Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 2 - Татьяна Юрьевна Степанова

крови на стенах и на полу. – Она бежала, кричала, а за ней гнались. Сколько примерно ударов ей нанесли?

– Около десяти ударов тупым тяжелым предметом. Маньяк в музее? Среди этих музейных божьих коровок?

– Я просто озвучила третью версию, Алексей Петрович.

– Маловероятно. Но это тоже версия. Ладно, а теперь начистоту.

– Давно пора, – сказала Катя и сама поразилась – как это она вот так разговаривает с генералом, начальником МУРа!

– Вы ведь тоже под подозрением, коллега. Вы и эта ваша подруга-фотограф. Ее как раз допрашивают. Кровь на одежде – это очень нехороший знак. Нас, сыщиков этот знак всегда настораживает. Я с вами откровенен – вы уже в числе моих подозреваемых.

– Я понимаю.

– Но я на всем этом до поры до времени не зацикливаюсь. Умный сметливый подозреваемый тоже ведь может послужить делу расследования, внести свою лепту.

– Это как же?

– А вы подумайте, вы умная и толковая. По прошлым-то нашим делам – сколько энергии, сколько рвения, я ведь помню.

– Давайте уж совсем начистоту, Алексей Петрович.

– Мне тут нужен сотрудник внутри.

– В музее?

– Именно.

– Но я…

– К счастью, у вас хватило ума не информировать их тут, кто вы на самом деле и откуда. Мне нужен здесь внедренный сотрудник, агент для работы.

Катя вспомнила, как Гущин иногда ворчал: МУР без агентуры ни одного преступления не способен раскрыть. И Катя решила это проверить сейчас:

– Зачем вам внедренный сотрудник, есть же более эффективные методы.

– Какие, например?

– Ну, например, прослушка всех разговоров по мобильным телефонам.

– Нет, тут люди к большим ценностям приставлены. И умеют эти ценности хранить, собирать, приумножать. И не болтать о том, что в запасниках лежит. Ученые, искусствоведы. Эти об убийстве трепаться по телефонам не станут. А вот в кулуарах, конечно, заговорят, станут обсуждать втихомолку. Шутка ли – завалить эксперта Счетной палаты в стенах музея, когда та приехала с большой проверкой.

– Вы хотите, чтобы я работала на вас здесь, в музее? – спросила Катя прямо.

– Да, считайте, что это вроде репортерского задания… вы же в пресс-службе работаете, коллега… так вот репортерское расследование со сливом информации нам, МУРу и без возможности публикации в будущем.

– А что я получу взамен? – спросила Катя.

– Ничего.

– Нет, так дело, Алексей Петрович, не пойдет.

– Ничего, кроме того, что я избавлю вас от скучной и печальной участи подозреваемого в убийстве. От всех этих допросов в кабинете следователя. Ну и так далее.

– Во-первых, с возможностью публикации в будущем, когда дело раскроем. И во-вторых, я без Анфисы тут работать не смогу, – заявила Катя, подумав, как бы и подружку уберечь от «скучной и печальной участи». – Она профессиональный фотограф, и это целиком ее проект к столетию музея. Нам сегодня уже не удастся больше здесь фотографировать – оно и понятно. Но проект-то остается.

– Хорошо, работайте с ней, как с напарником. Так даже лучше.

– Но у меня полно дел в пресс-службе…

– Я договорюсь, позвоню. Ваши статейки там подождут. Вы завтра приедете сюда в музей. Это займет несколько дней, пока обстановка не начнет проясняться. Это теперь будет место вашей работы.

– Я не знаю, согласится ли Анфиса…

Елистратов только хмыкнул.

– Ну хорошо, выбора вы не оставляете. Иначе затаскаете нас по допросам и очным ставкам. Только я должна быть в курсе.

– В курсе чего?

– Вашего расследования, как дела продвигаются. Как же я тут все стану узнавать, вынюхивать, – Катя смотрела на начальника МУРа нагло, с вызовом, – если вы меня втемную держите.

