Лейтенант Хорнблауэр. Рука судьбы - Сесил Скотт Форестер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Второй абзац предписывал Хорнблауэру выполнить в Кадисе приказы, полученные от главнокомандующего. Третий, и последний, указывал место встречи, широту, долготу, пеленг и расстояние от мыса Сан-Висенти и требовал «отбыть со всей возможной поспешностью сразу по выполнении своих приказов в Кадисе».
Хорнблауэр перечел без необходимости первый абзац. Там было слово «незамедлительно».
— Мистер Буш, поставьте все обычные паруса. Мистер Проуз! Курс, чтобы обогнуть Финистерре, побыстрее, пожалуйста. Мистер Форман, сигнальте коммодору: «Отчаянный» — «Неустанному». «Прошу разрешения отбыть».
Хорнблауэр успел всего один раз пройтись взад и вперед по шканцам, как пришел ответ:
— «Коммодор» — «Отчаянному». «Утвердительный».
— Спасибо, мистер Форман. Руль на ветер, мистер Буш. Курс зюйд-вест-тень-зюйд.
— Зюйд-вест-тень-зюйд. Есть, сэр.
«Отчаянный» повернулся. Паруса наполнились ветром. Корабль быстро набирал скорость. Вернулся запыхавшийся Проуз:
— Курс зюйд-вест-тень-вест, сэр.
— Спасибо, мистер Проуз.
Ветер был чуть позади траверза. «Отчаянный» вспенивал морскую волну, матросы у брасов обливались потом, разворачивая реи под углом, который удовлетворил бы взыскательный взгляд Буша.
— Поставьте бом-брамсели, мистер Буш. И я попрошу вас любезно выстрелить лисель-спирты.
— Есть, сэр.
«Отчаянный» накренился под ветром, не безвольно, а так, как гнется под нажимом хорошая сталь. С подветренной стороны лежала в дрейфе эскадра линейных кораблей, и «Отчаянный», поприветствовав их, промчался мимо. Хорнблауэр догадывался, как завидуют их матросы несущемуся навстречу приключениям лихому шлюпу. Но ведь они не мотались полтора года меж скал и мелей Ируаза.
— Поставить лисели, сэр? — спросил Буш.
— Да, пожалуй, мистер Буш. Мистер Янг, что у вас на лаге?
— Девять, сэр. Даже чуть больше — девять с четвертью.
Девять узлов, и это еще без лиселей. После многомесячной несвободы это было чудесно, это пьянило.
— Старичок еще не разучился бегать, сэр.
Буш улыбался во весь рот, преисполненный тех же чувств, — а ведь Буш еще не знал, что они отправляются за восемью миллионами талеров. Нет — и в этот миг вся радость улетучилась. Хорнблауэр рухнул с высоты в бездну, как человек, сорвавшийся с грот-бом-брам-рея. Он совершенно забыл про Доути. Слово «незамедлительно» в приказе Мура продлило Доути жизнь. Капитанов, чтобы составить трибунал, было предостаточно, да и главнокомандующий, чтобы скрепить приговор, под рукой. Доути осудили бы менее чем за час. Сейчас он, возможно, был бы уже мертв, самое позднее — завтра утром. Капитаны Ла-Маншского флота не пощадили бы бунтовщика.
Теперь придется разбираться самому. Спешить некуда — не надо искоренять заговор. Хорнблауэру не придется пользоваться своим правом повесить Доути. Но он представлял себе ужасное состояние Доути в кандалах и чувства команды, знающей, что на корабле — человек, обреченный виселице. Это выбьет всех из колеи. И Хорнблауэра больше других — кроме, может быть, Доути. Хорнблауэру стало нехорошо при мысли, что Доути повесят. Он понял, как сильно к нему привязался. Он был глубоко признателен Доути за преданность и заботы. Доути приобрел не меньший опыт в умении создавать капитану уют, чем иные просмоленные морские волки в изготовлении длинных сплесней.
