Ближе к истине - Виктор Ротов

«Практическое применение такого документа во многом зависело от исполнителей, — пишет В. Успенский, — от их должности, характера человека, ума, порядочности, наконец национальности. Жуков, к примеру, как и многие другие наши военачальники, расценивал приказ «Ни шагу назад!» с точки зрения усиления боевой стойкости войск. Берия видел другое — необходимость более активно искать виновных, быстрее и жестче карать их, используя прямолинейную, но приносившую видимые результаты тактику: «великий и мудрый решил — верный слуга первым исполнил и доложил». Причем доложил не вообще, но о конкретных фактах. А поскольку в приказе № 227 назван был Южный фронт, Берия сразу сообразил, кого надо «брать за жабры». И не мелкую рыбешку, а командующего фронтом генерала Р. Я. Малиновского и члена Военного Совета дивизионного комиссара И. И. Ларина».

Именно войска генерала Р. Я. Малиновского оставили несколько крупных городов на юге. Чтоб было понятнее происхождение приказа № 227, обратимся к его тексту:

«Часть войск Южного фронта, идя за паникерами, оставила Ростов и Новочеркасск без серьезного сопротивления и без приказа из Москвы, покрыв свои знамена позором». И далее: «Нельзя терпеть дальше, когда командиры… допускают, чтобы несколько паникеров определяли положение на поле боя, чтоб они увлекали в отступление других бойцов и открывали фронт врагу…», «Паникеры и трусы должны истребляться на месте… Ни шагу назад без приказа командования!.. Командиры, отступающие с боевых позиций без приказа свыше, являются предателями Родины. С такими командирами и политработниками и поступать надо как с предателями Родины».

Здесь приведены наиболее жесткие формулировки из приказа, не весь приказ. Настолько жесткие, что каждый воспринимал его в меру своей… трусости. Вот почему военные историки до сих пор недоумевают, почему при явном провале южноозерейского десанта никто не осмелился дать приказ к отступлению. Мало того, людей бросили на произвол судьбы. Если не считать некий упреждающий десант с воздуха в район Глебовки, состоявший исключительно из войск НКВД. Об этом таинственном десанте упоминается невнятно. Но чем дальше мы от тех событий, тем неотвратимее встает вопрос: зачем был сброшен воздушный десант исключительно из войск НКВД перед тем, как направить морской десант в Южную Озерейку? Среди множества ответов на этот каверзный вопрос я бы не исключил и такой: провал южноозерейского десанта был предрешен, людей заведомо посылали на убой. А чтоб никто не просочился живым свидетельством позорного провала, в будущий тыл десанта выбросили энкавэдэшников с деликатной задачей довершить истребление морского десанта.

Их высадилось с моря ни много ни мало, а полторы тысячи и шестнадцать танков. И они развили некоторый успех — заняли‑таки Южную Озерейку, потом Северную Озерейку, вышли на Глебовку. Трое суток дрались, пробиваясь в Новороссийск. И об этом знало наше командование по данным воздушной разведки, — пишет военный историк, участник боев на Малой земле полковник Шиян. Но… десант не только не поддержали, но постарались сделать так, чтоб о нем забыли. Почему? Историкам предстоит ответить на этот вопрос. Ибо «хранители тайны», вольные и невольные, начинают потихоньку открываться. А пока мы можем только предполагать, что трагедия морс

кого десанта в Южной Озерейке не совсем случайна, мягко выражаясь. И умышленно покрыта тайной.

Г. К. Жуков что‑то знал. Не потому ли так старательно обходил молчанием действия некоторых командиров Северо — Кавказского фронта? Особенно Брежнева. И только когда приостановили издание его книги «Воспоминания и размышления», прозрачно намекнув ему, что пока он не дополнит рукопись лояльными воспоминаниями о Брежневе, книга не выйдет в свет, скрепя сердце Жуков сделал это, считая, что пошел на сделку с совестью. И умер с этим грехом на душе.

Спрашивается, почему он так упорно обходил молчанием имя Брежнева? Которого впоследствии вознесли до небес за Малую землю, умалчивая при этом южноозерейскую трагедию.

Вот строчки из книги Г. К. Жукова: «В 18–ю армию генерала К. Н. Леселидзе мы прибыли вместе с наркомом Военно — Морского Флота Н. Г. Кузнецовым, командующим ВВС А. А. Новиковым и работником Генштаба С. М. Штеменко».

Военные историки и писатели дружно недоумевают по поводу несвойственного поведения Жукова во время его пребывания на Южном фронте. Почему‑то он был необычно осторожен и неестественно молчалив. Наверно потому, что в это же время с широчайшими полномочиями здесь пребывал Берия. А еще потому, оказывается, что к нему приставлен был человек Берии. Невероятно, но факт — этим человеком был работник Генштаба

С. М. Штеменко. Вот что известно об этом:

«Втянут был Сергей Матвеевич в те сферы, куда допускались немногие, и вырваться из этих сфер он уже не мог, если бы даже очень захотел. Да он и не старался, используя плюсы своего нового положения — тайного советника и осведомителя Берии по военным вопросам».

