Всю жизнь я верил только в электричество - Станислав Борисович Малозёмов

ничего не помню, а рассказы отца превращать чуть ли не в научные заключения: негожий вариант. О жизни целинных просторов и людей, оставшихся, несмотря на адские условия, жить и работать на кустанайской земле, я напишу следующую повесть. Это будут шестидесятые и начало семидесятых годов. А тогда уже было ясно всё. То, например, что покорение Целины было и гигантской показной советской авантюрой, и одновременно Великим переселением народов для совершения бескорыстного подвига во имя будущего коммунизма. И этот запланированный подвиг постепенно и довольно быстро превратился в испытание сил, воли, нервов и ломку судеб. Ученые, исследователи целины и историки тему затянувшегося испытания тяжкого и жизни людей жесткой, жестокой даже, ухитряются аккуратно обходить. Они, наоборот, цифрами, демонстрирующими увеличение сдачи зерна государству, доказывают и убеждают нас, нынешних, что без Целины не было бы такой славы у Казахстана и высокого развития не было бы у нас. Ни культурного, ни научного, ни экономического с политическим. Что Целина сделала Казахстан республикой могучей и уважаемой не только в бывшем СССР, но и в мире.

Но я, тем не менее, буду писать о том, что видел и запомнил сам. О людях – целинниках и об их жизни и странностях судеб. Без цифр и экономического анализа. Этого добра и без меня уже столько, что читать-не перечитать экономико-политические опусы ещё не одному поколению. Но это будет в следующей книге.

А пока вернёмся в 1957 год. Он был первым, когда освоение целины было решено превратить во всенародный трудовой праздник, шумный, бурный, неудержимый, который несли в местные массы и в прессу уже не десятки, а сотни тысяч в основном молодых ребят с комсомольскими трудовыми путёвками в руках. Который втянул в себя кроме комсомольцев ещё и зэков бывших, и неприкаянных бестолковых пьяниц-романтиков, и сбежавших мужей, да и просто тех, кому не жилось дома нормально из-за плохих отношений с родственниками, с властями или с Законом. Просто я не имею желания сочинять неправду о том, что целину приехали укрощать сплошь патриоты-энтузиасты. С прекрасным праздничным настроем к нам валили все. И те, кто действительно верил, что партия с правительством с помощью лучших умов страны точно выяснило, как заставить природу делать всё, что правительство наше желает. И те, кого массовое мероприятие почти глобального масштаба спрячет, прикроет, избавит от неоплаченных долгов, обманутых друзей, от сумы и тюрьмы. От всяких-разных нескладушек и больших неприятностей. В газетах обо всех, кто толпами слетался на целинные земли, писали только как о героях, замечательных специалистах и надёжной опоре страны в небывалом по размаху и перспективам деле.

В апреле пятьдесят седьмого, в середине, по-моему, прибежали ко мне с утра пораньше Жук и Нос. В их невнятой от задыха при быстром беге речи понятных слов не произносилось, но интонация была торжественной и даже пафосной. Поэтому я на всякий случай стал одеваться, почистил зубы и умылся. Похоже было, что куда-то дружки мои хотели меня забрать.

– Чарли! – наконец ухитрился на чистом русском сказать Жук. – На вокзал надо бежать срочно! Там такое начинается! Такое! На площадь, говорят, уже сто грузовиков согнали! Все лоточники, пивные и квасные бочки там уже!

Духовой оркестр из парка тоже туда привезли. Прямо на перрон. Встречать будут этих, как их!? Ну, которые конкретно будут у нас в деревнях коммунизм строить!

– Целинники это! – вставил Нос. – Отец их так назвал. Слышал по радио. Что оно такое значит, «целина», батя и сам сперва не знал. Потом, дня три назад, в нашей газете прочитал, что теперь так зовут все степи наши. Их же не трогали никогда. И они пока кругом целые лежат. Целина, по-научному, значит. А целинники, которых сегодня встречают, будут все степи перепахивать и на этих местах пшеницу сеять. Потом зерно начнут продавать за границу, где сплошной голод после того, как мы фашистов победили. Деньги-то у них есть, у буржуев. Припрятали, видно, перед войной. А хлеб выращивать не умеют они. Тут мы им – бац! – продаём много пшеницы со всех наших степей и себе оставляем, сколько нам надо. А на денежки буржуйские будем заканчивать строительство коммунизма. Вот так конкретно вчера батя мой сказал. Короче, шустрее надо бежать. Встретим, флажками помашем! На вокзале всем флажки выдадут. Давно у нас такого события не было!

– Вообще никогда не было, – сказал я. – А в восемь часов мы в школе должны сидеть. Умными прикидываться. И вообще, кто из наших там уже был и всё сам видел? Грузовики, бочки с пивом, оркестр, флажки?

– Жердёвский брат Женька лично вчера Жердю сказал, как и что будет! – Нос чуть не задохнулся от моего недоверия. – Женька студент, как-никак. А всех студентов городских туда сгоняют изображать радость встречи. Как будто сто лет ждали этих целинников! Всем в половине седьмого бумажные цветы выдали в институте и в училищах, и в разных других организациях. Флаги разных республик раздали вчера. А на кумаче длинном с палками на концах написали художники всякие ласковые слова. Мол, Родина гордится ими, целинниками. И всё такое в том же духе. Вовка там уже, на вокзале. И Жердь, сволочь, без нас с ним убёг.

– Пропустим день в школе, ничего, – Жук с довольной рожей похлопал в ладоши. – Один день ума много не прибавит. Наверстаем.

– Да ты хоть десять лет там без перемен по две смены просиди – хрен вообще поумнеешь, – я мысленно уже согласился в школу сегодня не ходить. – Ты вон даже единственный букварь потерял. Зимой с горки кто на нём катался?

– Забыл я его на горке, а не потерял.– Жук нахмурился. – Я после седьмого класса в ремеслуху пойду. На электромонтёра учиться. И мне этот букварь – как зайцу стоп-сигнал нужен. Я и так вроде прилично разговариваю.

– Ну да! – влез с правильной мыслью Нос. – Ты можешь больше вообще не учиться. Электромонтёр, он же просто провода соединяет. Один раз покажут и хватит тебе. Во второй класс вообще не ходи. Через месяц первый закончим и ты ходи прямиком в ремесленное училище. Побожись, что жить больше не можешь без профессии электромонтёра. И пригрози им, что с заводской трубы сиганёшь, если откажутся тебя учить. Возьмут сразу. Кому охота сидеть из-за тебя, дурака.

– Дурак как раз ты, Нос, – Жук пошел на крыльцо и там затих. Нас ждал.

– Слушай, Нос, а ведь это правда в первый раз столько народу собирают, – до меня вдруг дошло, что сейчас на вокзале событие шибко уж необыкновенное произойдёт. – Студентов всех сгоняют. Старшеклассников тоже наверняка. Работяг с фабрик и заводов запросто выдернут. Ничего ж не стрясётся, если