Хорнблауэр старался побороть отчаяние. В тысячный раз говорил он себе, что королевская служба, как женщина-вампир, столь же ненавистна, сколь и притягательна. Он не знал, что ему делать. Но прежде надо больше разузнать о случившемся.
— Мистер Буш, не будете ли вы так добры приказать старшине судовой полиции, чтобы он привел Доути в мою каюту?
— Есть, сэр.
Лязг железа — вот что возвестило о приходе Доути. На запястьях у него были наручники.
— Очень хорошо, старшина судовой полиции. Вы можете подождать за дверью.
Голубые глаза Доути смотрели прямо на Хорнблауэра.
— Ну?
— Мне очень жаль, сэр. Мне очень жаль, что я вас подвел.
— Какого дьявола вы это сделали?
Как Хорнблауэр догадывался, неприязнь между Доути и Мэйном существовала уже давно. Мэйн приказывал Доути делать особенно грязную работу именно тогда, когда Доути хотел сохранить руки чистыми, чтобы подать капитану обед. Возражения Доути стали для Мэйна поводом пустить в ход линек.
— Я… я не смог снести удара, сэр. Думаю, я слишком долго был с джентльменами.
Джентльмен может смыть удар только кровью; простолюдин обязан сносить безропотно. Хорнблауэр — капитан корабля, власть его практически безгранична. Он может приказать Мэйну, чтобы тот заткнулся, чтобы с Доути сняли наручники и забыли весь этот инцидент. Забыли? Чтобы команда думала, будто можно безнаказанно бить унтер-офицера? Что у капитана есть любимчики?
— Ко всем чертям! — заорал Хорнблауэр и стукнул кулаком по столу.
— Я могу поучить кого-нибудь себе на замену, сэр, — сказал Доути, — пока… пока…
Даже Доути не мог произнести этих слов.
— Нет! Нет! Нет!
Абсолютно невозможно позволить Доути расхаживать по кораблю, возбуждая нездоровое любопытство.
— Вы можете попробовать Бэйли, сэр, кают-компанейского вестового. Он вроде потолковей других.
— Да.
Прежняя доброжелательная услужливость Доути не облегчала дело. И тут мелькнул проблеск надежды, слабый намек на возможность выбрать наименьшее из зол. Сейчас они более чем в трехстах лигах от Кадиса, но ветер попутный.
— Вы будете ждать суда. Старшина судовой полиции! Уведите его. Вам нет необходимости держать его в наручниках, и я распоряжусь касательно прогулок.
— До свидания, сэр.
Ужасно было смотреть, как Доути сохраняет бесстрастный вид образцового слуги, и знать, что за видом этим скрывается смертельный страх. Надо забыть. Надо подняться на палубу «Отчаянного», мчащего под всеми парусами, словно чистокровный жеребец с отпущенными наконец-то поводьями. Темную тень забыть невозможно, но она по крайности просветлеет под синим небом с бегущими белыми облачками, от радужных брызг, летящих из-под носа «Отчаянного» в то время, как он несется через Бискайский залив навстречу цели, тем более увлекательной для его команды, что она ей неведома.
Отвлекали — раздражали и тем отвлекали — неумелые заботы Бэйли, переведенного из кают-компании. Приятно было выйти в точности к мысу Ортегаль и лететь вдоль бискайского побережья. Хорнблауэр увидел Феррольский залив, где долгие месяцы томился в плену. Он тщетно пытался разглядеть Чертовы Зубы, где заслужил себе свободу. Потом достигли самой западной точки Европы, и Хорнблауэр задал новый курс (ветер, вот чудо, продолжал помогать), и они в бейдевинд обогнули мыс Рока.
Потом наступила ночь, когда ветер сменился на противоположный, и Хорнблауэра раз десять поднимали с постели. Он, к крайней своей досаде, вынужден был класть «Отчаянного» на левый галс и удаляться от берега, в сторону, противоположную намеченной цели. Но вот наступил удивительный рассвет, ветер задул с юго-запада легкими порывами, потом сменился сильным западным бризом. Поставили лисели. «Отчаянный» двинулся к югу, и в полдень мыс Рока уже едва различался с подветренной стороны.
В