– Узнаете ровно столько, сколько это будет необходимо для дела. И насколько я сочту нужным вас проинформировать.

– Ладно, тогда начнем с допросов. Я хочу знать, что они все, кого вы сейчас допрашиваете по горячим следам, показали на первом допросе.

– Это разумно. Ваша просьба принята. Прошу, – Елистратов открыл перед ней дверь в комнату техников.

Там – никого.

– Часть показаний представим вам в письменном виде. Сейчас как раз начался опрос сотрудников музея, находящихся в здании. С некоторыми я поговорю сам. С вашей подругой и также с гражданкой Шумяковой.

– С кем?

– С Шумяковой Ариной Павловной, смотрительницей, с которой вы вместе труп нашли. Вы раньше с ней встречались?

– Нет. То есть, только сегодня в музее, когда мы снимали в Египетском зале.

– А чего она вдруг ночью поперлась в техническую секцию?

Катя начала объяснять, что когда они пришли во второй раз делать ночные фотоснимки в Египетском зале, там погас свет, и обе смотрительницы решили, что надо звать техников или электриков.

– На ней ведь тоже следы крови, – сказал Елистратов, – на туфлях, на подошвах и на колготках, как мне эксперты доложили. И на рукавах.

– Она нам подниматься помогала в темноте. Наступила в лужу крови, мы там все перепачкались. Она же с нами была.

– Знаете, классический прием убийцы – явиться на место убийства вместе с кем-то или одному и разыграть, что он якобы обнаружил тело. Следы-то могли на одежде остаться – брызги, например, следы ДНК. А так вроде все объяснимо – нашел тело, подумал, что потерпевший еще жив, старался помощь оказать. В результате – перекрытые следы, расследование затруднено.

– Она нам помогала подняться, – повторила Катя, – Все, что вы говорите о попытке сокрыть следы путем перекрытия их, можно отнести и к нам с Анфисой.

– А я этого тоже не исключаю, – хмыкнул Елистратов. – Но допрашивать сейчас буду смотрительницу Шумякову.

– Для чего смотрительнице так зверски убивать аудитора Счетной палаты? – спросила Катя. – Знаете, в Египетском зале работает ее напарница по имени Василиса. Так вот я ее тоже видела раньше, как и эту Дарью Юдину. И в том же самом месте. В Красногорске. В «Приюте любви».

– Где? Название на публичный дом смахивает.

– Это гостиница для кошек.

– Ладно, разберемся. Вы хотите послушать допрос, тогда прошу вас, – и Елистратов, окинув комнату техников ястребиным взором, распахнул шкаф для одежды. – Ничего лучше, увы, коллега, пока предложить не могу. Но спрятаться тут можно. Только постарайтесь не чихать.

Катя онемела от изумления. Как?! Ей?! Прятаться в шкафу?!

Елистратов буквально затолкал ее туда. Катя запуталась в ворохе синих, пропахших ядреным мужским потом спецовок.

– Да я тут задохнусь!

– Я вам оставлю щель, можете наблюдать допрос, слушать и дышать.

– Нет, это невозможно! Выпустите меня отсюда немедленно.

– Хорошо, тогда покиньте помещение. Сейчас приведут Шумякову.

Катя, конечно же, осталась!

В комнату техников вместе с оперативником вошла Арина Павловна Шумякова.

– Присаживайтесь, пожалуйста, Арина Павловна, – маленький Елистратов – сама любезность. – Вы, как я знаю, работаете в музее смотрителем Египетского зала?

Это моя информация, я ему сказала только что, – ревниво подумала Катя в своем шкафу. – Ишь ты! «Как я знаю». Ничего ты пока не знаешь, Елистратов!

– Я смотритель комнаты Мумий и саркофагов, – поправила Арина Павловна. – Это все так ужасно. Долго нас еще тут будут держать?

– Но у вас же