Проклятие Деш-Тира - Дженни Вурц

— Я вообще не видел, чтобы он охотился на каких-нибудь зверей.

Дакар наклонился, почувствовав камешек, попавший в сапог. Тропа сделала крутой поворот, который пришлось одолевать не спеша, буквально вдавливая ягодицы в спасительную скалу. При этом объемистый, натруженный пивом живот Дакара выдавался над пропастью.

— Асандир просто устраивается в кустах и ждет. Рано или поздно появляется олень, подходит и падает замертво.

— Это не совсем так, — сердито поправил его Харадмон. — Асандир дает понять оленю, что нуждается в мясе, и спрашивает. У оленя есть свобода выбора. Если же его судьба и потребности людей совпадают, он умирает. Но лишь в этом случае.

— Только не говори мне, что Лизаэр согласился добровольно,— возмутился Дакар.

Тропа опять сделала зигзаг. На каменистой, покрытой инеем почве росли только бурые и черные лишайники. Голос Харадмона донесся откуда-то спереди:

— Нет, твой драгоценный принц уступил обстоятельствам, но сделал это сообразно врожденным свойствам своего характера. Содружество не предлагало ему ничего такого, что шло бы вразрез с его собственной волей и намерениями.

Дальше тропа становилась настолько опасной, что Дакару пришлось встать на четвереньки. Камешки, вылетавшие из-под него, подпрыгивали и падали вниз, на самое дно пропасти, где лежала Рокфальская долина.

— Ты не можешь этого утверждать... Сущности Деш-Тира... они же должны подчиняться Закону Всеобщего Равновесия, — сказал Дакар, обливаясь потом и хватая ртом воздух.

— Не будь в Лизаэре изъяна, никакая сущность не смогла бы в нем укорениться, — возразил Харадмон.

Лямки мешка больно врезались Дакару в плечи. Кожа на пятках была содрана в кровь. То, что творилось у пророка в душе, своей болезненностью очень напоминало содранные пятки.

— Но ведь Сетвир признавал, что Илессида подвело врожденное стремление к справедливости. Если бы Лизаэр не пытался добиться безупречной справедливости, сущностям было бы не за что в нем зацепиться.

— В таком случае у нашего Содружества есть богатая пища для размышлений, — с холодной невозмутимостью ответил Харадмон.

«Он просто увиливает», — в отчаянии подумал Дакар.

— Подавитесь вы вашей пищей! — закричал он, не задумываясь о последствиях. — Почему вы толкнули Лизаэра на все это, зная, что у него нет защиты?

Порывы холодного ветра, отражающие недовольство Харадмона, вдруг сменились зловещей тишиной. Даже природные ветры не осмеливались прорвать невидимый круг, очерченный им.

— А потому, — наконец соизволил ответить маг, — что даже Эт-создатель не стремился к непременному совершенству всех своих творений, когда создавал их из пустоты. Нам позволено делать ошибки, и за сию милость, мой друг, тебе следовало бы в знак благодарности ежедневно целовать землю.

Дакар сейчас был здорово похож на потревоженного медведя. Он сидел на корточках, чувствуя, как зад у него промок от инея и начал мерзнуть. Но желание продолжать спор не оставляло его. Увы, Харадмон лишил его такой возможности.

— Ты бы лучше поменьше думал о судьбе Лизаэра, а побольше о своей. Тебе, наверное, и невдомек, что скала, к которой ты привалился, — не самое удачное место для гневных обличений. Она шатается и при известных усилиях может загреметь вниз вместе с тобой.

Безумный Пророк грязно выругался. Отирая пот, застилавший глаза, он оторвался от скалы, прополз вперед и осторожно глянул вниз.

Их догонял Асандир. Он двигался легко и с таким изяществом, словно шел по равнине, а не по горной тропе, граничащей с отвесным склоном высотой почти в полторы тысячи футов. Седые волосы, серый плащ под цвет волос. На обеих руках были браслеты-талисманы, серебрившиеся вязью письмен. Казалось, он весь состоял из серебра.

— Куда это ты скрылся на все утро? — крикнул Дакар. — Я приготовил завтрак, а ты ушел и слова не сказал. Я так и не знал, чем мне заниматься.

Асандир остановился и поднял голову. Его губы не дрогнули. Посмотрев на Дакара, маг язвительно произнес:

— Почему же? Ты, кажется, подыскал себе занятие. Только не самое разумное. Глупо бросать сосуд с Деш-Тиром в первую подвернувшуюся пропасть.

— Ах, демоны, — простонал Дакар. — Слова нельзя вымолвить без того, чтобы ты не услышал.

Вцепившись в утес, он поднялся на ноги.

— Сетвир тоже слышал твои разглагольствования.

Приблизившись, Асандир потянулся к лямкам мешка.

Безумный Пророк с готовностью освободился от ноши. Асандир развязал мешок и проверил, в порядке ли каменный сосуд.

Вдохновленный долгожданным облегчением, Дакар предпринял новую попытку добиться от учителя ответа.

— И все-таки что ты делал все это время? — полуобернувшись, спросил он.

Асандир подтянул лямки мешка, приспосабливая их под свою худощавую фигуру.

— Ну и узлы ты тут понавязал. Кто тебя им научил?

— Я не матрос, чтобы уметь вязать узлы на все случаи жизни, — огрызнулся Дакар.

«Почему-то эти маги считают вполне допустимым взваливать на меня любые поручения, как взвалили этот мешок», — с досадой подумал Безумный Пророк. Он завистливо смотрел, как после заклинания, произнесенного Асандиром, хитросплетение его узлов начало само собой развязываться.

— Как ты это сделал?

Серебристо-серые глаза вспыхнули, полоснув по Дакару.

— На какой из вопросов ты хочешь получить ответ?

— На оба, — не задумываясь выпалил Дакар. Однако настроение Асандира после событий в Итарре было далеко не радужным, и он менее, чем раньше, был склонен удовлетворять пустое любопытство своего ученика.

— Если гора, подобная этой, вот уже две эпохи подряд служит местом заточения, обыкновенное благоразумие требует проверить и убедиться, желает ли она принять нового узника, которого мы собираемся поместить в ее недра.

— А чем можно подкупить гору? — насмешливо спросил Дакар. — Как ты ее уговоришь и впредь оставаться хранилищем человеческого дерьма?

Асандир сурово поглядел на него.

— Камни переживут все наши деяния. Необыкновенное долголетие научило их ценить вежливость, чему тебе не мешало бы у них поучиться.

— Можешь просить позволения у камней, у деревьев, — ответил глухой к намекам Дакар. — Если мы не свернем здесь шею и я доберусь до какой-нибудь красотки, то получу от нее желаемое без всякий позволений.

Глаза Асандира, смотревшие на Безумного Пророка, не сулили последнему ничего хорошего. Дакару не оставалось ничего иного, как повернуться и продолжить многотрудный путь наверх. Камни как-то особенно больно ударяли ему по коленям, и Дакар мысленно пообещал себе ограничить собственное любопытство заклинаниями, помогающими развязывать узлы. И тогда, если ийяты вновь облюбуют его сапоги, ему не придется резать шнурки.