Волшебный корабль - Робин Хобб

Рулевой все старался направлять ее в главный фарватер. Проказница мстительно упиралась, рыская[80] на курсе. «Вот тебе, Кайл Хэвен. Не воображай, будто подчинил меня своей воле…»

— Не знаю даже, что и сказать тебе, — тихо сознался Уинтроу. — Когда я думаю о тебе, мне становится стыдно. Как будто я предал тебя, попытавшись сбежать. Но когда я начинаю размышлять о себе, то чувствую разочарование. Мне ведь почти удалось отвоевать свою жизнь. Мне не хочется тебя покидать. Но и сидеть здесь, как в заточении… — Он покачал головой, потом прислонился спиной к поручням. Он был оборван и грязен, и Торк, приведший его сюда, не снял с него кандалы. Уинтроу говорил через плечо, глядя наверх, на паруса. — Иногда мне кажется, что я разделился на две разные личности, и они стремятся к разным жизненным путям… Нет, скорее не так: без тебя я совершенно другой, чем когда мы вместе. Когда мы вместе, я утрачиваю… что-то. Не знаю даже, как назвать. Наверное, способность быть только собой…

У Проказницы всю кожу закололо от ужаса: он высказал едва ли не слово в слово то же самое, о чем она сама собиралась поведать ему. Они ушла из Джамелии вчера утром, но Торк привел к ней Уинтроу только теперь. И только теперь она увидела, в каком он состоянии. Всего же более ее потрясло ее собственное изображение, исполненное цветной тушью у него на щеке. Теперь в нем нельзя было заподозрить моряка, куда там капитанского сына. Самый обычный раб — и не более… Но при всем том, что ему выпало перенести, внутренне он оставался удивительно спокоен.

— У меня в душе не осталось места чувствам, — заметил он, отвечая на ее невысказанную мысль. — Сквозь тебя я касаюсь всех рабов сразу… Я сам становлюсь ими… Когда я себе это позволяю, то с ума начинаю сходить. Вот и стараюсь отгородиться от этого. Пытаюсь вообще ничего не чувствовать…

— Очень сильные чувства, — негромко согласилась Проказница. — Они слишком страдают. Их страдание переполняет меня, и я не могу отъединиться… — Она помолчала, потом продолжила, запинаясь: — Когда они были на борту… а ты — нет… было совсем плохо. Без тебя… меня куда-то начало уносить, и все расплывалось… Ты — как якорь, который связывает меня с тем, что я есть. Думается, именно поэтому на живом корабле обязательно должен быть кто-нибудь из его семьи…

Уинтроу не отозвался, и ей оставалось лишь надеяться, что он ее слушает.

— Я все время беру от тебя, — сказала она. — Беру и беру, а взамен ничего не даю…

Он едва заметно пошевелился. И ответил до странности ровным голосом:

— Ты не однажды придавала мне сил.

— Но только для того, чтобы удержать при себе. — Она осторожно подбирала слова. — Я даю тебе силу, чтобы удержать тебя при себе. Чтобы мне не потерять уверенность в том, кто же я такая… — И Проказница собрала все свое мужество: — Уинтроу… Чем я была, прежде чем сделаться живым кораблем?

Он переложил кандалы и рассеянно потер намятые лодыжки. Кажется, не понимал всей важности заданного ему вопроса. Он сказал:

— Деревом, я полагаю… Или даже несколькими деревьями — если мы предположим, что диводрево растет так же, как все другие. А почему ты спросила?

— Пока тебя не было, мне почти удалось припомнить… нечто совсем другое. Это было вроде как ветер, дующий в лицо, но сильней, гораздо сильней… Я мчалась так быстро, причем по своей собственной воле… Мне почти удалось вспомнить, как я была… кем-то. Но не Вестритом. И вообще это не имело ничего общего с тем, что я видела в жизни… Это было так страшно! Но… — Тут она снова замолкла, раздумывая, рассказывать ли о том, что ей не хотелось признавать. Но потом решила говорить правду: — Но, кажется, мне понравилось… тогда. А теперь… Это, наверное, то, что люди называют ночными кошмарами… Вот только мы, живые корабли, не спим, а потому мне и проснуться толком не удавалось… Змеи в гавани, Уинтроу… — Теперь она говорила тихо и торопливо, пытаясь втолковать ему все сразу. — В гавани их не видел никто, кроме меня. Теперь никто не оспаривает по крайней мере ту белую, что за мной следует. Но были и другие… множество… в донной грязи порта… Я пыталась рассказать о них Гентри, но он мне посоветовал не обращать внимания. А я не могла, потому что они некоторым образом навевали мне сны, которые… Уинтроу?

