История розги - Джеймс Бертрам

Рахиль была брюнетка, довольно полная, двадцати пяти лет; она превосходно говорила на парижском жаргоне.

Титина имела чудные волосы и, несмотря на фартук, по наружному виду очень походила на воспитанную барышню; ей было тридцать лет; в семнадцать лет она попала на содержание к комиссионеру по продаже кофе в Гавре.

Все три прислуги бара жили между собою очень дружно; хозяйка бара была очаровательная женщина, воспитанная в строгих принципах и нравах.

Спешу оговориться, что описания наружности и некоторых других подробностей нет в официальном дознании, и они были доставлены специальным корреспондентом вышеупомянутой парижской газеты. Ими я также воспользуюсь.

Английский бар ничем не отличался от целого ряда других, которых так много на улицах и переулках, перпендикулярных набережной.

Он был, впрочем, одним из самых лучших по этой улице… В нем собирались моряки с коммерческих пароходов, заходили в него также светские молодые люди во время обхода подобных кабачков.

Зало было маленькое, без воздуха. За конторкой, в дубовой раме, висел портрет нашего короля Эдуарда, рядом с пестрой рекламой виски. Еще было два этажа. Комнаты в них были удивительно бедные.

В долгие часы между завтраком и обедом хозяйка принимала своих поклонников — людей по преимуществу женатых. Впрочем, тут только флиртовали.

Три прислуги шили, вязали и болтали между собою.

Аня говорила: «Я жду Джека; он вернется на «Робинзоне». Если груз будет велик, то он останется на неделю… Он купит мне корсаж. Я видела чудесный в «Галереях».

Послеполуденное время проходило довольно спокойно до вечера. Заходило несколько стрелков с болтающимися саблями или молодых людей без занятий.

Настоящая суматоха поднималась не раньше восьми часов вечера, когда на судах кончались работы и толпы пьяных моряков всевозможных национальностей наводняли прибрежные улицы, распевая во всю глотку песни.

Бар начинал наполняться. Тут были матросы-англичане, матросы-американцы и т. д. Все это пело, кричало и хохотало, прежде чем вступить в драку. Матросы входили, толкали прислуживающих девушек, позволяли с ними разные вольности руками. В это время в баре граммофон играл без перерыва, наполняя зало звуками сентиментальных арий.

Ежедневно по вечерам происходили подобные сцены.

Иногда трем прислугам приходилось в течение ночи подниматься в комнаты верхних этажей раз по пяти. Но эти жертвы на алтарь любви, по условиям ремесла, нисколько не грязнили их сердца, так как каждая из них с нетерпением ждала своего возлюбленного.

Обожателя Рахили звали Анри; за какое-то нарушение воинской дисциплины его отправили на два года в африканский легкий пехотный полк. Его прозвали «Весельчак»; он не скрывал, что подобное прозвище доставляло ему большое удовольствие.

Однажды утром Рахиль получила от него открытку, в которой он писал, что в конце недели должен вернуться в Гавр.

Рахиль пришла в неописуемый восторг, который не думала скрывать от своих товарок, чем возбудила сильную зависть к себе у Ани и Титины.

В это время прибыл в Гавр миноносец. Матросы были отпущены на берег, один из них, Л. С., отправился в английский бар и, открыв дверь, закричал: «У вас тут есть какая-то Рахиль?»

— Это я.

Тогда матрос рассказал ей, что он видел ее обожателя, что тот путается чуть не со всеми девочками Дюнкирхена и стал посмешищем всего города и т. п.

Рахиль со вниманием слушала рассказ матроса, и волнение, вызванное им, довольно ясно выражалось на ее хорошеньком, плутоватом личике.

— Ах, бродяга, скотина!… Правы те, кто не верят мужчинам… Пусть он делает, что хочет, напрасно он воображает, что я буду страдать из-за него… А я-то, дура, чинила ему рубашки, в которых не было живого места!..

Она продолжала громко выражать свое негодование, прибавляя разные угрозы по адресу своего неверного обожателя… Эти выкрикивания являлись настоящим скандалом, так что хозяйка попросила ее замолчать.

Она немедленно успокоилась и подошла к матросу, который вынул из кармана пакет дешевых бельгийских папирос. Он предложил их Рахили, та взяла, Титина тоже протянула руку, а Аня отказалась…

Моряк пил тонкие ликеры и предложил Рахили кюмеля.

Та выпила и стала особенно нежной с ним. Она закричала хозяйке, заводившей граммофон: «Номер восьмой, хозяйка!»

Затем они поднялись с моряком в комнату верхнего этажа, она провела с ним всю ночь и была ласкова без всякого скупердяйства.

Матросик заходил впоследствии несколько раз и провел не одну ночь в английском баре.

Он наслаждался своим счастьем вполне спокойно, зная, что «Весельчак» задержался в Дюнкирхене. Разумеется, тот не давал ему никаких поручений к Рахили, и все, что он рассказал, было им выдумано от первого до последнего слова.

Молодые люди познакомились во время переезда вместе из Африки. Обожатель Рахили был немного болтлив на язык и рассказал своему новому другу про свою любовь к ней вполне откровенно, не скрыв от него никаких подробностей.

Вот тогда-то и явилась у матроса мысль сочинить басню и воспользоваться раздражением Рахили и желанием ее отомстить…

Однажды ночью, около пяти часов, когда Рахиль спала со своим новым обожателем, раздался громкий стук в дверь бара.

Хозяйка встала с кровати и незаметно посмотрела в окно, кто стучит. Тотчас же она вскочила, как угорелая, с кровати, поднялась наверх в комнату Рахили и разбудила ее:

— Рахиль! Это… твой Весельчак… Открывать ему или нет?

— Ах, Боже мой, какое несчастье! Вставай скорей и удирай, я знаю его характер, он тебя уложит на месте!

Матросик торопливо стал одеваться.

Между тем в дверь стали раздаваться удары ногой, сопровождаемые бешеными криками:

— А, негодница! Я знаю, — ты с матросом! Передай ему, что я ему переломаю все ребра… Но где же эта скотина? Скажи ему, чтобы он вышел ко мне, если он не презренный трус.

Уже в соседних домах стали открываться окна… Высовывались бледные, испуганные лица.

Хозяйка, хотя у нее душа ушла в пятки, открыла окно и, приняв вид обиженной дамы из буржуазии, закричала:

— Рахили нет здесь, сегодня вечером она ушла… Напрасно вы шумите!

— Где же она?

— Она ушла только сегодня, и завтра вернется, ступайте домой и спите спокойно.

Весельчак постоял несколько секунд в раздумье, потом пробурчал что-то себе под нос и исчез по направлению к другому бару, хозяйкой которого была хорошенькая Тилли.

На другой день в два часа Анри по прозванию Весельчак, одетый в полную парадную форму, торжественно вступил в английский бар.