Всю жизнь я верил только в электричество - Станислав Борисович Малозёмов

Я взял четыре яблока. Три в сумку вошли под самую завязку. А одно я завернул в газету, которую дала продавщица, и сунул в авоську. Больше нести было не в чем. Я заплатил за четыре килограммовых, по-моему, яблока рубль всего. Ребята повторили мой вариант. Я закинул сумку за спину и выдохнул. Самый желанный дома и дорогой необычностью своей подарок был взят и начал готовиться вместе с нами к отлёту.

Тяжесть в пять килограммов для спортсмена была пустяковой и мы бегом, крикнув прощальное «спасибо» продавщице, рванули не вверх, откуда пришли. Побежали мимо пивной и шашлычной вниз, на улицу с рельсами. Трамваев пока не было, и мы побежали за угол, мимо тех двух пивных, между которыми стоял туалет. Добежали до парка, где стояла бывшая центральная церковь, а сегодня краеведческий музей, потом срезали угол и между соснами корабельными, прямыми как огромные спички, выскочили на другую улицу с рельсами. Перебежали через них внутрь жилого квартала и через десять минут хода галопом уже стояли возле своей гостиницы.

Больше ничего интересного с нами уже не происходило.

Собрались, дождались автобуса спорткомитетовского, проверили – не забыли ли чего, да и поехали по красивым, умытым поливалками, украшенным нескончаемыми деревьями и цветами улицам в аэропорт. Зарегистрировались, а перед тем как нас позвали на посадку в наш ИЛ-18, вышли на площадь перед аэропортом. Уже приближалось поближе к западному горизонту солнце, над нами глубоко дышало голубое как мечта небо, а по нему бегом бежала в нашу сторону крупная светлая туча, похожая издали на простое облако. Но когда она пролетала мимо нас, то обронила на землю тёплый от солнца июльский слепой дождь. Под ним было приятно, даже радостно стоять и разглядывать выплывшую из ниоткуда большую цветастую радугу, яркую, как счастливая жизнь. Мне захотелось как там, возле фонтанов, подпрыгнуть и дотронуться до неё рукой. И было жаль только, что она слишком высоко.

– Сюда прилетели, нас встретила радуга, – вспомнил тренер и улыбнулся. – Улетаем, она нас и провожает. Это хорошая примета. Значит, ещё не в последний раз мы в Алма-Ате.

И был он, как всегда, прав.

Через три часа тридцать минут я уже бежал по Кустанаю домой. С диковинными яблоками в сумке и авоське. И с трепетом в душе, которая так чувственно откликалась на встречу с родным и любимым городом.

                    Глава тридцать восьмая

Начал я эту повесть с пересказанного мне позже бабушкой главного события марта 1953 года, точнее – дня смерти Вождя и Отца народов. Мне было почти четыре года тогда и, оказывается, я вместе со всем скорбящим и частично обрадованным населением Кустаная был в той серой утренней толпе, когда Левитан изо всех больших городских громкоговорителей рассказывал почти весь день эту переломную для жизни СССР весть огромным массам людей, вышедших слушать печальное известие на улицы и площади, хотя дома радиоприёмники были у всех. Сам я запомнил только то, что я шел вперед к динамику через толпу, но не знал, что бабушка идет сзади на шаг. Помню и слёзы, и матюги, и тихие разговоры о том, что теперь неизвестно как жить вообще. И ухмылки помню ехидные. Вот зацепила это всё детская память, но почему – не понятно мне и сейчас. Чего я мог тогда понимать про СССР, Сталина, про трагедию для одних и про радостную весточку для других? Да ничего. Но очень уж живописная картинка, кадр, запечатлившийся тогда в моём неразумном ещё мозге, оставил глубокую борозду на память о той эпохе.

Вот и завершить повесть о том замечательном времени, не только моём детском, но и о прекрасном времени для страны нашей, полном счастья от Победы, от ожидания светлого будущего, от надёжности жизни и веры в мощь огромного Союза Советских Социалистических республик, я хочу событием самым громким после смерти великого и ужасного Гения и Злодея. Этим событием, растянувшимся на десятилетия и давшем стране столько же радостей, столько и горестей, стало освоение Целины. Нетронутых, негодных к использованию в хозяйстве сельском земель. Фантастически громадных казахстанских территорий, безлюдных до приезда сотен тысяч будущих покорителей неприступной, как целомудренная девушка, земли.

Клич народу бросил новый, смешной на первый взгляд Вождь, Хрущёв Никита Сергеевич. Вроде бы аж в 1954 году. Ему и бригаде его, обновлённой от сталинских приближенных, срочно требовалось грандиозное мирное событие, которое могло как хлыстом перешибить прошлые реформы Отца народов и вытолкнуть Никиту Сергеевича в глазах строителей коммунизма на высоту такую, выше которой только Господь Бог сидит. Переплюнуть прежние сталинские чудеса предполагалось всем возможным: масштабом, значением, массовостью, праздничным привкусом, чётко обозначенным уникальным результатом по выращиванию самого большого в мире урожая лучших сортов хлеба и кукурузы.

Я не помню самых первых целинников, как-то не очень заметно появившихся в кустанайских степях. В 1954 и 1956 годах они без помпезности разъехались по дальним районам нашим и стали распахивать те земли, которые никто не трогал веками. Для начала их и прислали не так уж и много. Чуть больше шести тысяч. На пробу. Получится-не получится задуманное?

Я был тогда слишком маленьким и про начало покорения Целины, ясное дело, не знал ничего. Отец ездил по колхозам и новым целинным совхозам корреспондентом от областной газеты, писал оптимистические статьи, которых требовала редакция, а от редакции ждал обком партии. Но дома он ругал всё почти, что происходило на целине и называл это всесоюзное героическое начинание глупостью несусветной и началом уничтожения не только кустанайской земли, но и всех остальных полей и степей в других областях, куда Хрущёв десятками тысяч забрасывал людей из РСФСР, Украины, Белоруссии и даже из стран социалистического содружества: Польши, Чехословакии, Венгрии, Болгарии и ещё каких-то государств. Отец об этом рассказал мне в 1967, когда я сам работал на эту же газету, живя почти всё время в командировках. Из семи дней в неделю дома меня не было пять.

В общем, начало эпопеи целинной хоть и стартовало с 1954 года, но до пятьдесят седьмого шума от эпопеи не было вообще. Народу приехало маловато для показа грандиозной массовости, а первые результаты года три подряд выглядели довольно убого. Никто же толком не знал, как именно надо растить хлеб на земле, где солончак, суглинок, где только ковыль растет с удовольствием. Потому и первые потуги подмять под себя неудобицы и переделать их в благородные земли, способные рожать не только колючку «перекати-поле», да ковыль, а твёрдые сорта пшеницы, лучшие и самые ценные, кроме разочарования не приносили ничего.

Об этих годах я