Он не ответил. Он, оказывается, задремал, пригревшись на солнышке. Кто бы осудил его за это — после тех-то страданий, что выпали на его долю?…

И все-таки ей сделалось обидно. Ей было необходимо излить душу, иначе, как ей казалось, недолго было и свихнуться. Увы, никто не желал прислушаться к ее словам… Вот и Уинтроу опять был на борту, но одиночество от этого не прекращалось. Проказница подозревала, что он каким-то образом закрывается от нее. И опять она не могла ни осудить его за подобное поведение, ни притвориться, будто ей не обидно. Ее разбирал гнев — но не против кого-то конкретно, а так — вообще. Ее создало семейство Вестритов, оно сделало ее такой, какой она была, оно породило в ней эти нужды. И тем не менее со времени пробуждения она ни дня не провела в обществе радостного, добровольного спутника. А тут еще Кайл по самые трюмные крышки набил ее страданием и горем — и требовал, чтобы она шла по курсу весело и охотно, а сам перестал пускать к ней Уинтроу!.. Это было несправедливо…

Звук торопливых шагов по палубе оборвал течение ее мыслей.

— Уинтроу! — окликнула она мальчика, желая предупредить его: — Твой отец сюда идет!

— Ты так на мель скоро сядешь! — рявкнул Кайл на Комфри, стоявшего у руля. — Не можешь курс удержать?!

Комфри искоса, опасливо на него посмотрел…

— Никак нет, кэп, не могу. Рыскает — и хоть ты что хочешь!

— Не вали на корабль, если справиться не можешь! У всех в этой команде руки крюки, и все на судно кивают! Надоело, в конце концов!

— Так точно, кэп, — вытянулся Комфри. Он смотрел прямо перед собой. Вот он снова двинул штурвалом, пытаясь подправить курс… «Проказница» отреагировала так вяло и медленно, как если бы у нее за кормой тащился плавучий якорь. Да тут еще Кайл заметил в ее кильватерной струе морского змея, всплывшего на поверхность. Гадина, казалось, во все глаза пялилась прямо на него…

Кайл почувствовал, что начинает медленно, но верно приходить в ярость. Еще немного — и он сорвется. В самом деле сорвется! Он был далеко не слабак; что бы ни послала ему судьба — он был готов принять вызов и побороться. Неблагоприятная погода, кляузный груз, любая череда неудач — все это мелочи, неспособные поколебать его душевное равновесие. Но тут было что-то новенькое. Те, кого он тщился облагодетельствовать, показывали открытое неповиновение! «Нет уж, с меня хватит!»

Са свидетель: что касается мальчишки — он пытался. Он честно пытался! Чего еще мог потребовать от него его сын?! Он же весь этот гребаный корабль ему предлагал — только наберись мужества да возьми! Так нет же. Маленькому поганцу понадобилось в Джамелии удрать с борта и заработать себе на рожу наколку раба!

И тогда Кайл на него попросту плюнул. Он доставил его назад — и отдал на милость кораблю. Не это ли Проказница называла своей первейшей жизненной необходимостью? Он и велел вытащить мальчишку на бак, как только гавань осталась далеко позади. Кажется, чего тебе еще надо? Удовлетворись и иди вперед, как положено! А вместо этого хренова посудина еле ползет, переваливаясь с боку на бок и порываясь вообще вылезти за фарватер… Мало того что собственный сын заставил его краснеть со стыда, так еще и корабль этим же занялся?!

А ведь все должно было состояться так просто. Прийти в Джамелию — загрузиться рабами — быстренько добраться в Калсиду — продать их по возможности выгодно. Вернуть семье процветание, а свое имя покрыть честью… Он знал, что хорошо управляет командой и содержит корабль в образцовом порядке. И по всему выходило, что тот у него должен не ходить по морю, а над волнами летать! А Уинтроу следовало быть способным и почтительным сыном и с гордостью думать о том, как когда-нибудь он встанет к штурвалу своего собственного живого корабля. А вместо этого? Вместо этого к четырнадцати годам Уинтроу обзавелся уже двумя рабскими наколками на лице. Причем вторая и большая произошла от его, Кайла, собственной гневной и импульсивной реакции на шуточное предложение Торка… Ах, почему Са не сделал так, чтобы вместо Торка в тот день с ним был Гентри!.. Гентри уговорил бы его не делать подобного. Торк же, напротив, тотчас кинулся выполнять, и теперь Кайл об этом жалел. Если бы можно было все изменить… прожить тот день заново…

Его отвлекло неожиданное движение за правым бортом. Это был все тот же морской змей, разрази его Са! Он струился в воде и наблюдал за ним. Белый змей, окрашенный тошнотворней жабьего брюха, повадившийся следовать за кораблем. Он, казалось, не представлял из себя особой угрозы. Кайл и прежде видел его мельком несколько раз. Старая, разжиревшая тварь… Но команде не нравилось присутствие змея. Не нравилось оно и кораблю. И вот теперь Кайл смотрел на хищное создание с высоты корабельного борта и понимал, что ему оно тоже до крайности не по сердцу. А оно еще и пялилось на него из воды, причем так, как животному вроде бы и не положено. Так смотрит человек, стремящийся прочесть твои мысли…