И еще:

«Внимательно читал Иосиф Виссарионович автобиографию Сергея Матвеевича, написанную им 30 марта 1948 года. Там действительно было кое‑что интересное. Отвечая на вопрос, где был во время войны, Штеменко с особым нажимом выделил два периода: «Август — сентябрь

1942 г. — Закавказский фронт, выполнял задания Берии, который на месте руководил обороной Закавказья… Март

1943 г. — Северная и Черноморская группа войск, выполнял задания тов. Берии, который в этот период был в этих группах войск…»

Теперь продолжим цитировать Г. К. Жукова:

«Ознакомившись с обстановкой, силами и средствами армии и моряков Черноморского флота, все пришли к выводу о невозможности в то время проводить какие‑либо усиленные мероприятия по расширению новороссийского плацдарма, который именовался тогда в войсках Малой землей.

Действительно, это был плацдарм общей площадью всего лишь 30 квадратных километров. Всех нас тогда беспокоил один вопрос, выдержат ли советские воины испытания, выпавшие на их долю, в неравной борьбе с врагом, который день и ночь наносил воздушные удары и вел артиллерийский обстрел защитников этого плацдарма.

ОБ ЭТОМ И ХОТЕЛИ ПОСОВЕТОВАТЬСЯ С НАЧАЛЬНИКОМ ПОЛИТОТДЕЛА 18–й АРМИИ Л. И. БРЕЖНЕВЫМ, НО ОН КАК РАЗ НАХОДИЛСЯ НА МАЛОЙ ЗЕМЛЕ, ГДЕ ШЛИ ТЯЖЕЛЫЕ БОИ».

Вот та единственная фраза о Брежневе, которую Жукова, можно сказать, заставили написать.

А теперь стоит поразмыслить над этой фразой. Что «зашифровал» Жуков в этой фразе? А вот что.

На Южный фронт приехал заместитель Верховного главнокомандующего! А начальник политуправления армии не соизволил с ним встретиться. Хотя необходимость такая была. Он, видите ли, был занят «тяжелыми боями». Можно подумать, что лично принимал участие в этих самых тяжелых боях. Сидел, как обычно, в своей каменной норе в нескольких десятках метров от моря, где на всех парах стоял быстроходный катер на случай… (Эта «нора» теперь на обозрении на Малой земле. Каждый может поехать и посмотреть). Он мог в любой момент прибыть в Геленджик на КП, чтоб повстречаться с Жуковым. Стоило только захотеть. Но он не захотел. Зато потом ему захотелось быть упомянутым в книге прославленного полководца. Вот ведь как бывает! Бог шельму метит.

В словах Жукова «хотели посоветоваться» больше великодушия, чем правды. Здесь явная натяжка, чтоб приподнять престиж генсека. Это понятно мало — мальски мыслящему человеку.

Царствие небесное Георгию Константиновичу! Он, наверно, и на том свете не простит себе этой фальши. Бог простит, ибо он всевидящий, всезнающий и всепрощающий.

А что касается Леонида Ильича — его этого непонятного игнорирования заместителя Верховного, по сути не

уважения — то причину его этакой «смелости» мы попытаемся объяснить ниже.

Глава 6

Необычную «смелость» Брежнева перед лицом заместителя Верховного можно объяснить только тем, что он тоже, как и Штеменко, был человеком Берии. Ибо за ним водились такие грешки, за которые без суда ставили к стенке в те времена. Такой вот случай с ним приключился: «…Из Николаева, из штаба политуправления Южного фронта звонок за звонком — в полосе вашей армии ПРОПАЛ первый заместитель начальника политуправления фронта полковник Л. И. Брежнев, до войны секретарь Днепропетровского обкома партии».

«…через несколько дней пути, — пишет по этому поводу В. Успенский, — в штаб юго — западного направления, побывал я в Днепропетровске, где формировалась Резервная армия, и там узнал некоторые подробности о Брежневе. При прорыве немцев на Вознесенск Леонид Ильич действительно оказался в самой гуще разбитых, отступающих войск».

«Проскочив на машине между вражескими колоннами и совершенно не представляя, куда продвинулся противник, где искать своих, Брежнев махнул прямиком на восток, в родной город. Беспокойство за семью подгоняло его. Не знаю уж КАК УСПЕЛ, БУДТО НА КРЫЛЬЯХ НЕСЛО, во всяком случае часов через восемь он был уже в Днепропетровске, явился домой в гражданской одежде, без фуражки, со свалявшейся шевелюрой.