Расселом, он ее раскритиковал и рассказал о каком-то итальянском художнике, который ею уже воспользовался несколько веков назад. Может быть, не стоит ничего мудрить с натюрмортом? У Анны все равно нет ни бобов, ни чилийских перчиков. Она смогла найти только несколько крупных картофелин, завядший кочан цветной капусты, забытый в холодильнике, и большой пакет с мороженым горошком. Вряд ли итальянского мастера вдохновил бы этот скудный набор.

Во всяком случае я слегка рассердилась на Рассела, когда он попытался навязать мне свое видение моей композиции, но, конечно, остро почувствовала тепло его тела рядом с собой. Мне нравилось сосредоточенное выражение его лица, морщинка на лбу, два верхних зуба на полной нижней губе, бархатистость кожи… ну, я и погладила его по щеке, а он повернулся и поцеловал меня. Альбом упал на пол, мелки разлетелись по ковру, но нам было не до этого. Вскоре стало неудобно сидеть прямо и мы откинулись на подушку — в общем, оказались в объятиях друг друга. Безусловно, мы не были вместе в постели, но определенно лежали на кровати. Странно было, что все это происходит в комнате, где царит мой девичий беспорядок и за нами на подушке сидит, развалившись, старый плюшевый мишка. Я закрыла глаза и сосредоточилась на Расселе, но мне не удалось уйти от действительности.

Хлопнула входная дверь — это наконец вернулся папа. Анна что-то крикнула, и заревел Моголь, что никак не назовешь романтичным музыкальным сопровождением за кадром. Потом мы услышали, как Моголь стал подниматься по лестнице — плюх, плюх — в своих шлепанцах. Мы быстро вскочили и отодвинулись друг от друга, на случай, если он вздумает ворваться в комнату. Слава богу, ему это не пришло в голову, а вот папе вполне может, если он узнает, что я сижу в своей комнате наедине с Расселом.

— Прости, но, кажется, от моей семьи не спрятаться, — сказала я, поправляя разлохматившиеся волосы.