Операция «Гадюка» - Кир Булычев

За Егором мне приходилось приглядывать. Он был почти невменяем. Словно уже прыгнул с высокой горы в море, вынырнул, а теперь крутит головой — где же заветная жемчужина?

— Теперь слушай, — начал я, когда мы оказались на улице.

Он сразу меня перебил:

— А вы зачем сюда полезли?

— Потому что я ученый — раз, — ответил я по мере сил спокойно. — Потому что испугался оставлять тебя здесь одного — два. Потому что я успел подумать — после твоего неправильного поступка они закроют дверь навсегда. И мы ничего не узнаем.

— А я? — спросил он. — А Люся?

— А вы навсегда сгинете здесь, — ответил я и тут же получил весомую поддержку министра:

— В принципе ваш друг прав. Вас зовут Егором, если я правильно помню? — Он не получил ответа и продолжал, обращаясь ко мне: — Как же мне вас прикажете величать и кто вы в самом деле такой?

— Можете называть меня Георгием, Юрием Гагариным.

— Из князей?

— Из детского дома. Фамилию получил в честь первого космонавта. Слышали о таком?

— Мне рассказывали. И почему же вы оказались в театре?

— Вы хотите спросить, какое отношение я имею к Малкину и всей его компании?

— Считайте, что так.

Но закончить разговор мы не смогли, потому что Соня решительно покатила коляску налево, по асфальтовой дорожке, я ринулся было за ней, и Кюхельбекер остановил меня.

— Мы ее найдем, — сказал он. — Когда надо будет, найдем.

— Они меня найдут, — откликнулась Соня.

— А теперь скажите мне, где Люся, — потребовал Егор.

Кюхельбекер сдержанно улыбнулся, и мне в его улыбке почудилась издевка.

— Люси теперь нет, — сказал он, — а есть императрица всея Руси, ее величество императрица Людмила.

— Да ладно… — И Егор замолчал, потому что такого ответа он боялся.

За театром стоял экипаж. Я о нем тоже уже слышал. Это была телега, запряженная двумя старыми велосипедами, на них сидели мужики в длинных черных плащах и пожарных касках — самокатчики. Еще один стоял в стороне, держа велосипед.

— Раз уж вы приехали… — сказал Кюхельбекер, — занимайте места, мы поедем во дворец и там поговорим не спеша.

— А Люся там? — спросил Егор.

— Молодой человек, — поморщился Кюхельбекер. — Почему я вообще должен с вами разговаривать? Вы ворвались к нам без разрешения и без приглашения. И сразу стали выдвигать требования. По мне, так лучше вас сейчас потерять. И мои самокатчики с удовольствием это сделают.

— Ты спрашивал, — сказал я, обращаясь к Егору, — зачем я полез сюда следом за тобой? А потому и полез, что хочется, чтобы ты еще немного пожил.

— Он только пугает, — сказал Егор.

— Так мы едем? — спросил Кюхельбекер.

— Конечно, едем, — ответил я за всех.

Мы забрались в телегу и уселись на лежащую поперек доску. Кюхельбекер поместился спереди, за кучера. Я оглянулся. Но Соня уже исчезла.

Мне не терпелось увидеть то, о чем рассказывал Егор. И привидений, и Пыркина, и императора Киевского вокзала. Я ощущал себя туристом в Венеции — сейчас мне покажут каналы и соборы!

— Глупо получилось, — сказал Егор. — Вы, наверное, готовились к этому. Приборы всякие налаживали… А тут пришлось за мной прыгать. Извините. Зато теперь вы видите, что я вам не врал.

— Какие приборы? — обернулся Кюхельбекер.

Егор словно не слышал его.

— Если вы что-нибудь с ней плохое сделали, — его голос поднялся до крика, — я вас всех уничтожу!

— Любопытно, что вы считаете плохим? — спросил Кюхельбекер. — Если ваша знакомая удачно вышла замуж и счастлива, это плохо?

Велосипедисты услышали и засмеялись.

— Она не может быть счастлива! — выкрикнул Егор. — Я же знаю вашего императора… Это же…

— Молодой человек, помолчите! — строго приказал Кюхельбекер. — Вы находитесь в чужом монастыре и спрячьте ваш устав в карман.

Я положил руку Егору на плечо. Он повел плечом, чтобы сбросить мою руку.

— Я с ней поговорю, — пригрозил Егор. — Сейчас же поговорю. Вы же все врете! Она не могла согласиться!

— А что ей оставалось? — заметил Кюхельбекер. — Уж лучше быть императрицей, чем стать солдатской шлюхой.

Мне пришлось держать Егора как следует. Он был худой, но жилистый и боролся отчаянно.

— Чего ты добиваешься? — спросил я, переводя дух.

— Я его убью!

— Тогда уж точно Люся не дождется твоей помощи, — сказал я.

— Какое точное наблюдение! — произнес Кюхельбекер не без иронии.

Третий, свободный, велосипедист уехал довольно далеко вперед и увидел, что дорога как раз перед мостом Окружной железной дороги перегорожена длинной, провисшей почти до асфальта цепью.

— Эй! — крикнул он, беря вправо к речке, чтобы посмотреть, кто так неудачно пошутил. — Осторожно! Смотрите! Бандиты!

А бандиты выскочили из-за устоя моста, но к их появлению были готовы и те велосипедисты, которые тянули телегу, и сам Кюхельбекер, и даже тот велосипедист, который отклонился в сторону.

Я полагаю, что нападавшие рассчитывали, что телега остановится и они на нее накинутся. Поэтому они не закрепили конец цепи со стороны реки, а его держал в руках один из них. Именно его успел рубануть саблей велосипедист, прежде чем его стали колотить дубинками.

Но цепь упала на асфальт, и Кюхельбекер отчаянно завопил:

— Гони! Скорее!

Велосипедисты, подчиняясь этому крику, нажали сильнее на педали, и наша телега, почти свободно катившаяся с горы, пролетела мимо разбойников, прежде чем они смогли нас остановить и одолеть.

Разбойники бежали сзади, махали саблями и дубинками, один из них выпустил камень из пращи.

— А что, — спросил я неожиданно для самого себя, — огнестрельное оружие здесь не в ходу?

— Не в ходу, — ответил Кюхельбекер.

Он сидел пригнувшись, опасаясь, что его догонит сзади какой-то снаряд. Телега подпрыгивала на выбоинах, у парапета стояли рыболовы, которые оглядывались на мчащуюся телегу, будто сердились, что мы распугаем всю рыбу.

Сзади бежали разбойники, одетые разнообразно и неаккуратно, но бежали они как-то неуверенно, даже не очень спешили, будто пугнули нас и этого им было достаточно.

Между телегой и бандитами ехал третий велосипедист. Его велосипед делал зигзаги по набережной, и самого велосипедиста заваливало в сторону.

Он отставал все больше.

— Ему надо помочь, — сказал я. Вроде бы и нельзя по нашим правилам вмешиваться в дела чужих цивилизаций, тасманийцев например, но тут ведь речь не о чужой цивилизации, а о наших российских бомжах. Все они бомжи, люди без определенного места жительства. Впрочем, Кюхельбекеру это не втолкуешь.