Нож сновидений - Роберт Джордан

Намене нервно захихикала и отмахнулась. – «Я не хочу ее беспокоить».

«А кроме того», – заметила Мара, тихим голосом. – «Говорят, что она всем дает один и тот же совет».

«Но хороший совет», – Николь подняла руку и стала загибать пальцы. – «Повинуйтесь Айз Седай. Повинуйтесь Принятым. Упорно трудитесь. И трудитесь еще упорнее».

Проскользнув в свою комнату, Эгвейн улыбнулась. Ей не удалось заставить Николь вести себя как следует, пока она была Амерлин на свободе, но, возможно, она справилась, притворяясь послушницей. Замечательно.

Еще одной вещью, которую она могла для них сделать – это успокоить. По началу такое казалось просто невозможным, но порой внутренний интерьер Башни изменялся. Люди терялись, не находя хорошо знакомые комнаты. Встречали женщин, часто одетых в странные наряды старинного покроя, выходящих из стен или исчезающих в них. Порой их платья были похожи на простой кусок ткани, обернутый вокруг тела, или на длинный до лодыжки табард с вышивкой, носимый с широкими штанами, и еще более странные. Свет, как можно ходить в платье, полностью выставив напоказ свою грудь? Эгвейн могла еще обсудить происходящее с Суан в Тел’аран’риод, поэтому она знала, что подобные события являлись признаком наступления Тармон Гай’дон. Это было неприятное известие, но с этим ничего нельзя было поделать. То что было, происходило без чьего-либо участия, словно Ранд не являлся предвестником Последней Битвы. Некоторым Сестрам в Башне должно быть было известно, что это означало, но, занятые своими делами, они не удосужились успокоить послушниц, зареванных от испуга. Этим пришлось заниматься Эгвейн.

«Мир полон странных чудес», – успокаивала она Корайде, светленькую девочку, рыдавшую лицом вниз на ее кровати. Всего годом младше ее, Корайде все равно по существу была еще ребенком, несмотря на то, что провела полтора года в Башне. – «Так почему ты удивляешься, что некоторые из этих чудес появляются в Башне? Где же еще?» – Она никогда не упоминала при послушницах Последнюю Битву. Вряд ли бы это их успокоило.

«Но она же прошла сквозь стену!» – всхлипывала Корайде, подняв лицо. Оно было в красных пятнах, щеки блестели от слез. – «Сквозь стену! И еще никто из нас не смог найти класс, даже Педра, а рассердилась на нас. А Педра никогда не сердилась раньше. Она тоже испуга-а-ала-ась!»

«Держу пари, что при этом Педра не плакала», – Эгвейн присела на краешек кровати, и была рада, что ей удалось не вздрогнуть. Матрацы послушниц не отличались мягкостью. – «Мертвые не могут причинить вреда живым, Корайде. Они не могут до нас дотронутся. Они нас даже не видят. Кроме того, когда-то они были послушницами или служанками в Башне. Это их дом, также как и наш с тобой. А что до меняющихся комнат и коридоров, просто помни, что Башня сама по себе место, где случаются чудеса. Помни, и ты перестанешь бояться».

Даже для нее самой это было сомнительным утешением, но Корайде вытерла глаза и поклялась, что не станет впредь бояться. К сожалению, было еще сто и две таких же послушницы как она, и не всех удавалось успокоить так просто. Все это выводило Эгвейн из себя, и она сердилась за подобное поведение на Сестер еще больше, чем раньше.

Не все ее дни состояли сплошь из уроков, наказаний и успокоения послушниц, хотя наказания на самом деле занимали большую часть каждого дня. Сильвиана была права, сомневаясь на тот счет, что у нее будет много свободного времени. Послушниц всегда отправляли на хозяйственные работы. И это происходило довольно часто, несмотря на то, что Башню обслуживала целая армия слуг и служанок, не считая чернорабочих. Но Башня свято верила, что физический труд помогает воспитанию характера. Другим возможным плюсом было то, что труд позволял загружать послушниц до изнеможения работой, после чего они и думать забывали о мужчинах. Но ее нагружали работой сверх того, что поручали обычным послушницам. Некоторые из этих работ назначались лично Сестрами, которые считали ее беглянкой, другими – Сильвианой, которая надеялась таким образом выбить из нее мысли о «мятеже».

Днем после каждого приема пищи она на кухне чистила грязные котлы крупной солью и жесткой щеткой. Время от времени к ней заглядывала Ларас, но всегда молчала. И ни разу не использовала свою длинную ложку, даже когда Эгвейн прерывалась, чтобы помассировать спину, охая из-за того, что подолгу приходилось сидеть в котле головой вниз. Вместо этого Ларас раздавала тумаки поварятам и помощникам поваров, которые пытались шутить с Эгвейн, как они обычно делали с обычными послушницами, отправленными работать на кухню. Возможно, все было так, как она говорила, раздавая тумаки – что у них будет еще время наиграться, когда они закончат работу, но Эгвейн также заметила, что она не очень торопилась их отогнать, если они щипали какую-нибудь настоящую послушницу или предлагали ей самой кружку с холодной водой, чтобы приложить к затылку. Похоже, у нее в самом деле был кое-какой союзник. Еще бы понять, как его использовать.

Она таскала на коромысле ведрами воду: на кухню, в часть Башни к послушницам, к Сестрам. Носила им в апартаменты еду, подравнивала граблями дорожки в саду, пропалывала сорняки, выполняла поручения Сестер, прислуживала Восседающим, мыла полы, натирала паркет, чистила плитки руками, стоя на коленях и это было только частью списка ее дел. Она никогда не уклонялась от подобной работы, даже частично, потому что не желала чтобы ее называли ленивой. В каком-то смысле, она считала это наказанием самой себе за то, что не сумела должным образом подготовиться к превращению цепи гавани в квейндияр. А подобные наказания нужно переносить с достоинством. С максимально возможным достоинством, учитывая характер работы, вроде отскабливания плиток пола.

Кроме того, посещение части Принятых позволило ей увидеть поближе, как они к ней относятся. В Башне их было тридцать одна, но часть из них всегда была занята – или учила послушниц, или брала собственные уроки, поэтому редко когда можно было встретить больше десятка или дюжины одновременно у себя в комнатах на всех девяти ярусах, колодцем окружавших симпатичный садик. Но слух о ее приходе быстро распространялся среди присутствующих, и она не испытывала недостатка в зрителях. Сперва некоторые пытались сокрушить ее распоряжениями, особенно Майр, пухленькая голубоглазая арафелка, и Эссейл, худенькая светловолосая тарабонка с карими глазами. Когда она прибыла в Башню, они уже были послушницами, и ревновали к ее быстрому возвышению. Каждое второе их поручение сводилось либо к «принеси то», либо «отнеси это туда». Для всех она была сложной «послушницей», причинявшей неприятности, «послушницей», возомнившей себя Престол Амерлин. Она безропотно носила ведра с водой, пока не заболела спина, но отказывалась выполнять их приказы. За что, конечно, заработала дополнительные посещения кабинета Наставницы Послушниц. Поскольку целые дни, проведенные в ее кабинете, не показали никакого эффекта, то поток приказов сперва истончился, а потом прекратился вовсе. Даже Эссейл и Майр ничего плохого не хотели, просто думали, что должны вести себя подобным образом в сложившихся обстоятельствах, и теперь уже недоумевали, что же с ней делать дальше.